Девушка и Ворон

Между тем наступала ночь. Александр Константинович, не желая больше видеть ни своего наставника, ни Зинаиду Сергеевну, молча скорбел о разрушенной дружбе и любви. Он навестил в отведенной ему комнате Мишу Сокольского, и тот был слишком слаб, да и вообще — слишком прост, чтобы мудрить, отвечая на вопросы царского внука. Так Александр узнал новые подробности этого дела.

— Ну что ж, — сказал он задумчиво, — за дуэль вы с Вороновым оба уже достаточно наказаны. А что до всего остального… вы сами-то чего хотите?

— Да я и не знаю… ведь Зинаида Сергеевна… она не останется со мной.

— Очень жаль вас огорчать, Михаил Платонович, но графиня пожелала вскоре отправиться в Париж.

Некоторое время длилось молчание, лишь пару раз у Миши вырвалось сдавленное рыдание.

— Когда ничего не ладится… — прерывисто заговорил он наконец, — и все против тебя… надо начинать жизнь… заново.

— Это мудрое решение, и если в моих силах помочь вам его осуществить, располагайте мною.

— Да, Ваше Высочество. Если Господь смилуется надо мной, и я полностью поправлюсь, то поступлю в действующую армию, — Миша слабо улыбнулся. — Моему покойному отцу это бы понравилось. Это я точно знаю.

Между тем тьма наступающей ночи разлилась над местом, где дочь Малахитницы сражалась с черным аспидом. И в темноте прямо к проклятому дому шагал человек, одетый, по обычаю стариков, по моде прошлого века — щегольский камзол, на груди пышное жабо, на ногах чулки и туфли с драгоценными пряжками, пудреный паричок прикрывает волосы — совсем уже седые. Но мужчина держится прямо, шаг его уверен, и он не нуждается в фонаре, его странные желтоватые глаза видят все и так. Вот он остановился у каменного медведя и покачал головой.

— Да здесь просто разлита магическая сила, — пробормотал он по-немецки. Потом направился прямо к домишке, откуда недавно освободили Федора Воронова. Не иначе вело его туда все то же ощущение темной магии.

Он открыл дверь, равнодушно взглянул на лежавший на лавке труп женщины — то была Лесовичка, которую Александр и Федор перенесли сюда, из-за уважения не к самой покойнице, а, скорее, к таинству смерти. Старик прошел мимо нее в первую из клетушек. Постоял задумчиво возле трех мужиков, которые спали, уронив головы на столешницу. Песня русалки застигла их врасплох — их лица до сих пор выражали изумление. Потом положил одному из них ладонь на лоб… Парень вздрогнул и очнулся.

— А-а-а! — заорал он, вскакивая из-за стола и шарахаясь от темной фигуры.

— Не ори, дуралей, — сурово произнес немец на хорошем русском языке. — Я тебя вывел из колдовского сна, поблагодари меня. Что это было? Кто зачаровал тебя?

Поняв, что бежать некуда, да и вроде убивать его никто не собирается, бывший пособник Шатуна выпалил все, что знал, перескакивая с одного на другое. Немец слушал и кивал головой. В таком пересказе в истории были существенные пробелы, но вопросов он не задавал. Кроме одного:

— Тут была ундина? Русалка по-вашему?

— Н-не знаю, ваше сиятельство. Я только песню помню… ну и песня, скажу я вам!

— Ты это уже говорил. Лучше ответь — есть у тебя хозяин?

— Хозяин? Нету, вольный я во всем человек!

— Тогда пойдешь ко мне в услужение. Ненадолго, потом отправишься на все четыре стороны — так у вас говорят? Не бойся, я тебя щедро награжу. Как тебя зовут?

— Сенька.

— Меня ты можешь называть господином бароном, — произнес Максимилиан, бывший заморский дракон, некогда коварно лишенный силы Варварой Измайловой.

— Слушаюсь, господин барон.

— Тогда пошли.

— А эти? — кивнул Сенька на своих все еще спящих товарищей.

— Потом расколдую. Если понадобятся. А нет, так пускай поспят еще несколько деньков или годков. Пойдем же, расскажешь мне по дороге еще что-нибудь интересное. А место здесь странное… Много силы. Опасной силы.

Глава 32. Малахитница

Федор и Лиза привыкали к дому в Тумарино, где Воронов решил осесть на какое-то время и попробовать пожить-таки барином — то есть заняться делами, самостоятельно вникая в управление всеми своими поместьями. Лиза читала одну за другой книги, собранные дедом Федора, считавшегося просвещенным человеком, и восполняла тем самым недостаток образования.

Все это, впрочем, не мешало супругам проводить столько времени вдвоем, сколько они желали, летать тайком от всех по ночам да принимать гостей — из Запределья, конечно же. И Алексей Никитич начал наконец-то заезжать. Но он был сдержан и серьезен. Изо всех сил пытался скрыть, что его сердце гложет тоска. Тоска по Кате…

Катенька приехала в Яблоньки на следующий день после того, как Измайлов узнал, что его дочь вышла замуж за Федора Воронова. Неожиданная гостья передала письмо от игуменьи Аркадии, а потом, чуть побледнев, начала решительно:

— Мне очень нужно поговорить с вами, Алексей Никитич. Я для того-то на самом деле и приехала. Простите, но я узнала вашу тайну…

Алексей до сих пор корил себя за то, как обошелся с Катей. Еще не придя в себя после вчерашних происшествий, он холодно пресек все ее попытки объясниться:

— Ну, стало быть, вы знаете и то, что общаться со мной опасно. И я не сомневаюсь в том, что вы, как девушка благоразумная, подвергать себя опасности не станете.

— Послушайте, Алексей Никитич… — Катя попыталась все-таки вставить хоть слово, но он ей не позволил.

— Если вы не хотите узнать на собственном опыте, как в гневе обезумевший дракон кидается на людей, то и не стоит испытывать судьбу, Катерина Васильевна. Давайте просто притворимся, что этого разговора никогда не было, и останемся добрыми друзьями.

Катя переменилась в лице, но ничего не ответила. Быстро, сухо распрощались, и девушка ушла, а Измайлов подавил в себе желание кинуться за ней следом.

В тот же день Катя Вересова уехала в Чудногорск. Алексей Никитич был уверен, что между ними все закончилось, так и не начавшись, и был очень удивлен, получив через некоторое время от нее короткое, но искреннее письмо с сожалением о том, что откровенный разговор так и не состоялся.

Алексей понял — она ждет. И дело не только в чувствах, просто он встревожил ее своей резкостью и напускной холодностью, и, пожалуй, даже напугал. И она не может все это так оставить, не разобравшись, что же все-таки происходит. Его сердце переполняла любовь и благодарность, но он все еще никак не мог решиться ехать к Кате и объясниться по-хорошему. Да и что он ей скажет по сути-то нового? Ничего… ничего.

В то утро, когда пришло письмо, Измайлов, захватив его с собой, оседлал коня и поскакал куда глаза глядят, заранее предупредив, что домой долго не вернется. Именно тогда Лиза, отправившаяся с друзьями выручать мужа, и заезжала за ним, но не застала.