Дичь для товарищей по охоте

Поезд, издав хриплый гудок, замедлил ход.

— Подъезжаем, Василий Осипович, — сообщил Морозов. — Нас должны встречать.

Поезд заскрежетал тормозами, дернулся несколько раз и остановился у платформы.

— А вот и братец! — улыбнулся Савва, заметив человека, заспешившего навстречу.

— Савва! С приездом! — к нему подбежал, радостно взмахнув руками, Сергей. — А я тебя с утра ждал. Бог мой! Да ты не один?! — увидел он спускающегося следом мужчину.

— Василий Осипович! Радость-то какая! Вот уж не чаял вас сегодня увидеть! — Он порывисто обнял гостя — знаменитого Ключевского, перед которым они с Саввой преклонялись. Ключевский был не просто человеком-легендой, он был тем, кто первым открыл для них с братом тайны истории. Учитель. Какое звание может быть выше?

Савва передал небольшой кожаный баул подбежавшему к ним кучеру, и они двинулись к стоящему неподалеку экипажу.

— Вот, Василий Осипович, прошлый раз мы с вами сюда намного дольше добирались, а сейчас, как нарочно для нас, станцию открыли — Ново-Иерусалимскую, — сообщил Савва.

— Не иначе, знали, что вы сюда снова пожаловать изволите! — радостно добавил Сергей.

Экипаж тронулся с места. Дорога уходила налево, поднимаясь в гору, затем пряталась в еловую аллею.

— Счастливый вы человек, Савва Тимофеевич! — воскликнул Ключевский, взглянув на погрузившегося в раздумья Морозова.

— Да-да… — рассеянно ответил тот.

— Именно счастливый, — продолжил Ключевский, — хотя вполне допускаю, что этого и не осознаете.

Морозов удивленно поднял брови.

— А не осознаете просто в силу недостатка времени.

Савва неуверенно кивнул.

— А знаете, какой самый верный и едва ли не единственный способ стать счастливым? — хитро взглянул на него Ключевский.

Савва с нескрываемым интересом посмотрел на собеседника, знавшего тайну, недоступную большинству.

— Чтобы стать счастливым, надобно… вообразить себя таковым! — радостно сообщил Василий Осипович. — Счастлив, кто может жену любить как любовницу, а несчастлив, кто любовнице позволяет любить себя как мужа! — сказал он и заливисто рассмеялся. [13]

13

Эта глава написана на основе дневников и записок В. О. Ключевского. Уточнение сделано в связи с оригинальностью ряда суждений знаменитого историка, которые не являются вымыслом автора.

Савва нахмурился. Зачем Василий Осипович об этом?

Экипаж проехал мимо нескольких с поклоном снявших шапки крестьян.

— Любят тебя здесь, Савва! — проговорил Сергей, встревожено взглянув на брата.

— Отнюдь, — Савва с сомнением покачал головой. — Все это видимость одна. Все чаще думаю, сколько не делай, сколько средств не вкладывай, не любят у нас богатых. Деньги берут, кланяются, а сами фигу в кармане держат. А то и дубину за спиной, чтобы хребет переломить, когда отвернешься.

— Ох, Савва Тимофеевич! — снова вступил в разговор Ключевский. — Я так вам скажу. Богатые вредны не тем, что они богаты, а тем, что заставляют бедных чувствовать свою бедность. И хоть от уничтожения богатых бедные не сделаются богаче, но станут чувствовать себя менее бедными. И это — вопрос не политической экономии, а народной психологии.

— Ну, да. Для всеобщего равенства легче добротный соседский дом спалить, чем себе такой же отстроить, — хмуро пробурчал Савва.

— Я прошу прощения за свою болтовню, — сказал Ключевский, устраиваясь поудобнее. — Все, знаете ли, в городе сижу, а как на природу выезжаю — сразу хмелею! У меня, господа, знаете ли, два личных врага, близких моему лицу и не дающих мне покоя: это мой нос, который постоянно болеет, и мой язык, который постоянно говорит, — снова залился он заразительным детским смехом, вытирая кулаком враз выступившие слезы.

Морозов неуверенно улыбнулся, но потом, глядя на развеселившегося Василия Осиповича, тоже рассмеялся. Вслед за братом начал подхихикивать и Сергей.

Переехали Малую Истру, преодолели крутой подъем, свернули перед церковью направо и остановились у крыльца дома с колоннами.

— Я смотрю, у вас обновление? — повернулся Ключевский к Савве.

— Да вот, соединили главный дом с флигелем, мебель обновили. Хорошо получилось, Зина довольна, — пояснил Морозов, недоуменно оглядываясь по сторонам и высматривая встречающих.

— С самого утра ждали, — смущенно попытался объяснить Сергей, первым выходя из экипажа.

Они поднялись на просторную высокую террасу, с круглым столом посередине, украшенным вазой с цветами, и накрытым к приему гостей. Ключевский подошел к чугунным витым перилам.

— Красота тут у вас! Простор какой! Так бы сидел на терраске, да смотрел, смотрел…

— А вот, если выше подняться, — показал Савва на второй этаж, — вид еще чудеснее!

— Папочка приехал! Папочка приехал! — в распахнутую двустворчатую дверь выскочили дети, облепив отца. Нарядная Маша, первой добежавшая до Саввы, была подхвачена на руки.

— А я уж думала ты совсем не приедешь, — девочка крепко обняла отца за шею.

Следом на террасе появилась Зинаида Григорьевна в белом кружевном наряде, подошла к Савве и сдержанно прикоснулась губами к его щеке.

— Прошу к столу! Мы уж заждались! — обратилась она к гостям, бросив укоризненный взгляд на Савву, который не предупредил о приезде Василия Осиповича.

Гости, оживленно переговариваясь, устроились за столом. Детишки с двух сторон рядом с Саввой, Зинаида — между Василием Осиповичем и Сергеем. Савва придвинул к себе увитую фарфоровыми розами белую чашу-холодильницу, приподнял крышку за искусно сделанную фарфоровую клубничку, взял несколько прохладных ягод и, бросив хитрый взгляд на детей, быстро положил ягоды в рот.

— Пап, и нам дай! — громко шепнул Тимофей, с восторгом наблюдавший за шалостями отца.

Савва приподнял было крышку, но Зинаида неодобрительно кашлянула и дети замерли.

— Так вот, Василий Осипович, — будто продолжая начатый разговор, весело пояснил Савва, продолжая держать снятую крышку. — Обратите внимание на это чудо мейсеновского фарфора. Вот сюда, на дно, помещаются кусочки льда, затем они прикрываются вот такой то-онкой крышкой в мелкую дырочку, как решето, а сверху кладутся фрукты, которые… — извлек несколько покрытых влажной испариной ягод, — так приятно есть прохладными, — протянул ягоды детям, — в жаркий летний день.