Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Никогда не говори никогда! — в гневе выпалил Стёгов. — Слушай разговор двух братьев при разделе отцовского имущества:

«Старший брат: Чёрт с ним, с пылесосом. Забирай его, но подвиг нашего отца на Курской дуге я тебе не отдам. Он принадлежит мне по праву старшинства.

Младший брат: Нет, за Курскую дугу ты не отделаешься пылесосом. Семь вражеских танков, подбитых в окружении, тянут на квартиру.

Старший брат: Забирай эти проклятые квадратные метры, братишка. Это пыль по сравнению с тем, что сделал наш контуженый батя, когда задымился его Т-34… Не забыл?

Младший брат: Разве такое забудешь?.. Он взял банку с краской, вылез из боевой машины и начал подновлять надпись на броне: «Смерть фашистским оккупантам». Немцы из танковой бригады фон Штольца оценили мужество наводчика и не пристрелили его. Даже не взяли плен. Отец говорил, что многих из них Гитлер погнал на войну насильно, поэтому убивал их, но не ненавидел.

Старший брат: А на 9 мая отец всегда плакал, вспоминая, как некоторые воины-освободители насиловали немецких девушек и мародёрствовали

в городах Германии с не меньшим скотством, чем это делали фашисты на территории Советского Союза… После всего этого забирай себе всё, брат. И пылесос, и квартиру, и славу. Мне уже ничего не надо».

— И это тоже правда, — вздохнул Левандовский.

— А ты, наверное, думал, что я тебя расцелую, — произнёс Стёгов. — Знаешь, почему я не пристрелил тебя?.. Совсем не за красивые глазки и проникновенные речи, полуфантазёр. Нет, не за это. За наглую уверенность в победе добра над злом, Лёха. За вызывающую, бестактную, упёртую, ехидную, даже подлую уверенность в торжестве правды и справедливости. Сознайся, что тебе сегодня было весело и интересно. Не сомневаюсь, что с такими подходами ты бы и дьявола обработал. Я заметил перемены, произошедшие в тебе, уже тогда, когда ты признался в предательстве, но я не ожидал, что ты будешь приручать нас, как диких коней. Ты редкостный ковбой, Левандовский. Я аж опешил от твоей прыти. В тебе всё так и кричало: палец — так палец, смерть — так смерть, горькая правда — так другой и не надо, потому что ты, гад такой, свято веришь в то, что пусть и через миллион лет, но добро обязательно победит зло. Ты был настолько самоуверен, что мне ничего другого не оставалось, как поверить в то, что подонком на полянке являюсь я, а не ты. Пацаны раньше припухли, а я до последнего тебя прикончить хотел. Если бы ты сказал, что мой дед погиб окончательным и бесповоротным героем, чтобы польстить мне, то я бы всадил в тебя пулю. Но ты не побоялся напомнить нам о «красном» терроре, в котором участвовали красноармейцы, и я понял, что являюсь мерзавцем. Гениальная партия, Лёха. Ты меня прочитал. Клянусь, что теперь не трону ни одного человека и буду творить добро… Как палец?

— Нормально. Зарою его в могилу. Прошлого не воротишь.

— Но обрубок следует прижечь, чтобы не началось заражение крови. Я костёр разведу. Как начнём прижигать, кричи от боли и радости за нас, за великое и низкое прошлое России. Теперь не можно, а нужно. Ты… мы все пока легко отделались. Раз слава дедов досталась нам бесплатно, значит, за их грехи рано или поздно придётся платить.

Глава 13

21 января 2000-ого года. Больница города N. Одиночная VIP-палата. Одиннадцать дней до времени «Ч».

Избитый Магуров лежал на койке и мысленно благодарил Левандовского за то, что через отбитые внутренности Алексей освободил его от работы в Шанхае. Плутишка наивно полагал, что выбрал сдуру самый сложный участок, тогда как его товарищи по тайному обществу — Яша не сомневался — теперь загорают.

