Девять сбежавших кошмаров

Последнее, что она увидела перед тем, как провалиться в сон, был Рю, который сидел на подоконнике, распустив волосы по плечам, и тихонько полировал тряпочкой огромный меч.

Забытьё было неглубоким и беспокойным. Мерещились то прожорливые гусеницы со злобными глазками, обгрызающие Сити по краям, как огромный капустный лист, то надрывный вой сирен и мчащиеся по дороге автомобили неотложной помощи, то густой дым пожарищ… В какой-то момент снова появилось ощущение давящей со всех сторон силы, и стало трудно дышать.

Виттория с трудом разлепила ресницы; Рю склонялся над ней, опираясь на спинку козетки, и бережно поправлял сползший плед.

– Отдыхай, дева, – мягко произнёс дракон и погладил Витторию по волосам, ласково улыбнувшись. Глаза у него пылали в полумраке, словно остывающие угли в очаге. – Час-другой у нас ещё есть.

После этого стало очень спокойно. Снова навалился сон – на сей раз мирный, без дурных видений и пустых тревог. Было даже немного жаль просыпаться, когда дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену, и Белый Лис появился на пороге с торжествующим смехом, больше подобающим злодею, чем герою:

– Получилось! Я поймал эту тварь!

– О, прославленный волшебник, несравненный и величественный, не буди меня, я ещё пригожусь, – пробормотала Летиция, не приходя в сознание, и покрепче обняла Витторию. – Подушка, не уходи…

– Не хочу тебя огорчать, о велеречивая, но ты возлежишь сейчас не на подушке, а на могущественной – в будущем – колдунье из рода Флорабелио, – заметил Белый Лис, посмеиваясь.

– Подушка из рода Флорабелио, – сонно согласилась Летиция и засопела.

Но вставать ей, конечно, всё-таки пришлось.

На часах было почти четыре; край неба начал светлеть, насыщенная синева ночи медленно выцветала, сменяясь бледной, болезненной позолотой рассвета. Кабинет, заваленный от стены до стены мятой, перепачканной в чернилах бумагой, пропах крепким чёрным чаем, шоколадом и терпким, холодящим дымком благовоний, догорающих в фарфоровой пиале. Расстеленная на столе карта города слабо фосфоресцировала, и по ней катилась маленькая розоватая жемчужина.

– Тот кошмар и впрямь оказался хитрее, чем мы предполагали, – довольным голосом начал объяснять Белый. – Его и так-то нелегко найти, а он ещё пошёл на уловку. Обычно спящие люди остаются на одном и том же месте, и поэтому можно предугадать, где появится кошмар, когда вытянет из жертвы все соки и материализуется. Но добыча этой твари почему-то передвигается.

– Сомнамбула? – самоотверженно включилась в обсуждение Летиция, подавив зевок, и склонилась над картой. – Ага, похоже на то… Значит, надо сперва догнать жертву, а уже потом спасти.

– И поскорее, – кивнул Белый, соглашаясь. – Похоже, что бедолага уже несколько часов кружит по городу, так он до полусмерти уходится – и без всяких кошмаров протянет ноги.

Виттория тоже посмотрела на карту вместе со всеми. Розоватая жемчужина уныло ползла вдоль дороги, изредка останавливаясь совсем: похоже, что человек, осёдланный кошмаром, и впрямь уже выдыхался.

«Ну да, столько по улицам бродить…» – рассеянно подумала она, и тут её озарило.

– Это не жертва ходит, – сказала она, дрожащим пальцем проводя вдоль тонкой, еле заметной линии вдоль дороги. – Это трамвай. Вон рельсы, вон остановки.

И тут же, точно подтверждая её слова, жемчужина замерла у крошечного кружочка.

Белый Лис перекинул косу через плечо, терзая заплетённые пряди нервными, тонкими пальцами.

