Диана де Пуатье

Празднества открыли 9 июня конные парады и вольтижировка, затем последовали игра в кольцо и сражение на шпагах. Всадников и лошадей нарядили в золотую, серебряную парчу и бархат. Шлемы украшали плюмажи. На торжества собрался весь двор. Призвали и Монморанси — возможно, нарочно, чтобы он собственными глазами увидел крушение своей политической карьеры.

В понедельник, 13 июня, день обручения, король приехал в замок в сопровождении принцев, кардиналов, послов, королевы Элеоноры и ее фрейлин. Все расселись в круглом павильоне под звуки труб и барабанов. Появился герцог, и его триумфальное шествие во славу дома де Ла Марков, с которым отныне связана родством и семья де Брезе, преисполнило гордости Диану де Пуатье. Король взял за руки герцога Клевского и маленькую Жанну и представил кардиналу де Турнону, дабы тот провел церемонию.

На следующий день, 14 июня, в павильоне, превращенном в часовню, устроили венчание ^[247] . В 11 часов прибыл король. Герцог подошел к алтарю, но Жанна д’Альбре застыла на месте, словно и шевельнуться не могла под тяжестью платья из золотой и серебряной парчи, усыпанной драгоценными камнями. Тогда король повелел коннетаблю де Монморанси отнести ее к алтарю. И коннетабль Франции волей-неволей взял на руки девочку, разукрашенную, как идол, и поставил рядом с герцогом. Кардинал де Турнон благословил новобрачных. Стоя под балдахином из золотой парчи, они прослушали мессу, после чего герольд, трижды выкрикнув «Изобилие и щедрость!», стал пригоршнями швырять в толпу золото и серебро.

247

Ch. Terrasse, ук. соч., стр. 84–87.

В том же павильоне, столь удобном для самых разнообразных мероприятий, после праздничного пиршества сам король открыл бал. Далее следовали выступления «мимов», многочисленные маскарады и торжества. Эти увеселения, где смешивались персонажи гротеска, античные воители, гигантские страусы и турки, не могли изгладить из памяти коннетабля унижение, которому его подвергли, заставив, как простого слугу, лакея, нести маленькую принцессу. А ведь он считал себя самым значительным лицом после короля и первым бароном Франции! Вечером его вынудили вместе с королем, знатнейшими вельможами и сановниками присутствовать при символическом осуществлении брачного союза, когда герцог Клевский лишь одной ногой ступил на брачное ложе. Однако на следующий день Монморанси покинул двор Франциска I навсегда.

Неудовольствие коннетабля разделяли дофин и Диана, но тем не менее они не могли уклониться от присутствия на последующих торжествах. Праздник Тела Господня отмечали 16 июля, а 17-го устроили традиционные турниры. Начинались они играми странствующих рыцарей. Четыре «платформы» были установлены для «чемпионов» — дофина, его брата Карла, герцога Наваррского и графа д’Омаля, которым предстояло защищаться от любого вызвавшего их рыцаря. Расположенные вокруг беседки и галереи из зелени украшали их цвета. «Платформу» дофина раскрасили чередующимися полосами черного и белого цветов — цвета Дианы. Вставленные в рамку стихи Клемана Маро ясно указывали на даму сердца дофина ^[248] :

248

Cl. Marot, «OEuvres»,'ed. de La Haye, 1731, vol. III, Epigramme XXI, стр. 17–18.

Это возвышение Доброй и честной любви, Где слышатся удары шпор И звенят мечи. Царственный всадник Раскинул здесь шатер И служит преданным сердцем Великолепной даме, Чье изящное имя Нет смысла писать: Оно начертано на небесах И может быть прочитано ночью. Сей уголок леса Ни один кавалер не минует, Не признав, что она Превосходит всех дам. Если он сомневается или спорит, Пусть не надеется Уйти без боя, Ибо таков обычай.

Желающих сразиться странствующих рыцарей спешивали одного за другим. Генрих превзошел остальных хозяев турнира — герцогов Орлеанского и Наваррского и графа д’Омаля. Спокойная и невозмутимая Диана, в честь которой сражался дофин, принимала почести от храбрейших кавалеров двора, побежденных ее рыцарем.

По окончании празднеств герцог Клевский вернулся в свои земли. Он ехал в Дюссельдорф один, а его маленькая супруга вновь отправилась в обитель Плесси-ле-Тур. Этот брак обеспечивал королю поддержку, необходимую в случае возобновления военных действий на границе с Нидерландами. Восстановлен был и альянс с немецкими лютеранскими князьями Шмалькальденской лиги ^[249] . В Италии Франция нуждалась в помощи Папского престола. Чтобы скрепить договор с папой, старшему сыну герцога де Гиза графу Франсуа д’Омалю предстояло жениться на Виктории Фарнезе, внучке Павла III. Первосвященник надеялся таким образом ускользнуть от тирании Карла V, несмотря на то, что еще до этого ему пришлось дать императору залог дружбы, женив своего внука Оттавио на его незаконнорожденной дочери и вдове Александра Медичи Маргарите. Шло обсуждение приданого Виктории: Гизы требовали суммы, превышающей 100 тысяч экю, а также кардинальской шапки для Карла, брата графа д’Омаля, в 15 лет ставшего архиепископом Реймсским. Столь непомерные амбиции погубили все планы. Однако по настоянию герцогини д’Этамп Франциск I вскоре возобновил переговоры, на сей раз — в пользу собственного сына Карла. Вне зависимости от того, состоялась бы свадьба или нет, договор о союзе с папой казался практически достигнутым: явным свидетельством добрых отношений было то, что Павел III отправил на воспитание ко французскому двору своего второго внука двенадцатилетнего Горацио Фарнезе ^[250] .