— Да, я не справлялся, — успокаивал себя Магуров, — но там бы никто не справился. Шанхай — полноценный ад безо всяких оговорок, поправок и скидок, потому что в этом квартале в нечеловеческих условиях живут отборные грешники, которые люто ненавидят друг друга и мечтают о смерти, как о рае. Пусть они и не горят пока на страшном огне, зато мёрзнут, как надо, так как уже употребили на дрова последнюю щепку в округе. Даже не знаю, что лучше. Жар-то хоть костей не ломит…

…Благо, что коммунальные службы отрубили в Шанхае электричество, и теперь люди не имеют возможности смотреть телевизор, а то бы ещё хуже стали. Одна телевизионная дива Ксения Собачкина чего стоит. Соблазнительная девушка, про которую давным-давно написано, что «соблазнам должно прийти в мир, но горе тому, через кого соблазн входит». Через неё соблазн не то, что входит, а прямо без стука вламывается в каждую квартиру. Уж лучше бы ты, Ксюша, тупой и некрасивой была, а то ведь умная и красивая. Уж лучше бы ты убийцей, воровкой, проституткой и наркоманкой была, чем талантливой телеведущей. С тобой мне всё понятно. На Страшном Суде пойдёшь как соучастница всех преступлений, совершённых в стране с такого-то по такой-то год. Всех, Ксюша, кроме шанхайских, так как этот квартал отрублен от электричества за систематическую неуплату. Своеобразно они бойкотировали твои передачи, — не правда ли? Уж до чего скверные люди, а тебя бойкотировали. Если бы были так же умны, как ты, Ксения, то наверняка сказали бы что-нибудь навроде: «Уж лучше в темноте, холоде и без Собачкиной, чем при свете, в тепле и с Собачкиной». Совершив преступление, шанхаец скажет в суде: «Я обокрал магазин. Ксюша Собачкина тут не при чём, потому что за электричество не плачу, телевизор не смотрю». По-своему честные и порядочные люди, — не так ли? А другой вор, бриллиантовая ты моя, непременно станет отпираться: «Я не виноват. Ксюша Собачкина научила. Вот вы меня судите, а её покрываете. Она до сих пор не в тюрьме, а на первом канале сидит. Советую вам, Ваша честь, усилить милицейские наряды в городе. Готовится новое преступление. Я в этом уверен на триста процентов, потому что двадцать минут назад кончилась передача с её участием»…

…Интересно, сколько человек ты угробила, Ксюша? Думаю, счёт пошёл на миллионы. Вылезай из чёрного ящика, не прилагай грехи к грехам. Это надо сделать тотчас. Выпрыгивай из телевизора, иначе в 2020-ом году телезрители опять проиграют. Уверен, что в будущем какой-нибудь Пётр Емельянов из Урюпинска отправит на передачу «Что? Где? Когда?» следующий вопрос: «В начале 21 века

были развращены и уничтожены миллионы людей. Что в чёрном ящике?». Если не покинешь прямой эфир, Ксюша, то знатоки даже не будут брать минуту на обсуждение и ответят досрочно: Ксения Собачкина. Заметь, что для приличия могли бы и помучиться, ведь, например, наркотики, водка или власть тоже вроде подходят. Так нет же. Ты не хочешь оставить несчастному Пете ни одного шанса. За то, что ты обокрала его мозги в начале тысячелетия, он не получит даже денежную компенсацию за моральный ущерб. Знатоки сразу раскусят немудрёный вопрос Петрухи, потому что им не надо ни копаться в энциклопедиях, ни к бабке ходить, чтобы уже сегодня знать то, до чего Емельянов дойдёт только через двадцать лет, если вообще дойдёт. Вот такая ты у нас умница и красавица…

…Грубиян Вася называет тебя сучкой, но ты его прости. Он — парень прямой, с плеча рубит, а я вот — не такой, стараюсь обходить рифы, лавировать до последней возможности. Как у Молотобойцева только язык поворачивается называть такую красивую, обаятельную, умную и талантливую девушку, как ты, сучкой? Только кобели могут позволить себе непристойное слово в адрес дамы. Какая же ты сучка, если ты — сучок? Респектабельный сучок на четвёртой ветви власти. На СМИ, Ксюшенька. Древесный сучок — это совсем безобидно…

