Девочка-наваждение
Шрифт:
Мы возвращаемся к столику, за которым оставили фрау Штерн и ее помощника.
– Я хочу взглянуть на ваш паспорт, фрау Штерн, - изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос предательски не дрожал.
Она с интересом смотрит на меня, а затем произносит по-немецки:
– Gut gemacht, Madchen! (Молодец, девочка! нем.)
Я не понимаю, что она сказала, но мне ясно, что я заслужила ее одобрение.
Дальше говорит Матвей. Знаю, что он объясняет ей все, о чем мы с ним договорились на улице, но ни слова не понимаю. Ясно только, что если я уеду с ней, мне придется учить язык.
Фрау Штерн
– Мне это приснилось?
– спрашиваю я у Матвея.
– Нет, Алис, всё по-настоящему, - он усмехается, но с облегчением, и продолжает, -Сейчас сюда приедут люди, которые о тебе позаботятся. Мне нужно уезжать. Если твоя немка - мошенница, то тебя привезут ко мне в Воронеж.
Киваю. Хотя самой не верится, что это все со мной и взаправду. С обычной девчонкой. Какая-то спецоперация просто.
Но спустя полчаса в кафе появляются двое внушительных мужчин, каждый из которых весит как две таких, как я. А может и чуть больше.
– Григорий, - представляется один из них.
– Степан, - это говорит второй.
Тот, который Григорий, отдает Матвею коробку с телефон. Белов ее ловко распаковывает, вставляет сим-карту.
– Так, Алис, ты главное ничего не бойся. Тебе вредно нервничать. Степан и Григорий побудут с тобой, пока проверяют твою неожиданно появившуюся родственницу. Это - тебе, - он передает мне новенький смартфон, - Номер свой я вбил. Будет что-то непонятно, звони, во всем разберемся.
Я принимаю телефон и кошусь на мужчин.
– Матвей, мне так неудобно. Это столько денег...
– лепечу я.
Не по доброте же душевной сюда заявились эти молодцы.
– Алис, станешь добропорядочной немецкой фрау, все вернешь, если тебя так напрягает моя помощь. А сейчас просто скажи "спасибо".
– Спасибо, - лепечу я, не представляя, что когда-нибудь смогу отплатить ему за его доброту.
– Мне пора, - Матвей треплет меня по плечу, кивает мужчинам, разворачивается и уходит.
– Пока, - говорю пересохшими губами в его удаляющуюся спину.
Паршивое чувство одиночества заполняет меня, вызывая желание взвыть, словно раненый зверь.
– Не волнуйтесь, - говорит Степан, - Вы сейчас с нами поедете в гостиницу. Это на пару дней, пока будет идти проверка данных вашей родственницы. Все будет в порядке.
Встаю и иду с ними, очень надеясь, что так всё и будет.
Глава 7
Борис
Сижу в своей комнате и тупо пялюсь в телефон. Жду звонка от Артема.
В голове хоровод из разных мыслей. Основная - где Алиска и что с ней. Жива ведь? Жива... Не может быть, чтобы отец... Нет, даже думать о таком не буду. Иначе с ума сойду. Мне итак до помешательства осталось чуть-чуть. Тревога не отпускает ни на минуты. Больше всего мне сейчас хочется сгрести девчонку в охапку и уехать отсюда, куда глаза глядят. Надо было раньше. Но разве я знал? Я предположить не мог, что все так повернется.
В дверь стучат. Я, даже не открыв дверь знаю, кто это. Мать. Она ходит за мной третий день, как привидение. Все твердит, что ей со мной нужно поговорить. Весь фокус
в том, что мне не нужно. Не представляю, как должен проходить этот разговор. Что может она мне сказать, после того, ЧТО они с отцом сделали?Стук повторяется.
Подскакиваю на кровати.
– Да сколько можно уже!
– распахиваю дверь.
И точно, стоит на пороге. Поджала губы и неодобрительно смотрит.
– Боря, нам с тобой нужно поговорить.
Мне вдруг становится интересно, что она хочет мне сказать. Что она может мне сказать...
Я открываю дверь шире, приглашая ее войти.
Мать приободряется, это заметно по тому, как она выпрямила спину и вплывает в мою комнату.
– Присядь, - кивает мне на мою кровать.
Сама же располагается в кресле.
Сколько таких бесед уже было. По разным поводам. Но той связи, которую я еще недавно ощущал с родителями. не стало.
Складывает руки на коленях и начинает. Такое впечатление, что она долго готовилась. Возможно, даже репетировала у зеркала. У меня же не проходит чувство фальши всего происходящего.
Ну, не могут люди, которые на самом деле желают мне добра, так поступать!
– Боря, я хочу, чтобы ты успокоился. Этот твой бунт... Ты очень огорчаешь папу. Ведь ты же сам хотел, чтобы эта девочка сделала аборт. Прости, я читала твою переписку. И это как раз понятно. Потому что отвечать за кого-то в столь юном возрасте, когда еще за себя не можешь отвечать - это трудно. Папа же... Он хотел, как лучше.
Меня тошнит от ее лицемерия.
– Как лучше?
– повторяю я глухо, - Мам, о чем ты вообще говоришь? Ты сама себя слышишь? Отец и те, кто ему помогал, совершили преступление. Преступление - понимаешь ты это?!
Повышаю голос.
– Да, я струсил, когда узнал. Я испугался. Ребенок - это не игрушка. Я это осознаю. Но насильно, мама? Вы вообще с ним в своем уме?
Ей не нравятся мои слова. Выражение лица очень быстро меняется из благожелательного на хорошо мне известное - "Как ты смеешь так со мной разговаривать!"
– Борис, ничего страшного не случилось! Так и правда лучше. Для всех. Включая эту девушку. Она что думала? Что забеременеет и мы будем ее всю жизнь содержать? Ее и ее этого?
Такие разговоры следует вести под анастезией. Слишком больно. Слишком велико разочарование.
– Этого? Мам? Этого? Так-то это был и мой ребенок тоже. Такой же, как я для тебя.
– Нет, не такой!
– раздается от двери.
Отец. Он-то зачем пришел?
– Ты рожден в законном браке от достойных родителей. А твоя подстилка - уличная приблуда, которая не знает куда ткнуться, чтобы заработать миску с едой. И ты всерьез веришь, что был один-единственный?
Это еще хуже, чем нытье матери.
– Не смей!
– рычу я на него, - Не смей так про нее! После того, что ты с ней сделал!
Он тоже в ярости.
– Вот что, Борис. Я скажу тебе всего один раз. Это ты не смей так себя вести в моем доме. И транжиря мои деньги. Если тебе что-то не устраивает - ты совершеннолетний. И можешь заниматься всем, чем тебе заблагорассудиться. Я ясно выразился?
После его слов до меня доходит - я не смогу. Не смогу здесь оставаться. Каждый день видеть их и притворяться, что все хорошо?