Девушка с экрана. История экстремальной любви

Я проверил:

— А ваш возлюбленный не будет против?

— Мы разошлись, — безэмоционально сообщила она и внимательно взглянула на меня. — У вас есть еще какие-нибудь вопросы?

— Нет, все ясно. Кроме одного: что вы предпочитаете пить?

— Шампанское с ликером из киви.

Возле ее дома я купил то, что ей нравилось.

Странно, это было последний раз, когда я видел Таю и впервые, когда услышал имя актрисы «номер два».

— Вы разденетесь сами или вам помочь раздеться? — спросила с улыбкой Вера.

— Вы имеете в виду пальто, шарф?

— Нет, я имею в виду до конца.

— А как же шампанское? — наверное, немного наивно спросил я.

— Я люблю его пить после этого.

Как говорила одна моя знакомая дама, имя которой я поклялся больше не произносить: «глупо было бы не выпить в подобной ситуации».

Осеннее утро — это утро, когда хочется съежиться, спрятаться, исчезнуть и не появляться больше никогда. Когда возникает вопрос: зачем, зачем ты существуешь (или прозябаешь)? И нет ответа.

Давным-давно у знакомого из прошлой жизни я взял книгу «Книгоиздание в …». Я все-таки хотел дойти до конца издательского лабиринта Империи и понять, почему именно я не могу опубликоваться. Даже если мои личные дела потерпели полный крах.

Выбрав три издательства, я позвонил в первое, с пылающим названием «Факел».

Мне сообщили, что фамилия директора — Н. А. Литвинова и что она будет во второй половине дня. Интересно, что она делала в первой? Возможно, поздняя любовь, объятия на рассвете и тяжелое осеннее утро, в которое задаешься вопросом: зачем?.. Впрочем, это я уже говорил. И — нет ответа.

Второе издательство было «Вести». Генеральный директор, даже не взяв трубку, сбросил меня на своего заместителя (имени я не запомнил). Как бы даже не пригласив к «парадному крыльцу». В чем они (он) потом будут очень сильно раскаиваться, но до момента раскаяния пройдет три года.

Заместитель пробормотал, что, возможно, у него найдется «немного времени» — завтра. На данном этапе мне было все равно когда, лишь бы что-то делать, куда-то двигаться. А не думать о том, какие низменные создания актрисы. Тем паче я еще и понятия не имел, какие они низменные.

У меня все еще было впереди.

На следующий день я встретился с госпожой Литвиновой.

— Здравствуйте, меня зовут Нина Александровна.

Я представился:

— Алексей Сирин.

— Прошу садиться. Чем могу быть любезна? — произнесла женщина высокой, крупной стати, очень похожая на актрису Нонну Мордюкову в молодости.

— Я писатель, живу в Нью-Йорке и хотел бы опубликовать у вас книгу.

— А что вы пишете?

— Романы. А также написал книгу интервью.

— Интервью нас не интересуют. А какие романы?

— О любви, о жизни. Мне проще показать, чем пересказывать.

— Покажите, — удовлетворенно кивнула она.

Я достал книги, вышедшие в Нью-Йорке, а также папку с рукописью, на которой было написано «После Натальи».

— Это, — она взяла папку, — в Америке еще не выходило?

— Нет, этот роман я хочу впервые издать здесь.

— А время действия?

— Семидесятые.

— И очень хорошо. Шестидесятые уже всем надоели, а о семидесятых пишут мало. И видимо, не напишут. Некому.

Она сняла сережку, взяла трубку и набрала номер.

— Наталья Владленовна, у меня здесь сидит автор из Нью-Йорка, хочет, чтобы мы почитали его романы… Да, несколько. Я пошлю его к вам? Сейчас же!

Она положила трубку и соблазнительной грудью повернулась ко мне, правой рукой вернув красивую серебряную сережку на ухо.

— У нас все рукописи читает главный редактор Наталья Владленовна Сабош. Она этажом выше и ждет вас у себя. А потом зайдите ко мне. Ее комната номер…

Я постучался в дверь очень осторожно.

— Войдите.

Я вошел.

— Здравствуйте, меня зовут…

— Присаживайтесь, я Наталья Владленовна.

Я присел.

— Расскажите немного о себе.

Внимательно, слегка брезгливо она разглядывала мой галстук, пиджак, часы, туфли.

Полные, красиво вычерченные губы молча сжимались и разжимались, пока она слушала.

«Да, такая издаст!..» — подумал я. И решил не распинаться. Из узкого окна на нее падал удивительный свет. И комната, и она как-то мягко, почти живописно освещались, словно монашеские кельи на фламандских полотнах.

— Когда вы уезжаете? — не дослушав, спросила монашка, озаренная светом.

— Через несколько дней.

— За это время я ничего не смогу прочитать, я слишком занята.

— Может, не стоит оставлять?..

— Нет, книги мне оставьте, — безразлично сказала она. — Я посмотрю их и позвоню вам в Нью-Йорк.

Еще пока никто не звонил мне в Нью-Йорк отсюда — слишком скупы. И в эти басни я совсем не верил. Как и в то, что она прочтет.

Она продолжала неприязненно смотреть на меня. Что ей-то я сделал?

— У вас есть какие-то вопросы?

— Самый простой: мои шансы и ваши сроки?

— Я начала издавать серию «Зарубежная русская литература», уже вышли три книги, ищу еще — хочу успеть до конца года. Но, естественно, пока я не прочитаю, нам не о чем с вами говорить.

— Что вам оставить? — я кивнул на разложенный веер книг.

— А все оставьте. Я люблю читать разное.

— Все мои книги вы вряд ли издадите!

— Но выбор я должна иметь?

— Безусловно.

Я спустился в раздумьях к Литвиновой.

— Как прошла встреча?

— На высшем уровне. Я хотел поблагодарить вас за внимание и рекомендации.

Я понимал, что здесь своя команда, давно спевшаяся, и против нее, как и с ней, мне ничего не светило. Я был уверен, что это наша первая и последняя встреча. (Забыв библейскую заповедь: не суди опрометчиво.)

С таким «бульдогом» главным редактором…

— А вы сами рукописи не читаете? — спросил я ее на всякий случай. Я не привык легко сдаваться…

— Только на немецком языке.