249

Ср.: J.-Y. Mariotte, «Francois I-er et la Ligue de Smalkalde», в Revue suisse d’histoire,vol. XVI (1966), стр. 216–221.

250

Ср.: L. von Pastor, «Histoire des papes», vol. XI et XII, Paris, 1925–1929.

Дабы замкнуть кольцо врагов вокруг императора, Франциску I помимо договоренности со Святым престолом пришлось вновь воззвать к Великому Турку. Он отправил в Стамбул Антонио Ринкона, чтобы тот объяснил Сулейману Великолепному, по каким причинам король Франции позволил их общему врагу Карлу V пересечь территорию своего государства. Султана, хоть и не без труда, удалось убедить. Как союзник Франции Сулейман согласился возобновить военные действия против императора и пообещал захватить Венгрию. С этим предложением 5 марта 1541 года он отправил Ринкона. Несколько недель спустя посол, заручившись согласием Франциска I, вновь отбыл в Константинополь. Его сопровождал еще один агент Франции — генуэзский капитан Чезаре Фрегозо. По пути они предполагали остановиться в Венеции и добиться союза со Светлейшей республикой. Оба так никогда и не прибыли туда: 3 июля под Павией они были убиты по приказу маркиза Дель Васто, управлявшего Миланом от имени Карла V ^[251] .

251

Ch. Terrasse, ук. соч., стр. 87–89.

Это убийство являло собой казус белли. Но Франциск I не был готов начать войну. Сделав вид, будто принял извинения Дель Васто и его сюзерена, в сентябре-октябре король отправился в путешествие по захваченным провинциям — Савойе, Бресс и Бюжи, колыбели семьи Валуа. Появление вернувшегося ко двору адмирала де Бриона для всех знаменовало триумф герцогини д’Этамп. Дофину, по совету Дианы, пришлось терпеть его присутствие и, хуже того, последовать в его земли за человеком, который, вернув себе расположение короля, пытался занять при дворе место Монморанси. В октябре Брион принимал двор в Паньи, принесенном ему в приданое женой, Франсуазой де Лонгви. Проведя две недели за пиршествами и охотой в Паньи и Лонгви, король пересек Бургундию и 16 ноября вернулся в Фонтенбло. Там он узнал о сокрушительном бедствии, испытанном императором под Алжиром: едва Карл V начал осаду этого гнезда берберских корсаров, ночью с 24 на 25 октября сильнейшая буря рассеяла и уничтожила большую часть его флота, вынудив обратиться в паническое бегство.

Таким образом, турки сохранили власть над Средиземным морем, а союзник султана Франциск I выглядел предателем, поэтому капитан Полен де Ла Гард получил приказ срочно плыть в Стамбул с посланием, которое так и не смог доставить Ринкон ^[252] .

Франциск I неторопливо обзаводился новыми союзниками. Так, он склонил на свою сторону королей Швеции и Дании, потом сблизился и с Португалией, предложив выдать за герцога Карла Орлеанского Марию, дочь королевы Элеоноры Французской от первого брака — с португальским королем Иммануилом. Эти переговоры не помешали ему одновременно просить у Генриха VIII Английского руки его старшей дочери, еще одной Марии, для того же Карла. Но английский монарх, только что быстро и эффективно разрешивший вопрос об измене своей жены, Екатерины Говард, отрубив ей голову, уже втайне выбрал, на чью сторону стать, и предпочел императора.

252

Там же, стр. 89–94.

Капитан Полен де Ла Гард вернулся в Париж 8 марта 1542 года с обещанием Сулеймана вступить в войну. Турок мог пустить в море и направить против империи 400 парусников и 200-тысячную армию. Получив такие заверения, Франциск испустил «боевой клич». Произошло это 10 июля в Линьи-ан-Барруа ^[253] .

Никто не сомневался, что новая война будет долгой и упорной. Король сделал крупные займы у банкиров Лиона, а также приказал расплавить множество золотых и серебряных драгоценностей, хранившихся в башне Лувра. При этом он возобновил гонения на протестантов, желая пресечь их деятельность внутри королевства. Эдикт от 30 августа 1542 года и впрямь стал сигналом к широчайшим преследованиям протестантов и сжиганием на кострах еретических книг. На юге судебные процессы над водуазцами из деревень Мериндоль и Кабриер, начатые в 1540 году, были продолжены в 1543-м и особенно — в 1545 году, когда первый председатель парламента Прованса Жан Майнье, барон д’Оппед, приступил к исполнению вынесенного им обвинительного приговора. Отряды Полена де Ла Гарда опустошили деревни и предали казни несколько тысяч водуазцев ^[254] . Военное положение объясняло, хотя ни в коей мере не могло оправдать, жестокость мер, принятых против сторонников новых религиозных учений, которых преследовали как бунтовщиков, угрожающих целостности государства.

253

Там же, стр. 95–98.

254

R. J. Knecht, ук. соч., стр. 513–516.

Теперь, когда Генрих перестал зависеть от политических пристрастий Монморанси, Диана с удовольствием предвкушала, как ее любовник стяжает славу на полях сражений с императором. Полагая, что ради победы над внешним врагом необходимо поддерживать порядок внутри страны, она одобряла гонения, обрушившиеся на протестантов, тем более что не раз обвиняла свою соперницу, герцогиню д’Этамп, в потворстве еретикам. А дофину, окруженную друзьями, изгнанными из Флоренции, интересовало лишь возвращение ее итальянского наследства. Осуществления этих давних надежд она и ждала от новой войны. Так, под предводительством Дианы в ожидании воинской славы дофина Генриха вновь сплотился тайный тройственный союз, в лоне которого вызревало грядущее Французской Короны.