Девочка моя ненаглядная

– Платье твоё готово? – спросил Иннокентий, обращаясь к жене.

– Да, Кешенька, вчера у портнихи забрала. Вот только, дорогой, у меня теперь проблема. Под это синее платье у меня синих туфель нет. Ну ничего, надену свои старые чёрные туфли. Надеюсь, они несильно будут бросаться в глаза, – сказала Зинаида, откусывая бутерброд с сёмгой.

– Я тебе надену старьё! Нечего меня позорить! Моя жена должна выглядеть на все сто! Лучше всех! Знаешь, какие уважаемые люди придут на годовщину нашей свадьбы! – отругал её Иннокентий.

Зинаида хитро улыбнулась и подмигнула свекрови.

– Маме тоже не помешало бы купить новые туфли на праздник, – ласково попросила она мужа и потёрлась щекой о его плечо.

Иннокентий развернулся к жене.

– Так это ты меня спровоцировала, лишь бы я вам опять обновки купил? Я же знаю, что у тебя полным-полно обуви разных цветов. Ох, лиса! – ухмыльнулся Иннокентий, ласково потрепав жену за щёку. – Ладно, собирайтесь, поедем. Куплю я вам новые туфли.

* * *

Машина подъехала к универмагу. На входе стояла длинная очередь, которая змеилась по площадке перед магазином, не давая машинам припарковаться. Поэтому пришлось оставить «Волгу» в нескольких метрах дальше от универмага.

Вся семья вылезла из машины. Иннокентий пошёл впереди, а за ним шествовали под руку Зинаида со свекровью. Они брезгливо обошли толпящихся в очереди людей и направились к служебному входу.

– Зина! Доченька! – раздался вдруг радостный крик из очереди. – Зиночка!

Зинаида вздрогнула, узнав голос матери. Но она нашла в себе силы не оглянуться и прибавила шаг, чтобы скорее скрыться за дверью магазина. Иннокентий внимательно посмотрел на жену.

– Это не твоя мама там была в толпе? – прищурившись, спросил он жену.

Зинаида постаралась беззаботно улыбнуться.

– Моя мама рядом со мной, – погладила она руку свекрови.

Татьяна Ивановна довольно улыбнулась. Иннокентий тоже. Он оценил преданность жены.

– Кому это вы кричите? – спросила соседка по очереди Нину.

– Это я так… я обозналась…

Опустив голову, Нина вышла из очереди и уныло побрела домой, смахивая покатившиеся из глаз слёзы.

Иннокентий со спутницами прошли в подсобку магазина, где их уже ждал товаровед. Именно здесь, а не в зале на прилавках находились самые лучшие образцы обувного искусства, которые мизерными крохами попадали в нашу страну из-за рубежа. До простых людей эта обувь, конечно, не доходила, а именно из таких вот подсобок магазинов или прямо со складов она продавалась знакомым и нужным людям. Это называлось таким сладким для советского человека словом «дефицит». Вся страна гонялась за дефицитом. И получать его, причём регулярно, было вожделенным желанием любого советского гражданина. А уж кто стоял поближе к «кормушке» (так назывались источники распространения дефицитных товаров), были самыми уважаемыми в народе людьми. Неофициально, конечно. Официально советские люди обязаны были уважать партийных секретарей обкомов и горкомов. Но в жизни гораздо большим уважением пользовались директора, товароведы и заведующие магазинов.

Иннокентий наблюдал за тем, как женщины выбирали себе туфли. И если мама с азартом ребёнка открывала всё новые и новые коробки, то Зина делала это вяло, без интереса. Видно было, что она очень удручена неожиданной встречей с матерью.

– За чем там люди стоят? – спросил Иннокентий товароведа.

– Польские детские колготки завезли, вот народ целый день сегодня за ними и давится, – с презрением ответил мужчина.

– Соберите коробку этих колготок разных размеров. Да, ещё положите туда сто рублей. Вот, держите. И отошлите по адресу… – он посмотрел на Зинаиду. – Вам жена скажет.

– Ничего себе! Шикарный подарок! – присвистнул товаровед. – В честь какого праздника?

– В честь годовщины нашей свадьбы. Пусть люди порадуются! – снисходительно сказал Иннокентий.

Зина ошарашенно посмотрела на мужа и с благодарностью улыбнулась.

Больше они этой темы никогда не касались.

* * *

Варя зашла в монастырские ворота и знакомой дорожкой прошла к своей любимой скамейке в саду.

– Здравствуйте, Варвара Петровна! – приветливо улыбнулась ей молоденькая монашка, подметавшая опавшую листву. – Я сейчас матушке Ефросинье скажу, что вы пришли!

Девушка положила метлу и поспешила в кельи. Варя задумчиво проводила её взглядом.

Варя с наслаждением вдохнула слегка пахнувший прелыми листьями воздух и, закрыв глаза, подставила лицо последним тёплым лучам осени.

Только здесь Варя могла полностью расслабиться, отдохнуть душой, ни о чём плохом не думать, не вспоминать горькие события прошлого, не плакать и не бояться будущего. Здесь даже лицо её менялось – свежело, потому что распрямлялись пока ещё едва заметные угрюмые морщинки на переносице и вокруг губ, так называемые скорбные отметины.

Варя давно перестала любоваться на себя в зеркало. Нет, красота её никуда не делась. Наоборот, сейчас лицо Вари, умело подкрашенное, стало ещё красивее, эффектнее. Она стала похожа на породистую роскошную самку, как выражался Григорий. Но эта слишком серьёзная и печальная женщина, которую она видела в отражении, была совсем не похожа на ту юную и беззаботную Стрекозу-вертихвостку, которой Варя была ещё совсем недавно. А это означало только одно – счастливая пора её жизни закончилась.

Вскоре к скамейке подошла старушка в монашеском одеянии и присела рядом с Варей.

– Вот, матушка, возьмите ещё пожертвование на восстановление храма, – протянула Варя деньги. – Помяните опять усопших Александра и моего сыночка.

– Варварушка, вот ты сколько уже ходишь сюда, а всё чего-то стесняешься, – покачала головой монашка. – Ты, голубушка, зайди в храм, подойди к иконе и помолись сама о себе, о родных, сама и усопших помяни.

– Но как? Я же не знаю ни одной молитвы!

– Молитвы написаны мудрыми людьми. Их хорошо бы знать. Но Бог слышит и простые слова, главное, чтобы шли они от самого сердца, – мягко сказала матушка Ефросинья. – Разговаривай с Богом, деточка. И он тебе поможет.

– Бог мне уже ничем не поможет, – угрюмо ответила Варя.

– Вот это ты напрасно так думаешь. Жизнь твоя ещё не окончена. Первую половину своей судьбы ты, Варвара, прошла без Бога в сердце, поэтому и накуролесила с лихвой. А теперь тебе надо открыть Богу свою душу, молиться о прощении. И уже со светлой, чистой душой жить дальше… Подумай над моими словами, деточка, подумай.