Девятьсот семнадцатый

— Товарищ Драгин… Вот солдат, который по сознательности класса, которые пролетарского

происхождения — в солдатской шинели, можно сказать, за идею сознательности, которым…

— Перестань, Удойкин, — с досадой оборвал его мужчина. — Ну, чего огород городишь? Говори проще.

Удойкин смущенно замолчал.

— В чем дело? Вы, товарищ, в партию вступаете?

— Да, — ответил Гончаренко, — хотя мне очень хочется поговорить с вами.

— Хорошо, давайте поговорим. Вы откуда?.. Как ваша фамилия? Были на фронте? Хорошо. Ранены?

Очень хорошо. Из ремесленников. Москвич. Женаты? Так, так — не женаты, значит. Что же вам, тов.

Гончаренко, непонятно? О чем вы хотите спросить? Тегран, присядь, пока к телефону. Там через минуту дадут

сводку из союза пищевиков… и кроме того, пожалуйста, сообщи Панфилову на сахарный завод, что через час

мы выезжаем. Предложи Панфилову, чтобы дезорганизатора и мародера пока не выпускали с территории

завода. Приедем — арестуем. Есть отзыв из совета. Кроме того, сообщи, пожалуйста во фракцию совета, чтобы

вся фракция была в сборе — сегодня выносим недоверие меньшевистско-кадетскому президиуму совета. Они,

проходимцы, задумали над нами расправу учинить. Нам нужно предупредить событие. Всем фабрикам и

заводам и казармам, — чтобы провели резолюции недоверия. Кроме того, на утро созываем комитет…

Вопросы… Вот, чорт… Куда же я задевал бумажку? Ах вот, Тегран, на. Кроме того, через час выслать

товарищей для встречи и проводов раненых. Обслужить три эшелона, едущих на фронт. А вы, товарищ

Удойкин, валяйте-ка на съезд трудового крестьянства. Хотя и армяне будут присутствовать, но если вы будете

говорить по-русски, вас поймут. Только, пожалуйста, поменьше иностранных слов и всякой чепухи.

Приучайтесь говорить по-русски.

Удойкин безнадежно покачал головой, развел руками и скрылся за дверьми комнаты.

— Ну, я вас слушаю, товарищ Гончаренко.

— Я хотел спросить… что такое революция… вот не понимаю я. С фронта только… И вот о партии как.

Вот, растолкуйте. Тоже насчет войны.

— Хорошо. Я вам кое-что расскажу, а потом вы прочитаете пару книжек, и все станет для вас совершенно

понятным. Вы не интеллигент какой-нибудь, у которого мозги всяким навозом напичканы. Вы Ленина

почитайте. Ленин наш вождь. Лучше его никто не расскажет.

— А Керенский?

— Керенский — болтун и прислужник буржуазии. Видите ли, товарищ, о всяком человеке вообще нужно

судить двояко. Что человек говорит и что он делает. Что я этим хочу сказать? А вот что. Вы из практики знаете

войну. Она гнусна и безобразна. Словом, человеческая бойня. А возьмите буржуазный журнал, книжку,

прочтите любой рассказ о войне — совеем другое. Героизм, красота, и некоторые даже вдохновляются и идут

добровольцами.

Это — ложь о войне.

Также лжет о революции и о войне Керенский. Революция только началась. Рабочие и крестьяне ничего,

кроме нищеты, не получили ни от войны, ни от революции. А Керенский ноет, что революция закончилась и что

народ свободен, что капиталисты Терещенко и Родзянко — хорошие революционеры. Слышали вы?

— Да, слышал.

— Ну, вот. А о том, чтобы землю и фабрики разбойников Терещенко и Родзянко передать рабочим и

крестьянам — ни слова. О том, чтобы дать власть рабочим и крестьянам — ни звука. Понимаете? Вот что я хочу

сказать, когда утверждаю, что людей нужно судить не по словам, а по делам их. И вот на деле мы видим, что

Керенский болтун и предает революцию.

— А что же хотите вы, большевики?

— Мы хотим, чтобы победила пролетарская революция. Сейчас у власти стоят капиталисты. Они

защищают свои интересы, желая как можно больше заработать на войне и обнищании народа. А мы хотим,

чтобы у власти стояли рабочие, крестьяне и солдаты. Чтобы власть принадлежали трудящимся. Капиталисты —

хозяева всего имущества в стране. А мы хотим, чтобы хозяином земли, фабрик, банков, железных дорог,

рудников стали сами рабочие и крестьяне, так как они обрабатывают землю, стоят у станка, работают под

землей. Это раз.

О войне. Война истребляет народное имущество, бессмысленно уничтожает человеческие жизни. Она во

вред трудящимся. Мы хотим, чтобы эту войну, ведущуюся в интересах кучки капиталистов, прекратить, и силы

народные бросить на внутреннего врага, помещиков и капиталистов. Это два. Понимаете?

— Да, да, очень понятно.

— А в конечном счете мы, большевики, хотим переделать весь мир так, чтобы не было угнетателей и

угнетенных, чтобы не было богатых и бедных, чтобы труд перестал быть человечеству в тягость, чтобы

подлинная, а не лживая свобода свободного мирового коллектива трудящихся утвердилась на земле.

И мы хотим все это не только на словах, нет. Мы свои идеи проводим в жизнь. Для этого организуемся в

партию, на манер армии, с дисциплиной. Вы, как военный, понимаете, что без дисциплины, без единства воли

не только рабочий не победит, но и не сумеет драться с буржуазией.

— Ну, а как же всего этого достигнуть?

— Путем долгой и трудной напряженной борьбы. Войны не на живот, а на смерть. Или мы победим, или

нас сотрут в порошок. А для того, чтобы мы победили, нужно разъяснять нашу правду рабочим, крестьянам,

солдатам, — тем, кто угнетен более всех. Нужно организовывать их в партию, в профсоюзы, в свои боевые

дружины. Нужно разоблачать наших врагов: буржуазию, ее прислужников, всяких Керенских, Львовых,

меньшевиков и эсеров. Словом, нужно действовать, не покладая рук. Нужно драться, не щадя сил и жизни.

Поняли?

— Хорошо понял.

— Ну, а раз поняли, так довольно. Остальное сами поймете. Вы были подневольным солдатом царской

армии. Согласны ли быть свободным солдатом революции?