Девы ночи
Шрифт:
Далее прозвучало несколько громких ударов по щекам, и Додик открыл один глаз. Он скользнул по Мыколе и бармену, и когда остановился на мне, меня снова начало знобить. А стоило раскрыться и второму глазу и вытаращиться в том же направлении, я понял, что мне сейчас лучше слинять.
Отступая, я услышал за спиной шипение бедолаги Додика:
– Где эта с-с-сука?!
Интересно, кого он имел в виду: меня или Дзвинку?
Тем временем дом начал оживать – захлопали окна, раздались голоса.
Я брел по коридору второго этажа и прислушивался у каждых дверей.
– Дзвинка! – позвал я.
Когда я повторил оклик, открылась дверь одной из комнат и я увидел перепуганную Дзвинку.
– Чего орешь?! – зашептала она и, схватив меня за руку, потащила внутрь. Там были еще две девушки – Галя и Марта.
– Ну что, ты его видел? – спросила Дзвинка дрожащим голосом.
– Кого?
– Труп!
– Видел.
– Я пропала!
Дзвинка хлопнулась в кресло и спрятала лицо в ладонях. Я взял из бара бутылку шампанского, разлил по фужерам и предложил Дзвинке:
– На, выпей. Может, полегчает.
– Что это? Шампанское? Бррр! Я теперь на него даже смотреть не смогу.
Я не выдержал и расхохотался.
– Он сошел с ума! – охнула Марта и закатила глаза. – Вместо того, чтобы помочь нам выпутаться из этой истории, он еще и развлекается!
– Между прочим, – сказал я Дзвинке, – когда тебе придет в голову еще кого-нибудь убить, постарайся уничтожить орудие убийства. Это святое правило, которое ты должна помнить так же, как собственное имя.
– Ох, Боже! Я же эту бутылку оставила около бассейна!
– Зато я ее нашел и вымыл.
– А… а труп?
– Труп обмыл Мыкола. Шампанским. Из этой самой бутылки. Но во время обмывания Додик ненароком раскрыл глаза и спросил: «Где эта с-с-сука?»
Не успел я договорить, как девушки бросились меня обнимать и выцеловывать. Радовались, как малые дети. Мне еле удалось их утихомирить.
– Он жив! Жив! – прыгала, хлопая в ладоши, Марта. – За это не грех и выпить!
– Ну, как, – спросил я Дзвинку, – уже можешь смотреть на шампанское?
– Иди в баню! – отмахнулась она, деланно обижаясь. – Вместо того, чтобы сразу сообщить радостную новость, ты на нервах играл. Бессовестный!
– Ну что ты, зозулька [64] ! Я держу руку на пульсе и все время только и думаю, как тебе помочь. Главное сейчас – найти выход из положения. Тебе необходимо выпорхнуть отсюда так, чтоб Додику на глаза не попасться…
– Он меня убьет, – вздохнула Дзвинка.
– Он ее точно убьет, – подтвердила Марта.
Вдруг в комнату влетела пухленькая Рома, девушка Анатоль Палыча:
64
Кукушечка (укр.).
– Все люкс! Я все устроила! Анатоль Палыч сказал: «Раз он дурак, то так ему и надо! И нечего сюда такую красивую девушку впутывать!» И еще сказал, что все замнет. Сейчас он послал за Мыколой, и они вместе обсудят это дело. У него такие связи!..
– Так ведь он ожил! – перебила
ее Марта. – Вот он сам видел.– К-к-как ожил?.. Совсем ожил?.. – оторопела Рома. – Так ты его не убила? А чего ж ты переполоху столько наделала?
– Так, понятно, – сказал я. – Пойду, перехвачу Мыколу. А ты катай к своему Анатоль Палычу и объяви новость.
С Мыколой я столкнулся на лестнице. Внизу в кресле, раскорячив босые ноги, сидел Додик и хлестал водку. Увидев меня, закричал:
– Эй, ты! Трах-тарарах! Ты кого сюда привел, трах-тарарах! Что ты мне за шалаву подсунул?! А?! Сейчас я тебе, падла, зубы вправлю!
Я отвел Мыколу в сторонку и объяснил, что идти к Анатоль Палычу потребность уже отпала, вместо этого пора убираться с девушками, а то от этого Додика неизвестно чего можно ожидать.
– Когда должен приехать автобус?
– Может уже и есть, – ответил Мыкола.
– Нужно забрать отсюда этого придурка.
– Попробуй забери его.
– Хорошо, тогда все-таки иди к Анатоль Палычу и объясни ему ситуацию. Додик только его и послушает. А я скажу девушкам, чтобы собирались.
Минут через пятнадцать Додик уже сидел запертый в комнате Анатоль Палыча, а девушки высыпали во двор. У каждой была немалая сумочка, по очертаниям которой можно было догадаться, что туда перекочевали заморские сокровища баров. Что же, стоит и мне подумать о себе. К тому же у меня еще и маковой росинки во рту не было. И я пошел на кухню.
– Сухой паек на двадцать человек! – гаркнул я.
– Кто сказал? – поинтересовался шеф-повар.
– Анатоль Палыч сказали!
– Одну минутку.
Повар приволок большую картонную коробку и принялся паковать консервы, банки и всякую всячину.
– Говорили Анатоль Палыч, чтобы поросенка не забыли! – напомнил я. – Вчера его не подавали.
– А-а… да-да… – засуетился растерянный повар. – Вчера… хе-хе… так вышло… вы уж не обижайтесь… Слишком скоро разошлись… Всего поросенка класть?
– Конечно всего! Сколько там того поросенка!
– Ну да, ну да… молочный он еще… тут вот… ушко… извините, э-э-э…
– Мышка отгрызла?
– Нет-нет! Что вы?! Боже сохрани! Какая мышка?! У нас ту мышек ни-ни… Это я, знаете ли, попробовал, готово ли… и это, э-э-э, слабость такая… ушко…
– Ну, если слабость… Тогда для симметрии и я ушко наверну.
С этими словами я оторвал второе ушко и захрустел на глазах у оторопелого повара. Он покраснел и принялся перевязывать коробку шнуром. Младшие повара вынесли ее за мной, а по дороге я перехватил еще и бармена:
– Сказали Анатоль Палыч, к сухому пайку еще чего-то горячительного!
– А что именно?
– По бутылочке каждого напитка.
– Ого!
– Анатоль Палычу огокнешь!
– А я ничего не сказал.
– Ну так пакуй и неси в автобус.
Автобус как раз въезжал во двор. Ответственные товарищи в это время нежно прощались с девушками. У большинства партийцев был виноватый вид, который свидетельствовал о ночи, напоенной художественным храпеньем.
Проклятый шеф-повар вышел вслед за мной.