Девочка, не промахнись!
Шрифт:
Таксофоны, конечно, все были в плачевном состоянии, и я пошла в сторону круглосуточной аптеки, в надежде разжалобить дежуранта и добраться до средства связи.
– Вы куда, Марь Иванна?
Оказывается, Севка все еще был рядом, хотя и должен был свернуть направо, в проулок, в сторону своей 25-тиэтажки.
– Может быть, в аптеке разрешат позвонить.
– Зачем?
– Ключи-то я посеяла, Всеволод. Позвоню подруге, пусть за мной приедет.
Мальчишка вздохнул и деликатно промямлил:
– Вид у вас сейчас не внушающий доверия.
Это было правдой – чисто, затраханная по кустам шлюха.
Севка
– Ну, ты и жук, Ложкин. Я тут вся на нервах, а он мобилу в кармане прячет.
Танькин номер отозвался нудной серией длинных гудков. И раз, и два, и три…. Похоже, подруги не было дома.
– Где её кишки мордуют?!
Я зевнула во весь рот и решила двигать к бабе Вале. Не умру, поди, от сплетен! А потом вид старушки, карабкающейся по ступенькам автобуса, заставил резко осадить свой бодрый аллюр. В автобусе бабка ездит только по случаю вояжа к приятельнице в Бондорево, и всегда остается гостевать на пару дней.
– Приехали…
Я в затравке огляделась – довольно пустынно, ни одного жаждущего секса мужика в ближайшем обозрении.
– Я не могу вас пригласить к себе, – извинился Севка. – Георгина Павловна свалится в истерике сразу и надолго.
Георгина Павловна приходилась мальчишке теткой. Его родители по рекомендации фирмы отправились «башлять» в Германию, а Севке решили дать доучиться, пристроив под надзор двоюродной родственницы. Дама была старомодна, болезненна и занудна. Одного из этих качеств было достаточно, чтобы отравить жизнь кому угодно.
– Ладно, Всеволод, не переживай. Я – девочка взрослая. Иди домой. И помни – завтра экзамен.
– Нет, Марианна, я вас не брошу. Есть место, где нас примут. Только вы не возражайте, что бы я ни сказал.
Я чувствовала, что устала смертельно. Чудо-ножки в чудных туфельках-шпильках уже не просто подрагивали, а тряслись в «пляске святого Витта».
– Делай, что хочешь, братец Лис, только не бросай меня в колючий терновник.
Он засмеялся.
– Вы – нормальная тетка, и красивая к тому же. Зачем вы глаза прячете за этим уродством?
– Чтобы не смущать юные, неокрепшие души своим неземным обаянием, – усмехнулась я. – К тому же, таких глаз в природе не бывает по определению. Если ты видишь такие глаза – значит, это линзы.
– Странная вы, Марианна Ивановна…
Мы поднялись на обшарпанном, вонючем лифте на 14 этаж и позвонили в дверь квартиры с ярко-красной металлической дверью. На удивление открыли сразу, как будто не было двух часов ночи, и нас ждали с распростертыми объятьями. Севка за мгновение до распахнувшейся двери обхватил меня за талию и ткнул мой фейс себе под мышку. Я обмякла вполне натурально, почувствовав опору. Готова была даже на шее у него повиснуть, до того мне захотелось сбросить обувь и попасть в душ, под горячие струи.
– А, это ты, – сказал невидимый для меня хозяин. – А я думал, Кныш вернулся. Забыл свою «трубу» у меня в сортире.
– Колян, пусти ночку скоротать.
– Что так? Или Ленке гайки завинтили? Ленусик, – он потянул меня за голый локоть. – Мамаша начала борьбу за нравственность?
Я поняла, что парень пьян.
– Это не Ленка, Колян.
– Ну, ты, Ложка, озадачил. Кого же краше
Ленки нашел?– Тебе что за дело?
Хозяин густо икнул и, видно, обиделся. Сейчас пошлет нас куда подальше…. Я отлипла от мальчишки и лучезарно улыбнулась в красную физиономию.
Челюсть отъехала у Николая к низу, как в рисованном мультике. По-видимому, моя персона не была для него загадкой. Мне тоже показалось, что я где-то с ним встречалась… танцевала под Новый год… давно.
– Что поделаешь? – сказала я нагло. – Это любовь.
Он пустил нас в квартиру.
Я двинула прямым ходом в ванную с твердым намерением вымыться немедленно. Даже если нас собираются выпереть, это будет после моего омовения. Голова, замученная сопливым гелем, чесалась уже нестерпимо и была согласна даже на гильотину.
– Решительные женщины всегда приводят меня в трепет, – философски гукнул хозяин, немножечко протрезвев.
Я принялась раздеваться и подслушала разговор парней, завернувших на кухню – акустика в наших домах – радость шпионам!
– Дай белье чистое, – сказал Севка грубо.
– Жалко, – откликнулся Колян вредным голосом. – Стирать потом кто будет, ведь изгваздаешь все на радостях-то.
– Я ведь к тебе не с вокзальной шлюхой пришел.
– Это правда. Удивил, Ложка, так удивил.
Я нещадно драла кудри расческой.
– На, держи. Смотри, Ложка, узнает Данька Майоров о твоих подвигах…
Я не удивилась, что мужик знает Данилку. Его, по-моему, весь город знает. Все, кто имеет транспортное средство, способное передвигаться. Данька – автослесарь от Бога. Этот озадаченный Кент, наверняка, приезжал со своей проблемой к моему бойфренду, там меня и заприметил. Я потрясла головой. Отчего пришла фантазия с танцами?.. От нестерпимого зуда в голове, не иначе.
– Если узнает, Колян, то только от тебя.
– Ну, я-то ему ничего не скажу.
– Вот и хорошо. Ты бы мне пожрать предложил, что ли? Я как зверь голодный.
– «Виагру» не пожелаешь?
Я включила душ и со стоном ступила под упругие струи. Вот настоящее наслаждение, почти экстатическое! А мальчишки пускай потреплются…
В дверь ко мне постучали.
– Ты есть будешь? – Севка вжился в роль органично.
– Нет, дорогой, спасибо, – откликнулась я.
Спустя полчаса я скрипела чистотою и подумывала с ленивой грацией явить свое нагое тело миру. Трусики и лифчик я постирала, платье хорошенько вытрясла и обхлопала влажными ладонями. Желания одевать его на себя у меня не было. Приоткрыв дверь, обнаружила висящую на ручке простынь, льняную и, ей-Богу, накрахмаленную. Бурнус для одалиски! Оставалось только кричать: «Куда мне, мальчики?».
Севка караулил меня и потянул за собой в маленькую комнату.
– Вы ложитесь. Я бельё чистое постелил.
Я рухнула на расхлябанный диван прямо в намотанной простыне и начала посапывать ещё в воздухе.
– Помоюсь тоже… – пробормотал мальчишка сконфуженно.
Надо было сказать что-то простое и веселое, чтобы разрядить нараставшее напряжение, но я уже спала, предоставив Севке самому справляться с двусмысленной ситуацией.
Впрочем, это благостное небытие длилось недолго. Во сне я увидела неживой взгляд, резавший меня напополам, и проснулась с отчаянно бухавшим сердцем.