Девочка и смерть

Лорейн вдруг почувствовала на своем предплечье теплую ладонь кузена. Тайлер удержал ее, вынуждая остановиться, и распахнул руки в жесте, приглашающем в объятия. Девочка совсем растерялась – она не привыкла к такому и пока толком не понимала, нравятся ли ей объятия или вызывают отвращение. До тети Присциллы, постоянно стремившейся тискать Лорейн, как хорошенького щенка, жизнь девочки не была богата на тактильные контакты. Но не принять утешения было бы грубо, а грубила она сегодня достаточно. Лорейн послушно уткнулась носом брату в плечо, вдыхая все тот же аромат парфюма, которым пропитался и его пиджак. Тайлер обнимал ее очень осторожно и трепетно, отчего девочка страшно засмущалась. Она поторопилась отстраниться и огляделась, чтобы отвлечься от этого нового ощущения. Они стояли на опушке леса и лунный свет, пробивавшийся сквозь прорехи в густых кронах деревьев, делал траву похожей на снег.

– Теперь у тебя есть мы, – заверил Тайлер, – мы станем хорошей семьей.

– Спасибо, – опомнилась Лорейн, и, напустив беззаботности в голос, сказала, – пойдем, я покажу тебе место, куда меня водил отец. Он говорил, что на этой поляне танцуют феи. Правда же чушь, да?

Воспоминания об отце обдали ее легким холодком, словно ветром, пробившимся сквозь толщу земли из подземного царства, куда он когда-то ушел без оглядки.

– Ну почему, – пожал плечами Тайлер, – очень красиво. Он, быть может, был тем еще чудаком, но ему, наверное, было интересно жить.

– Так интересно, что запугал меня до смерти, – фыркнула Лорейн и провела рукой по голове, имея в виду свои волосы, – вот что из-за него случилось. Но тетя сказала, что ее парикмахер может это исправить.

– Нет, не стоит, – сказал кузен, – тебе так идет.

– Если скажешь что-нибудь про снег или лунный свет, я тебя ударю, – рассмеялась девочка, – но это лучше, чем «белая крыска» или «альбиноска».

– Ужасно.

Лорейн не могла понять, что с ней происходит, почему у нее так бешено колотится сердце и потеют ладони. Ее настораживала и собственная, совершенно не свойственная ей, разговорчивость. За последние годы она едва ли хоть раз так долго болтала с кем-то наедине, да и не испытывала в этом особой потребности. Если кто-то из учеников вдруг обращался к ней по какому-то делу, она страшно терялась и путалась в словах. Объятия Тайлера оказали на нее странное действие. Было приятно и волнительно. Но что-то все-таки настораживало Лорейн, вероятно, резкая перемена в его отношении. Она ничего не смыслила в мужчинах, десять лет окруженная только девочками, девушками и женщинами-преподавательницами. Все, что она почерпнула о мужчинах из болтовни старшеклассниц – они опасны. С ними нужно держать ухо востро.

Лорейн притормозила, выискивая взглядом знакомые деревья, и признала, что лес действительно изменился. Но поляна была на своем месте, пусть сильно заросла и теперь была окружена почти непроходимой стеной из молодого кустарника. Подсказку дал круг из грибов – прямо по центру, весь утопленный в лунном сиянии.

– Отец называл это «ведьмин круг», – проговорила Лорейн задумчиво. Ей не хотелось тревожить местную флору, потому она так и топталась на краю полянки. Тайлер тоже не пошел дальше – он расстелил плед на траве и поставил рядом с ним лампу.

– Зачем это?

– Посидим, подождем, может твои феи придут, – с заговорческой улыбкой поведал кузен.

– Хм… ладно, – легко сдалась девочка. Она пристроилась на дальнем конце одеяла, на приличном расстоянии от парня, и все равно сквозь тонкую ткань ощущала холод земли. Мокрые травинки щекотали Лорейн щиколотки. Закрыв глаза, она попыталась перенестись на десять лет назад, вспомнить, как приходила сюда с отцом. Но он никогда не водил ее сюда ночью, оттого посетить это место в темноте было особенно интересно.

