Девочка. Книга третья
Шрифт:
Она с грустным лицом продолжала мыть меня, а мне становилось все неуютнее.
— Мама, не плачь, — тихо прошептала я, желая все вернуть назад, перемотать киноплёнку в начало, где я была маленькой, и где мы с мамой были счастливы. Но она, не реагируя на мои слова, лишь водила пропитанной красноватой водой губкой по моему телу.
Ее движения были какими-то механическими, отстраненными, как у сомнамбулы, и я, будто заражаясь этой монотонной процедурой, сникла и, откинувшись на спину, легла в ванне, чувствуя липкий влажный холод.
Я погружалась все глубже и глубже в воду, и уже видела мамино несчастное
Она плакала, отрицательно качала головой и что-то мне говорила, но я ее уже не слышала. Я чувствовала тяжесть в груди, будто внутри меня была гиря, которая тянула меня все глубже и глубже. Пришло осознание, что мне не хватает воздуха, и я перестаю дышать, продолжая погружаться в липкий холод.
Холодно. Грудь разрывает. Больно. Не могу вдохнуть. Давит. Больно. Вой сирены. Голоса.
Холод по венам. Темнота. Вакуум.
Вдох. Тяжело. На грудь давит. Тупая боль. Слышу чужие посторонние голоса медиков. Шум в ушах. До свиста. Мешает.
Холод по венам. Темнота. Вакуум.
Вдох. Тяжело. На грудь давит. Но без резкой боли.
Чувствую замкнутое пространство. Кто-то рядом. Меня опять куда-то везут.
Холод. Осязаю пальцами. Тепло. Слышу. Писк. Раздражает. Слышу тихий голос Эльзы. Хочу открыть глаза. Нет сил.
Холод по венам. Темнота.
Вдох. Тяжело. На грудь что-то давит. Будто под толщей воды. Боли нет.
Сознание зафиксировало картинку — серая дорога, багровые пятна в глазах.
Где я? Хочу открыть глаза, но веки каменные. Голова ватная. Запах. Стерильный. Больничный.
Я слышу. Голос. Родной голос. Папа. Папочка. Хочу сказать, что видела маму. Нет. Мама плакала. Не буду говорить. Папа расстроится.
Глубоко вдохнула. Трудно дышать. Опять засыпаю.
Холод по венам. Темнота.
Вдох. Легче. Боли нет.
Слышу. На вдохе раздражающий свист и шум в ушах. Хочу крикнуть "выключите". Но что-то мешает.
Опять память выдает серую дорогу. Багровые пятна. Нет. Это откуда-то из прошлого. Надо понять, где я сейчас. Где папа?
С трудом приподнимаю веки. Свет. Режет глаза. Отдает тупой болью в голове.
Опускаю веки.
Устала. Нет холода по венам. Хорошо. После него я проваливаюсь в темноту. И все же. Что это за серая дорога? Голова гудит. Будто мозг накачан дурманом. Не могу сосредоточится.
Но постепенно создание начало возвращаться, а вместе с ним и память о боли.
Сознание обрушивается на меня лавиной, открывая четкую картинку. Будто кто-то ранее поставил на паузу, и сейчас нажал на кнопку play.
Трасса. Визг тормозов. Боль. В горле застрял крик. И я, преодолевая боль в груди, кричу, зажмурив глаза. Но вместо крика слышу лишь шорох шепот шипение. Хрип. Господи! Из-за меня могли пострадать люди! И папа! Мне нужно узнать…
Холод по венам. Не хочу терять реальность. Я хочу выкрикнуть "не надо холод по венам". Но поздно. Темнота.
Вдох.
Ушла тяжесть. Нет шума в ушах, и этого раздражающего писка.И опять этот запах. Стерильный. Едкий.
Кто-то рядом. Кто-то близкий.
С трудом поднимаю веки. Они тяжелые, но уже хватает сил.
Уже не так режет свет. Перед глазами темный силуэт.
Фокусирую взгляд. Макс. Милый мой Макс. Мне так много нужно тебе сказать. Он очень близко. Его лицо сосредоточено. Устал. Нет. Поговорю с ним позже. Сейчас главное — узнать, как отец и есть ли пострадавшие. Трель телефона. Его тихий голос.
— Нет, я не смогу пока приехать в Лондон… не знаю…
Я дернула рукой под простыней. "Нет! Ты должен ехать!" — хочется сказать мне.
— Макс… — тихо прошептала я и не узнала собственного голоса.
— Все в порядке. С тобой все в порядке, — уверенно произнес он, вероятно, желая меня успокоить.
— Как папа? Кто пострадал? — пытаюсь сократить слова.
— Все в норме. Тебе не о чем беспокоиться.
Я пытаюсь понять — успокаивает он меня, или и правда всё обошлось.
— Все в норме, — уверенно произносит он, и я хочу ему верить. Киваю.
— Ты должен ехать в Лондон, — медленно произношу я.
— Потом поговорим.
Хочется спать.
Я по прежнему слышу раздражающий писк и шум в ушах. Но теперь он не отдает в мозг.
И опять этот запах. Стерильный. Едкий.
Я открываю глаза. Уже не так режет свет. На самом деле он тусклый, идет от окна. Осматриваю комнату. Я в больнице. Я осознаю, что попала в аварию. Помню, что Макс сказал, что все в норме. И все-таки надо узнать о пострадавших и отце. Я слышала его голос. Значит он здесь, рядом. Он должен быть в порядке. Перевела взгляд на себя. Руками-ногами шевелить могу. Левая рука зафиксирована. Вероятно, перелом. Шею держит бандаж, но головой шевелить могу. Значит, не все так страшно. Все тело чувствую — уже хорошо. Какие-то приборы рядом. Тумбочка. Диван. На диване куртка отца. Значит, он и правда в порядке. Надо вызвать медсестру.
Не успела я подумать, как дверь открылась, и в комнату влетела Эльза.
— Слава Богу. Проснулась, моя девочка, — она быстро подходит ко мне.
Эльза посмотрела на датчики и перевела взгляд на меня.
— Ну здравствуй, моя хорошая, — тихо проговорила она, поглаживая мой лоб. — Как ты?
— Дышать тяжело, голова ватная, — произнесла я, уже узнавая свой голос, и спросила: — Кто-то пострадал в аварии? Как отец?
— Отец в норме, — улыбнулась она. — Доктор Митчелл следит за его сердцем. Он у тебя молодец. Не раскисал. Он сейчас подойдет. Я его отправила пообедать в наш кафетерий, — и она кивнула на куртку.
— Кто-то пострадал в аварии? — повторила я. — Я помню удар сзади и потом удар в бок.
— Ты больше всех. Сильно пострадавших нет. Двое водителей и один пассажир. Все живы-здоровы. Страховая уже занимается урегулированием всех вопросов. Тебе не о чем беспокоиться.
Я облегченно выдохнула и бросила взгляд на приборы.
— Что со мной? Только правду…
— Сотрясение, перелом руки и левых ребер, контузия легких, гемоторакс, лежала под аппаратом искусственного дыхания два дня. Но все образуется. Благодаря подушкам безопасности можно сказать, легко отделалась.