Девочка. Книга третья

Он скользнул взглядом по моему лицу, затем по переднику, испачканному в муке, и серьезным тоном произнес:

— Хоть бы для проформы спросила "кто там".

— Думала соседка, — пожала я плечами. — Она иногда просит покормить кота, когда уезжает.

Макс промолчал, так и оставшись стоять за порогом, и тихо спросил:

— Можно войти?

— Да, конечно, прости… — кивнула я, отходя в сторону.

Очутившись в зале, он бросил взгляд на кухонную консоль, где в творческом беспорядке создавался кулинарный шедевр по рецепту мамы, и улыбнулся.

— Ты решила пирог приготовить?

— Почему ты приехал так рано? Все отменяется? — и я непроизвольно вздохнула с облегчением: "это было бы к лучшему — не пришлось бы объясняться".

— Нет, не отменяется, — отрицательно покачал он головой и внимательно посмотрел на меня: — Что происходит, Лили?

Понимая, что пришло время поговорить, я опустила голову, размышляя, как бы потактичнее рассказать о проблемах с Эльзой.

— После всего случившегося… — и я остановилась, подбирая слова. — Эльза отдалилась.

Мне показалось, что для Макса мои слова не стали новостью, он лишь перевел задумчивый взгляд на кухонный стол, и, наконец, тихо произнес:

— Мама всегда считала тебя близким человеком.

— Да, считала. До тех пор, пока… — и я замолчала. — Не хочу, чтобы в такой праздник я ей напоминала обо всем случившемся.

— Ясно, — коротко бросил он. — Ты неверно истолковала ситуацию с Эльзой. Она хорошо к тебе относится и будет рада видеть тебя на Рождество.

Лицо Макса было сосредоточенным и серьезным — мне показалось, что он, как и я, изо всех сил пытался удержать эту нить между мной и Эльзой. Поэтому и приехал. Я чувствовала, что для него это было очень важно, собственно, как и для меня — я по-прежнему считала Эльзу родным человеком. Вспоминая, как она ухаживала за мной в больнице, а затем и на Базе, как мы вместе читали "Театр" и смотрели "Завтрак у Тиффани", восхищались оперой и цитировали "Собаку на сене", я понимала, что не могу просто так отказаться от этой связи. Я не могла этого объяснить, но наши с ней отношения были гораздо глубже, чем просто дружескими. Посмотрев на Макса, я едва заметно улыбнулась и приняла решение — мне нужно было попытаться наладить контакт с Эльзой, ведь отказаться от человека, отдалиться от него — самый легкий путь.

— Да, ты прав, — согласилась я, чтобы успокоить Макса. — Я, наверное, накрутила себя.

— Накрутила, — уверенно произнес Макс, будто внушая мне эту мысль. — Она будет рада видеть тебя на Рождество.

— Я тоже буду рада ее видеть, — улыбнулась я, пряча за улыбкой тревогу.

Макс, почувствовав мое согласие, немного расслабился и бросил взгляд на меня, вернее на мой фартук.

— Я пирог готовила, — и заметив, что все еще сжимаю яблоко в руках добавила: — Яблочный.

— Угостишь яблоком?

— Ты не обедал?

— Обедал, — усмехнулся Макс, — но есть все-равно хочется.

— Да, конечно, — и я протянула ему красный спелый плод. — Может быть, тебя покормить? Я могу приготовить что-нибудь легкое. Есть курица и…

— Нет, спасибо.

Макс подошел ко мне и, забрав яблоко из моей ладони, откусил большой кусок, а я, глянув на часы, отметила, что время поджимает, и вернулась на кухню.

— Ты пока располагайся, я быстро. Пирог готовится не очень долго.

Макс кивнул и перевел взгляд на рождественское убранство нашего зала, я же начала быстро нарезать яблоки тонкими дольками и просыпать их мукой и корицей, иногда бросая взгляд в зал.

— Красиво, — отметил он.

— Джули постаралась на славу, да. Сказала, праздника много не бывает.

— А ты старалась на славу?

— Я помогала украшать елку, — кивнула я, пытаясь скрыть равнодушие.

Макс подошел к искусственной елке и, рассматривая елочные украшения, протянул руку к игрушке в виде снеговика:

— Симпатичный.

— Это мой, — кивнула я. — Из дома привезла.

— Не новый.

— Да, не новый, — грустно улыбнулась я. — Мама рассказывала, что я его боялась в детстве и нещадно покусала за это.

Макс усмехнулся, но ничего не сказал и перевел взгляд на украшенные двери в наши комнаты.

— Наверное, это твоя, — и он указал на висевший на двери самодельный рождественский носок, на котором была вышита серебряная снежинка.

— Почему ты ты так думаешь? — улыбнулась я.

— Мне кажется, этот носок делала ты.

— Да, мы с мамой, — грустно улыбнулась я, и воспоминания о детстве, когда мама учила меня делать ровные и аккуратные стежки из серебряных нитей на ярко-красном войлоке, вновь накатили неспешной волной.

Макс промолчал и подошел к кухонному столу, наблюдая за тем, как я нарезаю и выкладываю тонкие яблочные дольки на тесте.

— Выглядит аппетитно, — и он сел напротив.

— Это мамин рождественский пирог, — грустно улыбнулась я.

— Именно яблочный?

— Да. На Рождество она готовила только его, — кивнула я и добавила: — Как она любила повторять, "традиции уважать нужно, но и свои создавать обязательно". Пирог — один из них.

— Диск неровно лег, — заметил он и, пока я пыталась увидеть изъян, взял ложку со стола и аккуратно подровнял яблочную дольку. Он сделал это сочредоточенно, как мне показалось, машинально, как человек, который во всем любил симметрию и порядок.

— Спасибо, — улыбнулась я такой педантичности и продолжила выкладывать яблоки.

— Рождественские игрушки своими руками тоже было вашей традицией?

— В нашей семье было много таких "своих" традиций.

— Какие еще? — поинтересовался Макс и поправил ложкой очередную яблочную дольку, выбившуюся из строя.

— Если говорить о рождественских и новогодних, то каждый год, сколько себя помню, в любую погоду мы ездили в театр на Рождественский Балет. Обычно давали Щелкунчика. Мама покупала билеты за несколько месяцев до представления.

— А не из праздничных традиций? — спросил он, наблюдая за моими пальцами.

— Не из праздничных… — задумалась я и машинально потерла щеку. — Помню шоколадные конфеты. Знаешь, такие… в жестяных винтажных коробках. По средам и выходным мама мне всегда давала конфетку после ужина. Вернее половинку.

— Именно половину?

— Да. Большую половинку она отдавала мне, а остаток съедала она. Это был наш с мамой маленький ритуал к чаю, — вспоминала я и аккуратно выкладывала яблоки.

— А папе не доставалось? — усмехнулся Макс, выравнивая очередную дольку.

— Папа не возражал, — улыбнулась я, подбирая тесто по краям. — Он всегда говорил, что женщинам положено есть сладкое. На то они и женщины.

— Логично. — усмехнулся Макс и спросил: — Ты сладкоежка?

— Да, конечно, — пожала я плечами и, подхватив пирог, поставила его в горячую духовку.

Макс бросил взгляд на мое лицо и констатировал:

— У тебя щека в муке.

— Ой, спасибо, — вытерла я кухонным полотенцем скулу и услышала, как телефон Макса завибрировал в кармане джинсов.