– Полагаю, ты права, о диковинка, – произнёс он, нахмурив брови так сильно, что на лбу появилась вертикальная морщина. В тёмно-синих глазах зажглась россыпь серебристых искр. – Это хорошая весть, потому что трамваи, насколько я разбираюсь в механизмах, с намеченного пути не сворачивают… И не способны, к примеру, срезать дорогу через парк. Но одновременно дурная весть, потому что в трамвае обычно едет не один человек. И если кошмар пробрался туда давно… – он умолк, позволяя додумать остальное.

– То первая жертва может быть уже мертва, – осипшим голосом закончила за него Летиция. – Ну что, мы выдвигаемся тогда?

– Никаких «мы», – резковато ответил Белый. – Пойдут только те, кто в состоянии себя защитить, так что ты остаёшься.

– Но…

– Никаких «но», – повторил он и бросил на Летицию такой взгляд, что та инстинктивно отступила на шаг назад, отгораживаясь креслом. – Ну же, не печалься, о бесценная, и не сердись на мою строгость, – добавил он уже помягче и улыбнулся, точно извиняясь. – Позволь позаботиться о тебе и избавить от опасного бремени, которое не по плечу простой смертной женщине, пускай и очень храброй.

– Иногда решимости недостаточно, чтоб одержать победу, – добавил Рю, увязывая свои волосы в высокий хвост. И вдруг обернулся к Виттории: – Тебе тоже не обязательно идти с нами, дева. Чтоб одолеть сон, пусть даже самый кошмарный, хватит и одного Белого Лиса.

Обида неприятно кольнула в груди; Виттория прикусила губу и помолчала, прежде чем спросить:

– А ты сам тогда зачем идёшь?

– Когда у битвы есть свидетель, то победа слаще, а слава громче, – отшутился он. И сощурился испытующе: – Так останешься с подругой?

Виттория перекинула сумку через плечо и – обернулась, гордо вскинув подбородок, как мама иногда делала во время редких семейных ссор:

– Пойду. А там решу по дороге, чего больше хочу, сладкую победу или громкую славу. И ещё подумаю, делиться ли с тобой.

– Упрямая, – цокнул Рю языком и взъерошил ей волосы большой, жестковатой ладонью: – Люблю упрямых.

– Если вы наворковались, то идём, – едко прервал их Белый. И, улучив момент, сладко поцеловал Летицию в губы: – А ты дождись, о несравненная. Надолго мы не задержимся.

Большой город прямо перед рассветом выглядел особенно чистым, свежим и мирным. Бездонное небо становилось похожим на нежную акварель, просыпались птицы и засыпали в изнеможении студенты после ночной зубрёжки, в окнах кофеен загорался свет – где-то там, за металлическими жалюзи, пока ещё плотно сдвинутыми… Но спокойствие было иллюзией: Сити напоминал океан, где даже в полнейший штиль на глубине бушуют стремительные, опасные течения…

…и обитают смертоносные хищники.

Тридцать седьмой трамвай ходил по одному из четырёх маршрутов с круглосуточным расписанием; чаще всего им пользовались студенты – и любя называли его «бешеной петлёй». Отправная – она же конечная – точка находилась на площади Согласия, неподалёку от Высшей Школы; оттуда рельсы тянулись через все старые кварталы, пока не выходили почти к самой набережной, а оттуда плавно заворачивали к новым жилым районам с многоэтажками. Трамвай следовал мимо парка, мимо Городского музея эволюции, затем делал остановку у кинотеатра – и резко нырял влево, к зданию городской администрации, и уже оттуда пёр напрямую, практически без задержек, обратно к площади Согласия.

Весь маршрут занимал около двух часов; за ночь выходило примерно три круга.

– Та тварь, видимо, сразу же забралась в трамвай, как только мы спугнули её в Высшей Школе, – рассуждал Белый Лис в полёте; Виттории сперва жутковато было слышать голос сразу ото всюду, но затем она привыкла. – Да так и каталась с тех пор… И чем ей приглянулась эта железная коробка?

– Там сиденья мягкие, – пояснила Виттория, вспомнив свои годы учёбы. – Если живёшь далеко, у набережной, то можно прямо там и подремать. Студенты почему-то всё время не высыпаются.