Девятнадцать писем

— Брэкстон… Что случилось с бабушкой?

Я знаю, что мой ответ расстроит её, но я должен ей рассказать.

— Дедушкина смерть сломала её, — я оттягиваю воротник своей майки при одной мысли об этом. — На похоронах было хуже всего. Нам с твоим отцом пришлось помочь ей зайти в церковь, она едва могла ходить.

— Это так печально, — говорит Джемма.

— Так и есть. Я никогда не видел её такой разбитой. Она всегда была таким счастливым человеком. На похоронах, когда пришло время опускать гроб в землю… — я выдыхаю, прежде чем продолжить. — Она бросилась на крышку гроба, умоляя его забрать и её тоже.

— О боже.

— Твоя мама жила с ней на ферме некоторое время. Она пыталась уговорить бабушку вернуться в город и жить с ними, но та отказалась уезжать. Ферма была её домом и её связью с дедом.

— Это так грустно.

— В тот вечер мы поехали обратно в город с твоим отцом. Я обнимал тебя, пока ты не уснула в слезах, — она останавливается и поворачивается лицом ко мне, обращая на меня всё своё внимание. — Позже на той неделе, нам позвонила твоя мама.

Я замолкаю. То утро по-прежнему преследует меня.

Стефан был на рабочем собрании, так что Кристин позвонила нам. Джем была в душе, так что трубку взял я. Я благодарен за это, потому что Кристин истерично кричала в телефон. Я едва мог разобрать, что она говорит. Я никогда не слышал её такой сломленной. «Она не просыпается… Она не просыпается, — плакала она в трубку. — О боже! Кто-нибудь, пожалуйста, помогите мне… Она не просыпается».

Я никогда не чувствовал себя таким беспомощным, как в тот момент. Мы забрали Стефана и втроём поехали прямо на ферму.

— Что она сказала?

— Она пошла тем утром будить бабушку, а та… — Джем уже может сказать, к чему я клоню, потому что её рука снова поднимается прикрыть рот. — Она… эмм… умерла во сне. Судмедэксперт сказал, что у неё случился сердечный приступ, прямо как у деда. Она хотела быть со своим мужем, и её желание исполнилось, — я тяжело сглатываю, и когда вижу, что Джемма вытирает слёзы с глаз, инстинктивно притягиваю её в свои объятия, кладя подбородок на её макушку. — После того дня твоя мама никогда не была прежней.

Она не отвечает, но сжимает меня крепче.

***

— Не могу поверить, как много сегодня звёзд на небе, — говорит Джемма, пока мы лежим на пледе и смотрим в темноту. Кажется, она не спешит уходить, а я слишком сильно наслаждаюсь своим временем с ней, чтобы вообще предлагать это.

— Я знаю. В городе никогда не увидишь так много звёзд.

Мои уши заполняет спокойный звук текущей реки и затишье вдали. Я уже несколько месяцев не чувствовал себя таким расслабленным.

— О, ты это видел? — произносит она, указывая вверх.

— Падающая звезда, — за ней быстро следует ещё одна. — Тебе нужно загадать желание.

— Зачем?

— Это обычай — загадывать желание при падающей звезде.

— Оу.

Я поворачиваюсь лицом к ней и в лунном свете вижу, как её глаза зажмуриваются. Это заставляет меня вспомнить первый раз, когда она увидела падающую звезду, когда мы были детьми. Единственная разница в том, что в тот день она озвучила своё желание вслух — я отдал бы что угодно, чтобы узнать, что она загадывает сейчас.

Меня охватывает печаль, когда мы, наконец, решаем собираться и ехать домой. Я скучал по этому месту, и, вернувшись сюда с Джеммой, я немного успокоился, и, думаю, она тоже. Я могу только надеяться, что она позволит мне однажды снова привезти её сюда. Сердцем я знаю, что бабушка и дед хотели бы видеть нас здесь.

— Хорошо, что сегодня полнолуние, — говорю я, когда мы идём обратно к ферме.

— Почему?

— Иначе мы бы ничего не видели. Я даже не подумал взять факел. Из меня получился бы не лучший бойскаут.

Она даже не морщится от моего ответа. Эта шутка совершенно ей не понятна, но, может быть, однажды я смогу разделить её с ней. Однажды.

***

— Что ты делаешь? — спрашивает она, когда я съезжаю на обочину и ставлю машину так, чтобы фары светили на пастбище впереди. Я надеялся привезти её сюда до того, как стемнеет, но наше время у реки было слишком идеальным, чтобы торопиться.

— Мне нужно показать тебе ещё одну вещь, прежде чем мы уедем.

Она не отвечает, но вылезает из машины и разрешает мне отвести её к забору из колючей проволоки.

— Что ты хочешь мне показать?

На улице темно, но при лунном свете и включённых фарах, мы должны увидеть. Я надеюсь, что всё получится.

— Можешь сделать мне одолжение?

— Конечно…

— Поставь руки по бокам ото рта… вот так, — я поднимаю руки к лицу, изображая то, чего хочу от неё. Она нерешительно делает именно так, как я прошу, но я могу сказать, что она озадачена моей просьбой. — Идеально. Теперь как можно громче крикни: «Малышка Тилли».

Я улыбаюсь, когда её глаза расширяются.

— Она ещё жива? — спрашивает она, поворачивая голову в мою сторону. — Я слишком боялась спросить у тебя, что с ней случилось.

— Она старая, но определённо живая. Пара, которая владеет этой фермой, мистер и миссис Талбот, дружили с твоими бабушкой и дедом. Они предложили позаботиться о Малышке Тилли, пока ты не будешь готова вернуться.

Её руки опускаются по бокам.

— Я её бросила?

— Нет, не бросила. Ты звонила им почти каждый день, чтобы её проверить. Ты собиралась вернуться за ней, когда будешь готова.

Её взгляд опускается на траву под ногами.

— Не могу поверить, что поступила так с ней.

— Эй, всё в порядке, — я тянусь за её рукой, успокаивающе сжимая её. Каждая фибра моей души хочет снова притянуть её в объятия, но я не делаю этого. Я не хочу рисковать испортить её день, перейдя черту. — Всё было не так. Ты никогда не переставала любить её, Джем. Мы никак не могли привезти её в свой дом. Ты хотела для неё лучшего, здесь у неё есть место побегать.

Она пожимает плечами, но я могу сказать, что она не убеждена. Это было одно из самых тяжёлых решений, которые она когда-либо делала.