Девять сбежавших кошмаров

.

«Ардульф, приятель!

Разумеется, я не верю в сказки впечатлительных селян о том, что якобы в хлев наведался огромный косматый волк, сломал ворота и гонял коров по округе до самого утра. Но мне не даёт покоя одна мысль: шесть бутылок я пожертвовал Моргелин ради спасения души одного хорошего человека, три припрятал, чтобы отметить окончание строительства – если оно состоится, одной лечу свои нервы. Но куда делись ещё две?»

.

Чем дальше, тем неразборчивей становился почерк. Ответы часто отсутствовали, но иногда на обороте письма виднелся отпечаток огромной волчьей лапы или пара накарябанных в спешке строк. Книжник листал всё быстрее, не позволяя вчитываться в переписку, пока не докопался почти до самого дна шкатулки и не извлёк на свет желтоватый, почти не помявшийся лист бумаги, на котором значилось:

.

«Друзья, этак мы ничего не построим, а терпение моё подходит к концу. Предлагаю встретиться в полнолуние и запечатать всё, что нам мешает работать.

Кто не явится, тот сильно меня расстроит, Моргелин.

Кто проспит встречу в лесу, тому я больше колтуны из хвоста вычёсывать не буду.

Кто сделает вид, что сего письма не получал, того я лишу денежного довольствия на два месяца вперёд и отлучу от кабака.

Сие письмо обращаю в птицу, и да облетит она земли и моря за один день и одну ночь.

Остаюсь искренне ваш,

Лобо Флорабелио,

злой колдун

.

P.S. Злой, злой, не сомневайтесь».

.

Это письмо Книжник прятать не стал – напротив, извлёк на свет, любезно позволил гостям ознакомиться с содержанием, а затем присовокупил ещё несколько длинных, заворачивающихся в свитки листов, издали похожих на списки покупок.

– В сих перечнях кропотливо перечислены все бедствия, которые господа Основатели решили впоследствии запечатать, – произнёс он значительно. И любовно расправил бумагу: – Взгляните только на то, как пляшут строчки, как разнится почерк! Судя по всему, почтенные Основатели писали попеременно. Правда, документ дошёл до нас немного надорванным, – с сожалением прибавил Книжник.

– Ещё бы, столько времени прошло, – пожала плечами Виттория. А сама подумала, что наверняка они выдирали друг у друга бумагу, пока записывали.

– Время ничего не щадит, – согласился он. И пробормотал: – И верхняя часть перечня, увы, отсутствует. Интересно, почему…

– Ну, если там были перечислены пороки самих Основателей – ничего удивительного, кто же такой компромат потомкам оставит? – автоматически откликнулась Виттория, всё ещё витая мыслями в тех стародавних временах, когда Лобо куролесил по окрестным лесам и холмам, которым предстояло только стать частью великого города.

– Вы так полагаете, госпожа Флорабелио? – уставился на неё Книжник поверх очков.

– Зная Лобо – не удивлюсь… – начала было она, однако под любопытным взглядом быстро сникла.

Говорить об уважаемом предке было как-то неловко; пожалуй, оттого, что во время таких бесед обычно всплывали всякие неподобающие детали. Всё равно что пригласить торжественных и мрачных гостей в семейный склеп, а потом на протяжении всей экскурсии то убирать забытые на крышке саркофага носки, то аккуратно задвигать в угол бутылки из-под пива, не забывая шугать чересчур настойчивых фамильных призраков.

Ни расслабиться толком, ни наследием погордиться – страшная, как сказал бы Лобо, запара.

– Не имеет значения, – смущённо кашлянул Книжник, вероятно, сообразив, что суёт нос мало того что не в своё, но ещё и в опасное дело. – Тем более что для нас важна одна-единственная строчка – вот эта, – и он постучал узловатым пальцем по бумаге с таким видом, словно там скрывались ответы на все возможные и невозможные вопросы.

Там значилось: «Дурные сны».

Виттория смотрела на эти два слова целых полторы минуты, но ничего умного в голову так и не пришло; она оглянулась на зевающего Рю, на довольного собою хозяина лавки и кротко спросила:

– И всё?

Лицо у Книжника так покраснело, словно он готов был вот-вот лопнуть.

– Да, всё! К вашему сведению, у меня здесь не справочное бюро и не Королевская историческая библиотека, а скромный магазин. Периодические издания, книги, немного антиквариата – и только! На вашем месте я бы радовался тому, что сумел узнать! И это хоть как-то объясняет, зачем духам кошмарных снов нападать на колдунью, вместо того чтобы преследовать обычных горожан! А если вы недовольны – можете обратиться к кому-нибудь более сведущему! – сердито заключил он, сложил бумаги обратно в шкатулку и отнёс её в шкаф.

– Спасибо за совет, – вежливо поблагодарила Виттория, подумав, что и впрямь неудобно беспокоить столь занятого человека, а лучше спросить о запечатанных «дурных снах» почтенного предка напрямую, раз уж он в своё время ими и занимался.

Вот только приходить с пустыми руками в будний день, когда Лобо явно рассчитывает на спокойный, тихий день без туристов, галдящих в музейных залах, и любопытных посетителей…

– Что-нибудь ещё? – ядовито поинтересовался Книжник и скрестил руки на груди, точно намекая, что кое-кто злоупотребил его гостеприимством.

– А, ну да, – откликнулась Виттория, размышляя, где бы купить по дороге пива для уважаемого предка – и что бы такого воодушевляющего приложить в качестве подарка. – Периодические издания, хм… Журналы… А свежего номера «Мотодевок» у вас нет? Ой…

Оскорблённый в лучших чувствах, Книжник выставил их за порог в одно мгновение и захлопнул дверь – похоже, гнев двух чудовищ с востока его страшил меньше, чем перспектива осквернить свою лавку продажей эротического журнала.

***

На воротах музея висела перекошенная табличка «Закрыто», покачиваясь на тёплом, ласковом ветру. Виттория поглядела на неё недоверчиво, даже потрогала для верности, однако реальность была неумолима.

– Нда, в первый раз такое… – Палец ткнулся в абсурдную картонную вывеску, но не прошёл сквозь неё, вопреки ожиданиям, а скользнул по свежей, не просохшей ещё венозно-багровой масляной краске. – Настоящая. Я думала, он мороком ограничится.

– Кто? – равнодушно уточнил Рю, щурясь в голубое небо с таким видом, словно с удовольствием никуда не пошёл бы вовсе, а подремал бы тут, на прогретом порожке, подложив под голову неприличные журналы и прижав к груди пивные банки.

– Предок, – вздохнула Виттория и, аккуратно сняв табличку, сунула её в мусорный бак. – Его рук дело. Он сегодня явно не в духе.