– Это не мои феи, – ворчливо напомнила она, – а отца. Он во все это верил, а я нет.

– А во что веришь ты?

– Не знаю, – вздохнула Лорейн, приоткрыв один глаз, чтобы посмотреть на кузена, – я ни во что не верю, наверное. Вера – опасная штука. Для отца все это плохо закончилось…

Она осеклась. Вопрос так и вертелся на языке, но девочке все равно не хватало храбрости его задать, пусть сегодня она и превысила все свои лимиты разговорчивости. Но обстановка подходила. И Тайлер производил впечатление человека, способного наконец-то рассказать ей правду. Дядя Клиффорд всеми силами избегал этой темы, тетя Присцилла едва ли сама что-то знала. Майлз попросту не стал бы слушать Лорейн, а сходу выплюнул бы что-нибудь грубое. А Тайлер.

Ты знаешь, как он умер?

Даже в голове звучало жутковато. И откуда кузену знать? Он и сам тогда был ребенком, не сильно старше Лорейн. Никто не стал бы посвящать его в подробности.

Тайлер тем временем порылся в карманах пиджака и достал предмет, металлическая поверхность которого забликовала в лунном свете. Девочка прищурилась, силясь разглядеть, но все равно не мыслила назначения небольшой прямоугольной коробочки, пока кузен не открыл крышку. Внутри лежали зажигалка и странные на вид сигареты. Одну Тайлер протянул Лорейн, а вторую взял себе.

– Ты же не куришь? – засомневалась она, осматривая бумажный сверток со всех сторон. Запах у него был резким, травянистым и неприятным.

– Это другое, – возразил парень, – серьезно? Никогда этого не делала? У вас там что, правда был монастырь? Попробуй, тебе понравится.

– Ну… другие девочки выбирались в ближайший город и там всякое раздобывали, но… – Лорейн осеклась. Ей не хотелось вдаваться в подробности своей социальной изоляции. Перед Тайлером, таким обходительным, самоуверенным, вероятно, даже талантливым, раз он собирался в колледж, девочка не осмеливалась признаться, что десять лет была тем, кого принято звать изгоем.

Кузен показал, что сверток нужно поднести ко рту и щелкнул зажигалкой – сначала себе, потом у лица Лорейн.

– Только не выдыхай сразу, – напутствовал он. Девочка последовала его примеру, вдохнула горький, обжигающий горло дым и тут же закашлялась. Кое-как совладав с собой, она сделала еще одну затяжку и напрягла все мышцы, не позволяя облачку выпорхнуть наружу из легких. Лорейн хватило совсем ненадолго, но голова у нее все равно пошла кругом. Превозмогая неприятные ощущения, она возобновила странный ритуал под чутким присмотром кузена, пока бумажка в ее руке не сгорела совсем, опаляя пальцы.

Измученная процедурой, девочка откинулась на спину. На лунный диск наползли рваные, чернильные облака, похожие на плотную тюль, и небо стало темнее. Достаточно темным, чтобы можно было различить крошечные искры звезд. Лорейн скользила взглядом по небесному своду, выискивая хоть одно знакомое созвездие из тех, о которых читала в книжках отца. К несчастью, она совсем позабыла где их искать, в какое время и в каком полушарии они прячутся. В школе астрономию, конечно же, они не изучали, оттого ее познания были расплывчатыми. Спустя годы она не могла отличить реальные сведения от своих домыслов. Это было и не нужно – звездная бездна затягивала. Лорейн показалось, что она летит, уплывает куда-то и одновременно падает вверх.

Ей было хорошо. Она никогда прежде не ощущала такой безмятежности, такой легкости во всем теле. Тело казалось чужим, оставленным здесь, на земле, пока душа невесомо парит, порываясь оборвать тонкую нить и покинуть опостылевшую оболочку, ринуться бороздить звездные просторы.

– Сейчас и феи придут, – отдаленно, как из-под воды донесся голос Тайлера. Он напомнил Лорейн, где она находится. Она кое-как совладала с конечностями, ставшими мягкими, как желе, и приняла сидячее положение. Ее почему-то кренило в сторону, оттого девочке волей-неволей, а пришлось прислониться к плечу кузена в поисках точки опоры.