Девочка, не промахнись!
Шрифт:
– Как тебя называть? (Не безымянным же убийцей?).
– Крест… – ответил бандит, немного поколебавшись.
Поджилки под коленками задрожали еще явственней.
– Чудное имя, – восхитилась я. – Тебе идет.
– Машенька, я тебя в скверике ждать буду, – мертвым голосом пообещал мой добровольный знакомец.
Я вполне натурально представила, как с сухим треском его имечко вколачивают в мою, насыпанную горкой, могилку, и потянула ножку плавно, как на подиуме, в сторону злачного места.
Глава. 4
Решив вначале осмотреться,
– Ложкин, ты куда?
– Марь Ванна, а я думал – обознался, – залился парень краской, намереваясь захлопнуть дверь служебного входа у меня перед носом, которую отпер перед этим, набрав чуть не десятизначную комбинацию цифр.
Я подсунула свое колено в золотистом, искрящемся чулке в щель и многозначительно поиграла бровями.
– И что вы тут делаете? – заныл парень, все же запуская меня внутрь. – Это для крутых место, а не для училок французского языка.
– Парня своего караулю, – брякнула я, не подумавши.
– Парень ваш – Генки Майорова брат старший, – бубнил мой ученик, петляя по невероятным закоулкам. – Уехал он месяц назад.
– Значит, я сама по себе, – резонно откликнулась я, тащась следом с покорностью ручной рыси.
Как подступить к предложенной задаче в голове не укладывалось, а болтовня юноши немного отвлекала. Мы очутились в просторной комнате. Разбросанные шмотки, удвоенные огромными зеркалами вдоль одной из стенок, рябили глаз своей жизнерадостной окраской. Праздник жизни – и только! Я посунулась к приоткрытому окну и сквозь решетки, приваренные на совесть, взглянула на улицу. Цитадель разврата…
– Я покурю… – бормотнула я несмело, распахивая свой ридикюль.
Странный тип этот Крест…. Поверх моих учебников лежала та самая корзинка с элитной косметикой. Он что же, свистнул её?
Севка юркнул в дальний от меня уголок и завозился там запечной мышью.
– Не думал, что вы курите, Марь Иванна.
– А я и не курю, Ложкин. Так, балуюсь, время от времени.
Дверь распахнулась, и на пороге возникли два мужика. Один, невысокий, изящный обрадовано осклабился и запел:
– Пришел, вот и умничка. Все тебя ждем. Одевайся, минут 10 у тебя есть, пока Алевтина юродствует. На большее её не хватит.
И упорхнул – мимолетное видение.
Второй, несмотря на жару в безупречном костюме на амбалистых плечах ухмыльнулся гладкой рожей довольно мерзко.
– Я знал, Чир, что долго фордыбачить ты не станешь.
Ложкин тяжело задышал и выплюнул сквозь зубы:
– Свист – сволочь, отоспится – убью.
Мелкий смешок выкатился из разинутой широко пасти – очень гаденько так. Происходящее начинало меня интересовать. Я выщелкнула сигарету в чуть повлажневшие сумерки и глянула на жлоба оценивающе.
– Это что за телка? – не преминул он меня заметить.
– Моя телка! –
заорал вдруг Севка неистово. – Пришла минет мне перед выступлением сделать.Похоже, у парня начиналась истерика.
Я двинулась к глыбе тренированного мяса и сладко улыбнулась ему в лицо.
– Как видишь, дорогой, у нас есть, чем заняться с Чиром. – И хлопнула дверью, едва не задев ему морду.
– А теперь скажи, Ложкин, внятно, что все это означает.
– Марь…Ванн… – мальчишка давился слезами.
– Знаешь, Всеволод, – я присела рядом с ним на столик. – Мое настоящее имя – Марианна. В сложившейся ситуации называй меня этим именем.
Он собрался, подавил свои вздохи и промолвил, все еще хрипло:
– Вы видели афишу у входа? «Русские «Чип и Дейл». Я танцую у них около года.
– Что танцуешь, Ложкин? Танго? Вальс или румбу?
Я не собиралась облегчать ему жизнь, спуская разговор на тормозах. Пусть научится говорить правду жизни. Если хватает духу заниматься этим, пусть хватит смелости в этом сознаться.
– Стриптиз… Марианна.
– Год – большой срок. Отчего такие «страсти мадридского двора»?
– Мы ездим по клубам. У нас договоренность – в своем районе не выступать, чтобы жизнь себе не усложнять. А Свист – сволочь нажрался с утра. Меня некому заменить…. Я глянул в зал: там Карим и Зяма. Завтра вся округа будет трубить, что я – педик.
– А ты не педик, Всеволод?
– Нет. Просто здесь здорово платят.
Я окинула его все еще по-мальчишески угловатый торс и промямлила:
– О вкусах, конечно, не спорят…. Только, я и копейки не заплатила бы, чтобы увидеть тебя, в чем мама родила.
Он пыхнул щеками и налился гонором, как обожравшийся клоп.
– Напрасно, Марианна. Многие находят меня неотразимым. И двигаюсь я – дай Бог каждому. Семь лет в балетной школе не проходят даром.
– Вот и гордись этим, – осадила я парня.
– Хреновый вы педагог, – заявил Севка, вновь в полной мере осознавая свою проблему.
– Да уж, не Макаренко и не Сухомлинский, – охотно подтвердила я, – и не палочка-выручалочка для трусоватых стриптизеров.
– Вам бы уйти, Марианна.
Сказал мальчишка мне совершенно по-взрослому, и я его зауважала. А потом тяжело вздохнула и в четвертый раз тряхнула свою сумочку.
– Давай, Севка, поработаем над твоим имиджем. – Взгляд мой уперся в машинку для стрижки волос, лежащую на столике перед зеркалом – как кстати! – Что для нас дороже: честь или внешнее обаяние?
– Если мог, я бы перекрасился в негра…
– Тогда за дело.
Соломенные пряди усеяли пол, а голова Ложкина забелела, как бильярдный шар.
– Чир, выходи! – гукнули свирепо за дверью. – Алевтина уже сдохла.
– Пусть еще подохнет минут десять, – спокойно посоветовала я.
– Я за Андрюшей пошел.
– Кто это – Андрюша? – Я азартно орудовала эксклюзивной косметикой, совершенно не ограничивая своей фантазии.
На голый череп лег изрядный слой тонального крема, а потом пудра шоколадного оттенка – последний писк моды. А сверху чуть блесток. А вот брови наоборот постаралась высветлить, превратив их в рыжие.