Девы ночи

Забава божков

– Вот это да! Кого я вижу! Пан пиит! – приветствовала меня пани Алина после длительной разлуки. – Какими ветрами вас принесло? Ну, идем, идем, как раз есть свежий кофе. И где это вы пропадали?

– Так я же на год в армию попал.

– Правда? Мать родная, а почему же мне не сообщили? Я бы вас на месяц на Кульпарков к варьятам спровадила, зато не потеряли бы целый год.

– Да я и в армии не пропал. А после месяца на Кульпаркове кто знает, не обнаружилась ли бы у меня мания преследования или импотенция.

– Ну, нет! Уж когда я договариваюсь, так договариваюсь. У меня все схвачено. Вам бы никто не посмел делать уколы. Успокойтесь!

Мы расселись по креслам, цедили кофе и разговаривали. В целом в гостиной за это время ничего не поменялось, пальмы и фикусы несколько вымахали, на стенах увеличилось число картин, да еще появились четыре клетки с канарейками.

– Мне их подарил священник из Щирца. У него девяносто шесть канареек! Представляете? И каждая поет в свое время. То есть каждые пятнадцать минут какая-нибудь стерва рвет глотку! Я бы с ума сошла. Я бы запекала себе этих чертовых канареек каждое утро на завтрак и с огромным удовольствием уничтожала бы, старательно отмечая каждую в тетради. Я бы их даже начиняла вишнями, крыжовником и черной смородиной, а потом тушила в сметане и томатном соке. Мои тоже поделили сутки на четыре части. Но это уже не так страшно – только каждые шесть часов. Я привыкла.

– Как по мне, одна канарейка лишняя.

– Ну, уж конечно, вам, молодым, для сна нужно больше. А нам, старым порхавкам [56] , и шести часов сна много. Хотя если по правде, то люблю и после обеда малость соснуть. Ну, так что вас опять привело ко мне? Только не говорите, что хотите снова расспрашивать о львовских кнайпах. Я вам рассказала все, что знаю.

– Нет, у меня к вам деловое предложение.

– Вот это да! Ушам своим не верю.

После краткой увертюры я изложил хозяйке суть дела.

56

Сорт гриба; здесь – карга, старая перечница (галич.).

– Десять девочек? Мама дорогая! А что это будет за представление?

– Партийное мероприятие. Просто я немного влип и должен выкручиваться.

– Ну, раз уж в этом заинтересованы вы… Девочки должны куда-то ехать?

– Да. Но это должна быть изысканная публика.

– И сколько дают?

– Три тысячи, но пятьсот заберет тот, кто мне это предложил.

– Тьфу! И это называется деньги! Если я возьму еще пятьсот, то что останется? А вам ведь тоже что-то должно перепасть?

– Нет, меня здесь не деньги интересуют. Говорю же, что должен выкручиваться. А кроме того хотелось бы просто попасть на такое мероприятие. Знаете, для полного счастья не хватает еще и такого приключения.

– Да уж знаю, знаю, как вы любите сунуть нос везде, куда можно и куда нельзя. Но будьте осторожны, чтобы не попасть в какую-нибудь неприятность. Эти, – она показала пальцем в потолок, – не любят, когда их дурачат. Если раскусят, кто вы на самом деле, – раздавят, глазом не моргнув. Уж я знаю…

Вдруг она замолчала, как будто вовремя спохватившись, и, докурив сигарету, сказала:

– Файно [57] . Будут вам девочки.

В субботу утром к дому пани Алины подкатил блестящий «Икарус» с зашторенными окнами. Из автобуса вышел элегантный молодой человек в отутюженном костюме, галстуке и темных очках. На сияющих мештах играло солнце. Думаю, читатели уже догадались, что это был я.

57

Хорошо (галич.).

Я бросил Мыколе, который вышел вслед за мной:

– Подожди здесь, покури, хозяйка не любит нежданных гостей.

Мыкола также был одет в костюм и уже ничем не напоминал мента. Но было хорошо заметно, что костюм недавно куплен, потому что Мыкола время от времени вытягивал руки, поправляя манжеты, и нервно передергивал плечами.

Я вошел в дом и с удовольствием убедился, что все барышни были наготове. Глаза так и разбегались, мечась от одних ног к другим, скользя по притягательным личикам и ныряя в декольте.

– Пан Юрко, – проурчала пани Алина, – перед вами цвет моей школы. Я поручаю вам мои самые дорогие сокровища. Отвечаете головой.

Сокровища ошеломляли красотой. Казалось, что я попал на международный конкурс красоты. Десять пар очаровательных глаз прикипели к нам, и я чувствовал себя так, будто попал под свет десяти ярких прожекторов. Они прожигали меня насквозь, они выворачивали меня изнутри, словно варежку, и казалось, что тело мое – аквариум.

Голос пани Алины поднял меня на поверхность:

– Кофейку?

Я кивнул. В комнату вошел молодой парень с подносом. Что-то в его манере двигаться показалось мне странным, но через секунду я уже забыл о нем. А еще через несколько минут я выплыл в сопровождении сногсшибательных одалисок, одетых не крикливо и со вкусом, на улицу. Мыкола галантно помог каждой из них войти в автобус и объявил:

– Внимание! Шторы не отдергивать, в окна не заглядывать. Такой нюанс.

Девушки недовольно загалдели: как же так, ехать в полутьме?

Тогда Мыкола включил свет и магнитофон. Девушки успокоились.

Мне все же страшно хотелось поглядеть, куда мы едем. Но, как на беду, одна половина ветрового стекла была загорожена темной кабиной водителя, а вторая – занавеской, которая тянулась от задней стенки кабины до поручней возле дверей. На боковых окнах висели тяжелые шторы, между которыми не было щелей; казалось, что едешь в катафалке. Мыкола сидел сзади и следил за порядком. Путешествие длилось минут сорок, и я заподозрил, что привезли нас на партийную виллу в Янов. Об этом месте отдыха руководящей элиты мне уже приходилось слышать легенды.

Наконец автобус остановился, все насторожились и прислушались к скрежету железа. Это открывались ворота. «Икарус» вполз во двор, и позади снова прозвучал скрежет.

– Приехали! – объявил Мыкола.

Солнце в первую секунду ослепило меня. Когда глаза привыкли, я увидел огромную усадьбу, обнесенную высоким металлическим забором. Вокруг зеленел густой лес. Теперь я был почти уверен, что мы в Янове. Усадьба раскинулась в парке с развесистыми кустами роз и свечками туй, с зелеными пышными лугами и беседками, теннисным кортом и бассейном. В глубине белело двухэтажное здание с четырьмя башенками и двумя пузатыми колоннами перед входом. К особняку вела дорожка из бетонных плит, по обе стороны лохматились кусты самшита, а за кустами цвели полные гудящих пчел и бабочек клумбы. Все это было заботливо подстрижено, выровнено и выглажено, как на покойнике.

– Хотел бы так жить? – подмигнул мне Мыкола. – Скажи – красота?

Я что-то промычал невыразительное. Понятие красоты у нас было явно разное.

– У вас есть еще два часа времени, – крикнул он девушкам. – Можете гулять, играть в теннис или купаться в бассейне, мне все равно. Но через два часа вы должны собраться возле брамы… А ты иди со мной, – бросил он мне и двинулся в направлении здания.

Дом не подавал никаких признаков жизни. Хоть бы шелохнулась какая-нибудь занавеска на окне – ничего. В воздухе висела тишина, обрамленная шелестом леса.