…Ксения, я почти уверен в том, что это определение, характеризующее тебя с головы до пят, не посмеют вырезать даже невидимые главные редакторы, которые борются за чистоту русского языка в космическом пространстве. Они в курсе, насколько материальна мысль, выпущенная голубкой в небо. Они замечательные и честные ребята, поэтому не потерпят в своей епархии ни зла, ни сучку, а вот куртуазный сучок — запросто. Видят же, что Магуров целых две с половиной секунды мучился, подбирая нейтральное определение, которое не затронет чести и достоинства всем известной светской львицы, не подмочит её кристальной репутации и в то же время слизнёт с неё гламурную пудру невинности и непричастности. Нет, даже не гламурную пудру. Может, детскую присыпку? Опять не то. Стиральный порошок? Ищи лучше, Яша. Неужели кокаин? Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я. — Магуров выпрямился на больничной койке и, соединив полные кулачки в молитвенный замок, обратился к строгим цензорам. — Не режьте мыслишку насчёт ультрамодного сучка, ребята. За это я скажу, что вы в выгодную сторону отличаетесь от английской королевы, которая властвует, но не правит. Приготовились? Начинаю хвалить. Вы и властвуете, и правите. Властвуете над людьми, которые создают мыслишки, и правите сами мыслишки. Что бы люди только делали без вас? Пропали бы, напичкали бы информационный эфир ересью и злом. Но этого никогда не произойдёт, потому что вы дали клятву Космического Редактора: «Ересь и зло не пройдут». Насчёт чепухи вы никому ничего не обещали, так как она навредить не может. Всё верно, и я вас не виню. Рыночная конъюнктура — она и в небесных сферах рыночная конъюнктура. Капитализм — он и в Африке капитализм. Человеческими мыслями сыт не будешь. Чай, не хлеб. Мне вас вообще больше всех жаль. Люди же не контролируют свои мысли, льётся из них и льётся. За языком ещё немного следят, а мысли совсем не контролируют, как вдохи и выдохи…

…Например, я тут на больничной койке думаю, что Россия до ручки дошла, несмотря на то, что по телеку базарят о том, что всё прелестно. Настолько дошла, что некоторые оборванцы, которые с детства мечтали о карьере проводника в поездах дальнего следования, за эту пресловутую ручку взялись. Пишут там что-то, пытаются. Много таких знаю. А иные, может, баранов хотели пасти. Не под водочку, а под дудочку. Так нет же. Животноводство на пару с пастухами ликвидировали, как какую-нибудь буржуазию. Что остаётся? Пасти человеческое стадо, а это дело хлопотное. Тонкорунная овца напрочь не признаёт грубошёрстную, чёрный баран — белого собрата. Все носятся по лугу в поисках изумрудной травки, вытаптывая только-только проклюнувшуюся зелень, невразумительно блеют друг на друга, бьются лбами, теряют животный облик, не говоря уже о человеческом. И всех их надо помирить, вылечить от парши, защитить от волков в овечьей шкуре, потому что не бывает плохих баранов, а только никудышные пастухи. Но эти мысли едкие, как белизна, и горькие, как полынь; космические цензоры отфутболят их бумерангом зарвавшемуся автору, чтобы отбить у него всякое желание думать или, на крайний случай, почки, как мой друг Левандовский…

…Уж лучше запустить в небо не бомбардировщик, а что-нибудь из гражданской авиации, какую-нибудь пустяковую мысль. Например, бумажный самолётик. Гуня тискал Пузика в подъезде. Он путешествовал язычком от Красной Пади до горно-грудного прохода, а потом прижал к перилам всю эту географию и произвёл такое землетрясение в пять баллов, что Красная Падь лопнула при первых толчках и приняла в себя такой объём белёсой лавы, что наступил последний день беззаботной Помпеи. В упоении над падшей красоткой сексуально озабоченный Помпей, безусловно, ещё не подозревал о том, что проник своими извержениями так глубоко, что на месте погибшей Помпеи заложил фундамент нового города, ленточку-пуповину которого перережут через девять месяцев в честь открытия. И нарекут сей град Мишкой-беспризорником. Вырастит Мишка без материнской ласки и твёрдой руки отца, научится нехитрому строительному делу, станет разрушать новые Помпеи и закладывать на пепелищах обесчещенных городов уродливые фундаменты деревень и хуторов, так как пьяный мастерок уже не будет способен на основание стольного града. И пресечётся род Мишки на внуках, потонет в морях пьянства и разврата. И восстанет деревня на деревню, хутор на хутор, брат на брата. Господи, что только не придёт в голову больному человеку, находящемуся в бездействии…

Поделиться с друзьями: