Девочки-лунатики

— К тебе.

— Молодец какая, — фыркнул Миша. — И где бы ты меня по Москве искала? Я четыре дня дома не живу. Позвонить не могла что ли?

— Не могла. Деньги на телефоне кончились. Отправляла тебе «попрошайки» на сотовый, да ты не отвечал. И на продукты тоже не осталось. Хотела добраться или до тебя, или до Шершня.

— Шершень тоже в подполье.

— Ну, к Володе бы съездила, — потупилась Наташа и неохотно спросила: — Миш, а ты не мог бы мне дать денежек немного? У меня башмаки совсем прохудились. Я ведь тоже для акции кое-что сделала, выступала и… все такое. Нам же это мероприятие оплачивали, правда? Мы же не только ради идейных соображений?

— С чего ты взяла? — быстро спросил Миша, подозрительно разглядывая ее лицо. Наташа пожала плечами.

— Видела, как тот активист с Шершнем рассчитывался за сценой.

— Что ты хрень какую-то несешь?

— Ну, а что? Не долги же он ему отдавал, да еще в таких объемах?

— У меня нет денег сейчас, — нехотя сказал Миша. — Но думаю, что экипировку мы тебе подберем. Кстати, раз уж ты готова, пошли на станцию. Я, собственно, за тобой и приехал. Звоню, звоню, а ты все вне зоны. Думал, может, случилось чего, а потом вспомнил, что тут такое бывает. Опять глушилки что ли сработали?

Он махнул рукой в сторону воинской части.

— Там учения какие-то, — сказала Наташа. — Сегодня громыхало с самого утра, и связи не было.

— Бывает. Ладно, пошли. У нас еще две девочки нашлись, так что считай, группа собрана. Сейчас самое время выступить.

Пока он запирал дверь, Наташа топталась рядом, не решаясь задать мучивший ее вопрос. Но потом, когда они двинулись в сторону станции, она робко спросила:

— Миш?..

— А?

— Ты приехал, потому что я нужна для группы или тебе?

Миша, подкуривавший сразу две сигареты, прищурился, а потом вдруг улыбнулся прежней счастливой улыбкой, от которой у Наташи сразу потеплело на душе.

— Конечно, потому что ты мне нужна. Ты вообще всем нужна, но мне — больше всего. На, покури.

— А почему ты так долго не приезжал?

— Дела были, — туманно пояснил Миша. — Я же говорю: время настало заявить о себе и своей позиции. А это требует длительной подготовки. Мы же не мультиками занимаемся, Натах, мы — серьезные люди. Вся оппозиция держится на таких, как мы.

— Так позвонил бы, — тихо сказала она. — Я же тут совсем одна, а от тебя двое суток ничего. Знаешь, как мне было страшно?

— Ну, прости, малыш, — сказал он с нежностью ипоцеловал в висок.

Ее обострившееся обоняние заставило отдернуть голову. Наташу моментально затошнило от запаха знакомой туалетной воды, к которому примешивались чужие, слишком сладкие нотки.

— Натах, ну не дуйся.

Они стояли на платформе минут десять. Прижавшись к его груди спиной, Наташа перебирала замерзшими ногами и думала о невеселом. Издалека, со стороны воинской части эхо несло звонкое пулеметное: «та-та-та»! А в воздухе — Наташа могла бы дать голову на отсечение — пахло порохом, хотя казалось, что высокие дубы и старые ели надежно отсекают поселок и станцию.

Гул приближающегося поезда она услышала раньше, чем увидела его. Пассажиры, околачивающиеся у магазина, приободрились и полезли на платформу.

В электричке было тепло, и ее моментально разморило. Положив голову Мише на плечо, Наташа думала, что так и не купила тест на беременность. Но это была не самая сложная из давивших проблем. Ей хотелось, чтобы отцом ребенка был Миша, но обманывать себя она не могла. Отцом мог оказаться и Шершень, и что делать в этой ситуации, она не представляла. Миша наверняка бы женился на ней, если бы узнал, что Наташа носит под сердцем его ребенка, а она была бы рада влиться в благополучную семью Лобовых. Но что делать, если отцом окажется Шершень? Скрыть правду не получится.

Сделать аборт? А если ребенок Мишин? Если он никогда ее не простит?

В набитом вагоне витали самые разные ароматы, большинство которых казались Наташе слишком сильными и неприятными, и она как могла отгораживалась от них, уткнувшись носом в воротник. Она сидела, чувствуя, как припекает расположенная под деревянным сидением печка, и не хотела отодвигаться в сторону, сберегая тепло для грядущей беготни по Москве, и фантазировала, представляя свою будущую жизнь. В ней не осталось места для оппозиционных настроений и революционных стачек. Даже мечта стать известной певицей отодвинулась прочь. Наташа почувствовала себя Золушкой, нашедшей своего принца. В ее легкомысленной голове не мелькнуло даже тени сомнения, что у принца могут быть свои планы на жизнь.

Задремавший Миша пошевелился во сне, и Наташа снова уловила чужой запах, исходящий то ли от его волос, то ли от кожи. Она отняла голову от его плеча и с нежностью посмотрела на его тонкий профиль, а затем ее взгляд скользнул ниже, по плохо выбритому горлу, к воротнику рубашки.

На воротнике отчетливо виднелся длинный белый волос. Такой, как у Мишиной подруги Мары, истеричной блондинки, любительницы сладких духов.

В квартире Упыря было накурено, хоть топор вешай. На столе, стульях, полу стояли какие-то тарелки с объедками, воняющими кислятиной, однако эта довольно сильная вонь не вызвала у Наташи желания немедленно бежать в туалет. Наверное, перебивал табачный дым, на который она почему-то не реагировала. Из динамиков лилась музыка. Не привычный вой гитар, а знаменитое произведение Сары Брайтман и Андреа Бочелли, абсолютно неуместное в этой черной комнате. Поминутно спотыкаясь о разбросанное барахло, Наташа прошла в гостиную.

— Ну, наконец-то, — обрадовался Упырь, увидев Наташу и Мишу. — Уже час ждем. Девчонки, знакомьтесь. Это и есть наш убойный автор и по совместительству, одна из солисток группы.

Девочек было две, и обе Наташе сразу не понравились. Слишком уж хищными и прожженными были их порочные лица. Обе курили, смеялись не по делу, с Шершнем общались панибратски, а на Упыря смотрели с аффектированным восторгом.

Звали их по-простецки: Галка и Танька. Галка, худая волоокая брюнетка, с безумными глазами наркоманки со стажем обладала прекрасным голосом и даже принимала участие в одном из громких проектов на самом главном канале страны, но потом устроители выгнали ее, застукав в туалете с косяком. Полноватая блондинка Танька, с мощными бедрами и грудью третьего размера, смахивающая на Мэрилин Монро, никакими другими достоинствами не обладала, однако судя по обрывкам беседы, с Упырем давно была в близких отношениях.

— Михаил. Очень приятно, — сказал Миша. — А это Наташа.

Галка и Танька нестройными голосами представились и, судя по их скисшим физиономиям, Наташа никакого впечатления на них не произвела. Не заметив их реакции, Упырь хлопнул в ладоши и плотоядно оскалился.

— Девочки, у нас есть заказ. Крупный и довольно масштабный. Вы в курсе, что творится в мире?

Девочки помотали головами, все трое, и на сей раз синхронно. Наташа сидела за городом, не читала газет и не слушала радио. Галке и Таньке вообще было плевать на мировые события.

— Расскажи им, — велел Миша. Упырь снова оскалился, от чего его рот растянулся до самых ушей. Сходство с вампиром стало абсолютным.

Радикально настроенные товарищи решили выступить с протестом. На сей раз повод был выбран весьма существенным. В далекой Америке внешне благополучная семья, законопослушная и респектабельная, довела до самоубийства ребенка. Возможно, мировая общественность не содрогнулась бы от жестокости, и это дело так и не дошло бы до России, если бы не тот факт, что ребенок был русским. Усыновленный мальчик прожил в США около семи лет, и все эти годы подвергался истязаниям со стороны папаши и мамаши. Семья Джонсонов пыталась отрицать свою причастность к этому делу и, вполне вероятно, без особого труда бы доказали, что неуравновешенный русский мальчик сам довел себя до ручки, однако дотошные журналисты раскопали личный видеоблог ребенка. Пол Джонсон, носивший в прошлой жизни имя Паша Чердынцев, сперва рассказывал на английском, сколько раз и куда ударил его приемный отец, демонстрировал синяки и ссадины в камеру ноутбука, потом рассказывал, как мать лишает его обеда и ужина, заставляет спать на голом полу подвала, а потом, захлебываясь в слезах, на ломаном, подзабытом русском, сказал в камеру: