Деяние XII
Шрифт:
Телефон, наконец, замолк.
– Яман, яман! – заорал Руслан, колотя в дверь.
Запах пота часового сразу стал другим, выдав резкий взрыв паники. Боевые навыки, однако, сказались: парень не ворвался сразу, а приотворил створку, выставив перед собой ствол ПМ. Но при виде бездыханного тела хозяина потерял голову и ввалился в комнату, тут же полетев на пол от подножки. Он умер ещё в полете, когда острие клинка ткнулось ему в шею.
Подобрав и сунув за пазуху пистолет, Руслан быстро и мягко зашагал по коридору. Антидот, данный Ак Дэ, судя по всему, действовал – никаких признаков эйфории от гашиша он не чувствовал. Это было хорошо: Руслана учили работать и под дурью, но без неё всё пройдет гораздо легче.
За углом нос к носу столкнулся с несущим блюдо фруктов слугой. Вернее, Руслан заранее знал, что тот сейчас возникнет перед ним, и был готов. А слуга так и не увидел его, зачарованный посланным Русланом
Из-за дверей караулки раздавались возбужденные мужские голоса:
– Шаши-панч! Ду-се! Як-чор!
Охранники играли в нарды, а с ними и тот, который должен был охранять вход. Играли азартно, что не пошло им на пользу: за криками и гоготом не увидели возникшего на пороге худощавого бледного юношу с пистолетом. Да, честно говоря, и не смогли бы увидеть… Словно ниоткуда грянуло четыре выстрела, через секунду – ещё четыре контрольных. Руслан уронил пустой пистолет на пол. Путь был свободен.
Нет, ещё не совсем. Осознав опасность, тут же выхватил клинок, не прерывая движения, резко и глубоко ткнул назад. Тот вошел в упругую плоть, и на плечи юноши тяжело осел ещё один, не учтённый им, мюрид. Плохо, считать надо лучше. И чувствовать противника задолго до того, как он приблизится… Стряхнув мёртвого парня, который, похоже, был самым опытным из всех охранников покойного бая, да вот дал маху, посчитав, что легко справится с хромым щенком, Руслан аккуратно извлек клинок и скользнул к выходу.
Со стороны глядя, он шел неторопливо, даже лениво, однако на самом деле очень быстро двигался в зыбком мареве полуденного зноя и по узким тенистым улицам, скользя вдоль обшарпанных стен. Прохожие, кидавшие на него мимолетный взгляд, ни за что не смогли бы его потом вспомнить – уроки Мастера. Его путь лежал в один из новых микрорайонов, где стоял четырехэтажный панельный дом с огромными лоджиями. Здесь, в просторной однушке, жила Айгуль – тридцатилетняя бортпроводница местного авиапредприятия. Он заприметил её ещё в полете из Ташкента и дождался на площади, бутафоря под растерянного молодого человека, не знающего, куда податься в незнакомом городе. Для неё он навсегда остался эстонцем, студентом-культурологом из Тартуского университета. Говоря эти слова, которые она совершенно не понимала, он вспоминал седую львиную гриву тамошнего профессора, который прочитал в Обители несколько лекций. Руслан тогда подумал, что рано или поздно будет учиться у него. Он часто позволял себе такие спонтанные мечты, их очевидная неосуществимость доставляла ему горькое наслаждение…
Айгуль усвоила лишь то, что мальчик прилетел на практику, а потому должен ходить по чайханам и слушать вопли бродячих рассказчиков-маарифов. И каждое утро он уходил, имея в дипломате не диктофон и блокноты, как она думала, а нищенскую рванину, в которую переодевался в укромном месте ближнего парка, доставал из тайника потёртую клюку, накладывал лёгкий грим и хромал на пьян-базар. Вечером всё проделывал в обратном порядке и фланировал к Айгуль, неся с собой, обычно, дыню и бутылку хорошего вина. А ночи принадлежали им двоим.
Его умиляли её шелковые штанишки и пестрый национальный халат, которые она носила в городе. Находил, что всё это идет ей гораздо больше аэрофлотской формы.
Она была только наполовину узбечкой – её отец переехал в Андижан из Душанбе и женился на местной. Говорила забавные фразы: «когда у меня началось не спать» и «концовка вина», и, кажется, стала за эту неделю счастлива. А он был доволен, что нашёл надежную крышу.
Она учила его «курить сухой коньяк» – насвай, адскую смесь, действующую, действительно, как глоток хорошего коньяка. Для этого его надо было постепенно растворять во рту, но если хоть частица попадала в желудок, то выворачивала его наизнанку. Она рассказала, что в чайханах подадут плов с широм, если сунуть чайханщику бумажный рубль, свернутый в трубочку – в этом случае сдачи с него не полагалось. Она даже сделала ему королевский подарок – старинный кинжал в золотом окладе, с надписью на фарси по лезвию. Он хранился в её семье с незапамятных времен, но Айгуль не любила оружия, и, кажется, любила своего с неба свалившегося студента. Кинжал, в котором Руслан опознал персидский кард, сейчас лежал вместе с его «чистой» одеждой в дипломате, вытащенным из тайника в парке. Это будет единственная вещь, которую он увезет из Андижана и сохранит надолго – сколько это будет возможно. Он не вернется, распаленный солнцем и желанием, в её прохладную квартиру и не расскажет ей, как обещал, про лютые эстонские морозы и чудеса города Ленинграда.
Оставленная им пачка зелёных бумажек с лысым вождем лежит у неё в шкафу под бельем, а прощальный поцелуй помнят его губы.Хайр, Айгуль!
СССР, Киргизия, мазар Хызр-бобо, 1 ноября 1983
Уже третий автобус нетороливо и часто станавливясь вёз его в сторону мазара Хызр-бобо. Руслан, пребывавший в монотонно-расслабленном состояниии, тем не менее, потихоньку начал утомляться. Вспомнив про прихваченный из особняка Хабибулло персик, достал его и наполнил рот душистой мякотью. В сотый раз за это время прокручивал он наставления Ак Дервиша перед заданием, всякий раз убеждаясь, что исполнил всё точно.
– Пока ты не почувствовал сам, куда тебя тянет Деяние, – повторял наставник, – ты должен много практиковаться в нашем деле.
Ситуация в Центральной Азии год от года становилась всё неустойчивее. С середины прошлого века исмаилиты служили орудием английских спецслужб, а те и другие – орудием Клаба. Неустанной и тайной деятельностью принца Ага Хана IV, мультимиллионера, ооновского карьерного бюрократа, а также его предков, наследственных имамов исмаилитов, была почти подготовлена ситуация, при которой в центре Азии в течение ближайших десятилетий возникнет независимое государство горских народов, включающее Кашмир, Кафиристан и афгано-пакистанскую часть Гиндукуша. В перспективе имелось в виду отхватить Горно-бадахшанскую область Советского Таджикистана – после того, как СССР неизбежно распадется. Произойти это должно было под ультрамусульманскими лозунгами, и новая страна называлась бы халифатом. Но, поскольку основной религией здешних народов оставался исмаилизм, правил бы в стране наследственный имам. Экономическое могущество новой империи обеспечат не столько драгоценные камни Памира и Гиндукукша, сколько горные плантации опийного мака. Разумеется, соседи столь большого государства, среди них и Узбекистан, попали бы в его сферу притяжения, потому уже сейчас там готовились национальные агенты влияния. Вместе с планируемым ваххабитским халифатом на Кавказе (ваххабиты тоже были продуктом британской разведки, перешедшим позже под управление США), это создало бы идеальное оперативное пространство для деятельности Клаба в Большой игре. Кое-какие тайные операции принесли ему перевес в этом регионе, и всё складывалось для него отлично.
Артели необходимо было как-то реагировать. Прежде всего, удалить главных агентов противника, а уж потом начинать исправлять общее положение. Потому нищий мальчик-калека и появился на андижанском пьян-базаре.
– Имей в виду, согласно длительному прогнозу наших специалистов, в случае крайне неблагоприятной для нас конфигурации Игры, Хабибулло Абдулрустем или кто-то из его сыновей, с вероятностью 89 процентов, выйдет из-под влияния исмаилитов и возглавит ещё один халифат, который включит в себя большую часть Узбекистана и Киргизии, а также части Казахстана и Туркмении. Это вызовет в регионе хаос, который, с вероятностью 99 процентов, приведет к началу третьей мировой войны именно здесь. И, соответственно, к развязке этого Узла Игры. Не в нашу пользу. Но, если Хабибулло сейчас не станет, до распада СССР Клаб не успеет найти ему подходящую замену. Тогда придет кто-то третий, из хорезмийцев или, ещё лучше, ирони – потомков иранских рабов. Он будет лоялен России и станет противодействовать ультраисламским и исмаилитским выступлениям…
– Когда все умрут, тогда только кончится Большая игра, – поклонился батырю Руслан и отправился садиться на самолет рейса «Ташкент-Андижан».
Из окна автобуса виделась только сожжённая солнцем сухая степь – огромное плоское блюдо, уходившее за горизонт. Руслан доел персик, откинулся на сидении и впервые за все эти часы подумал, что, вот, на его руках теперь кровь ещё восьми человек. Эта мысль показалась ему глупой и пустой. Он недовольно передернул плечами. Но мысль не уходила. Вспоминал предсмертный панический ужас Хабибулло, расслабленное недоумение на лице слуги, который так и не увидел своего убийцу, ошарашенные лица молодых нукеров, падающих под пулями. Но никак не мог вспомнить лица того, кто напал сзади. Странно. Возможно, тот тоже владел какими-то техниками, сходными с теми, что преподавал Мастер. Это возможно: здесь в уединённых кишлаках ещё можно было встретить таких «Божьих одуванчиков», которые легким движением руки уронят любого квадратного спецназовца. Или актера, вроде того китайца… Брюса… да, Брюса, фильмы которого они смотрели в Обители на видео – тайком, ибо наставники не поощряли эдакой профанации. Послушники немало смеялись над его театральными выкрутасами и кошачьим мяуканьем. Может быть, в реальной жизни он и был силен, но то, что показывал в кино, казалось полной туфтой. И уж в любом случае, он бы пяти секунд не продержался против любого артельного мастерового. Не говоря уж о самом Мастере.