Девочка-лед

Беркутов все мне тут на кухне показал и объяснил, прежде, чем уйти делать Савелию лечебный массаж. Наказал без стеснения брать все, что нужно и делать, что душе угодно. И от этого очень не по себе. Все же я нахожусь в чужой квартире и передо мной — чужие продукты.

Я минут десять вообще раздумываю на тему того, чтобы уйти. Неудобно ведь катастрофично. Иду и напрямую озвучиваю свои переживания Роману. Сообщаю, что не нужно нам с Улей здесь быть.

Он вынужденно отвлекается от того, чем был занят, берет меня за руку и, глядя прямо в глаза, произносит только два слова: «Останься, пожалуйста». И мне бы бежать отсюда, сверкая пятками… но почему-то не хочется.

— Снимай скорлупу, — какое-то время спустя обращаюсь я к Ульяне. — Нам еще нужно добавить горошек и зелень.

Пока она с дюже серьезным видом занимается яйцами, я иду в гостиную. Останавливаюсь в проеме и какое-то время просто наблюдаю за братьями. Савва смотрит «Карлсона», а Рома разминает ему ноги, используя комбинацию различных движений.

— Ром, — зову осторожно, — «Оливье» готов. Может, нужно приготовить что-то еще?

— Ален, не угробляйся, давай из ресторана все закажем.

— Зачем из ресторана? — искренне удивляюсь я. — У тебя там столько продуктов, что можно и самим приготовить, что угодно.

— То есть ты настроена готовить? — поворачивается ко мне и вскидывает бровь.

— Я… не подумай, что хозяйничаю… просто…

— Ален, сразу предупреждаю, от меня толку ноль. — улыбается он, — Так что хозяйничай сколько угодно, если тебе не в тягость. Серьезно, хочешь что-то приготовить, делай. Но не подумай, что я тебя для этого сюда привез.

Я киваю, чувствуя вновь одолевающее меня смущение. Он возвращается к своему занятию, а я… решаю, что пусть хоть какой-то толк от меня будет. Все-таки Роман забрал нас к себе, приготовил подарки. Могу же я в ответ тоже что-то сделать? Невзирая на наше прошлое, которое отчего-то вспоминается все реже.

— Ульян, а давай мы с тобой Рому удивим?

— Давай! — загораются в момент ее глазки.

— Ну тогда поехали…

*********

Роман появляется на кухне спустя полтора часа. К этому времени мы с моим маленьким, болтливым поваренком успеваем приготовить закуски: «сырных Снеговиков» и «рулеты по-царски». Также я ставлю в духовку курицу и картофель, делаю еще один салат и начинаю жарить отбивные. Полагаю, на грохот, доносившийся пять минут назад, он и пришел. Наверняка, переживает, что я сломала ему тут чего-нибудь.

— Рома, ты не переживай, я аккуратно тут все, и с ножами японскими вашими, и со сковородой…

Парень пялится на происходящее вокруг, и глаза его полны искреннего изумления.

— Я ничего не сломала, не сразу разобралась с холодильником, он закрылся и не открывался, но потом вдруг на экране включился голосовой помощник и подсказал нам…

— Да, у тебя говорящий холодильник. Ты знал, Рома? — хохочет Ульяна.

Беркутов молчит. Подходит ко мне, рассматривает снеговиков, которых я убираю в холодильник, затем заглядывает в духовку, а после наблюдает за тем, как я переворачиваю отбивные.

— У тебя чудо, а не сковородки, — искренне восхищаюсь я. — Покрытие не поцарапаю, не волнуйся, все лопаточками, у тебя тут их столько…

Он по-прежнему не произносит ни слова, а я, занятая параллельным приготовлением бананового чизкейка, для которого обнаружила все необходимое, начинаю лихорадочно соображать, что не так. Может, я разошлась чересчур?

— Ром, ты прости, я, наверное, взяла то, что нельзя? — тараторю извиняющимся тоном.

— Лисица, — он вдруг приобнимает меня за талию и наклоняется ближе к моему лицу. — Знал бы, что ты такая кудесница, притащил бы в свою пещеру гораздо раньше.

— Я бы не пошла, — признаюсь честно.

Он смеется. Потому что так и есть. В условиях той войны, что развернулась между нами, вероятность моего попадания в эту квартиру была равна нулю.

— Просто если вдруг я взяла то, что не следовало…

— Глупая, половина из всего этого отправилась бы в мусорку, если б не ты.

Мне дико слышать о том, что он выбрасывает продукты. В нашей семье так не принято. «Было бы что выбрасывать», — ядовито замечает внутренний голос.

— Может, поцелуетесь еще? — хихикая, комментирует Ульяна эти наши с ним неловкие гляделки.

Я тут же вспыхиваю и, спохватившись, спешу выложить отбивные на блюдо.

— Ульян, ты хорошо размешала? — заливаясь краской, интересуюсь я.

По-прежнему стою к ним обоим спиной. Сгорая от стыда, если честно. Ну, Ульяна! Да, признаю, засмотрелась в его карие глаза с зелеными вкраплениями. То, что я вижу там — отзывается странным чувством в груди. Вот ненормально это вот все. Глупости.

— Дай попробую, — Рома отодвигает меня в сторону и крадет с тарелки отбивную.

— Это не еда из ресторана конечно, — оправдываюсь я, — рулеты и чизкейк я вообще впервые делаю. Давно рецепт читала, хотелось попробовать, но не было возможности. Так что если невкусно…

— Что там? Чизкейк? — смотрит на меня в шоке.

— Эм… Ему еще стоять в холодильнике долго.

— Обалдеть, Лисицына. Я отправляюсь накрывать на стол в гостиной. Пора пробовать все, что ты приготовила, — весело заявляет он.

Я, наконец, выдыхаю. Не злится значит. Хорошо…

— Рома, я с тобой. Помогу все расставить и салфеточки разложить, — спешит слезть с высокого стула Ульяна.

— Ален, ты икру и нерку тоже распаковывай, не то у местного кошачьего братства будет праздник, — подмигивает мне он.

— Ляля, дай салфетки и скатерть, — командует Ульяна, ткнув пальцем наверх.

Я достаю все с холодильника. Засматриваюсь на причудливую, узорчатую скатерть с изображением резных, серебристых снежинок.

— Купил, что было, — пожимает плечами Рома. — Салфетки со Смешариками потому что Савелий их обожает, — поясняет он, смеясь. — Еле достал…

Я не могу сдержать ответную улыбку. Вот кто бы мог подумать, что Беркутов будет ездить по Москве, пытаясь найти салфетки с изображением этих мультгероев. Прям представила себе эту картину. Беркут, требующий от продавцов Смешариков.

— Хватит угорать, Лисицына, — выхватывает из моих рук упаковку веселых салфеток и, кажется, смущается. Вот это да!

Суетимся мы долго. Я готовлю еще и пюре к отбивным, пока Ульяна под руководством Романа, кривляясь, таскает из кухни дорогущую фарфоровую посуду. И да, она-таки роняет одну из тарелок этого сервиза.

— Вот баловство твое до чего доводит! — смотрю на нее я сурово.

— Прости, — глаза по пять рублей. Понуро опускает голову. Она так делает, когда понимает, что накосячила.