Девочка-лед

— Она не будет с тобой, понял? — заявляет мне ни с того, ни с сего.

— Будет, но с тобой это обсуждать я точно не намерен, — останавливаюсь в шаге от него.

— Думаешь, ее бабло твое заинтересует? — щурится Данила, хмыкая. — Так она не из таких. Не надейся!

— Своего бабла у меня пока не так уж много. Харизма, обаяние и настойчивость, Князев.

— Тоже мне неотразимый нашелся, — кривится, поджимая губы.

— Заметь, не мои слова, — улыбаюсь нагло. — Ладно, хватит лирики, дятел, Алена моя где?

— Не твоя она еще, — выплевывает, раздувая ноздри как носорог.

— Еще как моя! — заявляю решительно.

— Да твоя самоуверенность, Беркутов, просто зашкаливает, — смеется он. — Аж до блевоты!

— Просто в отличие от тебя, я умею здраво оценивать свои силы.

— Ты переоцениваешь скорее…

— У нас с Лисицей все серьезно, чтоб ты понимал. Так что не вздумай больше соваться к ней с этой своей дурацкой рафаэллой. Иначе засуну ее тебе в глотку вместе с коробкой.

— Два года травил ее, а теперь вдруг проснулся! «Моя Алена», — кривляется он, будто ему не семнадцать, а пять.

— Так пока я травил, у тебя возможностей было выше крыши. Ты ими, однако, не воспользовался, в рыцаря доблестного заигрался, — целенаправленно давлю я на больную мозоль.

Морда Князя стремительно покрывается красными пятнами. Губы складываются в тонкую линию. Пыхтит, тяжело дыша.

— А знаешь, почему? — смотрю на него с презрением сверху-вниз. — Потому что мужского, как показала жизнь, в тебе ноль.

Его кулачки сжимаются. Желваки ходят туда-сюда. Да он прямо-таки на грани!

— Нормально спится, «друг»? — все же зачем-то интересуюсь я.

— Нормально, — кивает головой он.

— Ну дай бог, но признай, слился ты, Данечка, очень некрасиво, — напоминаю я ему.

Просто чтобы увидеть ЭТО в его глазах. Осознание того, что он — полное ничтожество.

— Ты ведь и сам знаешь, что поступил как самое настоящее чмо.

На секунду передо мной встает картинка той ночи. Рыдающий Даня, который сидел на земле, обняв ноги. Раскачивающийся взад-вперед как душевнобольной. И Абрамов, который, махнув на него рукой, решил все сам.

— Пошел ты! — толкает меня в грудь, провоцируя. — Ты, Рома, сам свой выбор сделал! А я в дерьме вариться не хотел, ясно?

— Ясно. А чего ж терпел так долго, правильный ты наш? — толкаю в ответ.

— Дурак был, что маму не слушал, — выдает философское признание.

— Маму не слушал, — закатываюсь смехом, — Насчет дурака не знаю, но трусом и крысой ты точно был.

Он матерится и резко бросается в мою сторону. Пытается меня ударить. В этом году у него прямо идея фикс: любой ценой однажды навалять мне как следует. Поговаривают, что Данилка даже на уроки самообороны записываться ходил. Шапитошник. Машет граблями неумело, но грудь выпячивает… Рокки Бальбоа недобитый.

Сам напросился, честное слово. За то и получил в очередной раз по мордасам.

— Сууука, — гундосит, не очень красиво падая задницей на пол.

— Некогда мне тут с тобой… — закатываю рукав рубашки и собираюсь уходить. Как обычно, наш «недоразговор» ни к чему не привел.

— Лисицыну не трогай, понял? — орет он мне вслед истерично.

— Буду трогать, Князев. Все, что захочу с ней делать буду. Слово тебе даю! — шагая по безлюдному коридору в сторону зала, громко обещаю я.

— Она, с таким как ты, никогда не будет! — прилетает ядовито мне в спину.

— Посмотрим…

Разозлил. И все-таки да, сбить мое настроение в минус этому гавнистому упырю удалось. В зал я возвращаюсь хмурым и сердитым. Пытаюсь отыскать среди присутствующих Лисицыну, но, увы, ее и здесь нет. Как сквозь землю провалилась!

Снова набираю ее, но в ответ — только длинные гудки. Звоню еще раз. А потом еще. И раз на четвертый с удивлением слышу это: «аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Вот так номер! Выключила или заблокировала.

— У тебя от гнева аж фэйс перекосило, — слышу хорошо знакомый голос справа.

— Отвали.

— Джульетту свою потерял, что ли?

Я резко разворачиваюсь.

— ГДЕ ОНА? — ору и на него тоже.

— С хера ли мне знать? — жестом долбаного обольстителя вскидывает бровь Абрамов и подносит к губам бокал. Подозреваю, что там ни черта не сок.

Смотрю на него очень внимательно. Вроде по глазам похоже, что не врет. Но я уже никому не верю, честное слово. А ему тем более. Не после того, что он себе позволил!

— Если ты…

— Да ты, Ромео, я смотрю «поехал» капитально, — качает головой. — Она для челяди ничего так конечно, но не прям, чтобы очень.

— Ой, Абрамов, может, хватит уже? — накрываюсь психом я.

— Может, — прищуривается он. — Я еще не решил.

— Тогда смело записывайся на очередной прием к своему стоматологу! — предупреждаю его я, зверея с каждой секундой все больше.

— Ну нет, Ромыч, тогда за дело отгреб, согласен. Но в следующий раз тебе прилетит в ответ, ты же меня знаешь, — скалится дьявол во плоти.

Я стреляю глазами по залу. Улыбающиеся и дрыгающиеся под музыку выпускники сейчас бесят до невозможного.

— Отгреб, потому что поступил как мразь.

— Кто ж знал, что тебя так штырить будет из-за убогой, — насмехается надо мной он.

— Не называй ее так! — стискиваю зубы до скрежета.

— Когда-то ты сам придумал это погоняло для нее, — напоминает мне ухмыляющаяся скотина.

И ведь реально так. Ляпнул однажды при одноклассниках. А они и рады подхватить были. Стремно вышло. Сам-то это слово в своем арсенале почти никогда в отношении Лисицыной не использовал, но вот ребята — с большим удовольствием.

— Так и будешь бесконечно мстить мне за Арсеньеву? — спрашиваю его в лоб.

Почему именно сейчас? Да сам не знаю… Наверное, мое состояние — тому причина. Либо момент настал подходящий.

Абрамов аж меняется в лице.

О да! Уж я-то знаю, как зацепить этого бездушного! Вон даже костяшки пальцев, сжимающих бокал, побелели. Про глаза вообще молчу. Если бы можно было сжечь взглядом — я бы уже превратился в труху и пепел.

— Не думай, что мне не ясны твои мотивы, — прямо заявляю я.