Дикая
Шрифт:
Погруженные каждая в свои мысли мы, наконец, уснули.
Глава 2
4 года назад…
Как самая неистовая сталкерша я следила за Никитой целыми днями, если выдавалась свободная минутка. На стирку бегала с превеликим удовольствием. Вообще-то стирала я всегда в горной речке, где вода бежала быстро-быстро между камней. А к озеру, что было неподалеку, ходила полюбопытствовать, оставив таз на знакомом пятачке.
Практически всегда
По обрывкам разговоров на озере мне удалось выяснить, что Никите четырнадцать лет, ровно, как и мне. Что он из очень большого города, где население больше миллиона человек, что увлекается футболом.
Если ребят не было на озере, то я окольными путями бежала к окраине Ильчина, с противоположной стороны от дома Алешиных. Там располагалось выкошенное поле, окруженное колючим можжевельником и душистой жимолостью. Ребята самозабвенно играли там в футбол, пока я, затаившись в кустах, лопала ягоды жимолости и с интересом подглядывала за игрой.
Однако однажды случилось непредвиденное.
Помню, что стирки в тот день было очень много, я перестирывала постельное белье почти с каждой кровати в доме. Такая глобальная стирка у меня была регулярно, раз в две недели. Обычно в такой день мне помогала стирать Дуняша, но из-за того, что у Саввы Алешина все лето жили внуки, она бегала к нему домой чаще обычного, чтобы приготовить им еды. И на речке мне приходилось трудиться одной.
Уныло шаркая намыленной простыней по стиральной доске, я совсем не заметила, что за моей спиной кто-то притаился. И поэтому, когда услышала вкрадчивое «Стефания?», я дернулась от неожиданности вбок, наткнулась на полупустой таз и, перевернув его к чертям, плюхнулась в ледяную воду.
За спиной раздался заливистый смех.
Ошалело обернувшись, я увидела Никиту на берегу. Он так искренне и незлобно смеялся, что я тоже робко улыбнулась. Сидела по пояс в ледяной воде и таращилась на него, растянув губы в застывшей улыбке. Но, когда он подал мне руку — дернула его изо всей силы на себя. Вскрикнув, он повалился прямо на меня, намочившись с ног до головы. Теперь уже хохотала я.
— Какое коварство! — воскликнул парень, но я видела, что его глаза искрились от смеха. Каре-зеленые, они сразу притянули к себе взгляд.
Поглядывая друг на друга, мы выбрались из воды. Я тут же принялась отжимать подол, неприятно облепивший ноги.
— Вот это водичка! — застучал зубами Никита. — Совсем не как в озере.
Я промолчала, ухватившись за простыню, застрявшую между камней.
— Ты реально на этом стираешь? — он в шоке уставился на ребристую поверхность стиральной доски.
Мое лицо сразу стало пунцовым. Дурацкая особенность рыжих — слишком ярко и заметно краснеть. Увидев, что я смутилась и слишком рьяно ухватилась за свой таз, он поспешно замахал руками.
— Подожди, я без всякого умысла! Ну, не насмехаюсь. Мне просто интересно. Я впервые вижу такую штуку.
— У нас нет стиральной машины, — металлическим голосом проговорила я.
На него я по-прежнему боялась смотреть. Было страшно, что он окажется таким же, как и местные. Жестоким и агрессивным.
Но он вдруг выхватил тяжелый таз из моих рук.
— Да, я как-то не подумал.
Извини еще раз за мою бестактность.— Ничего, — растерянно пробормотала я, еще не понимая куда он направился с моим тазом.
Он обернулся, глядя на меня вопросительно.
— Чего зависла? Я тебе донесу, он же тяжелый.
— Мне нельзя, — тихо ответила я. — Отец заругает, если прознает.
— О… Вот как.
Мне хотелось провалиться сквозь землю.
— Давай я донесу поближе к твоему дому, остановимся там, где меня никто не увидит? — предложил он.
— Ну… Так, думаю, вполне можно, — робко согласилась я.
Мы шли по узкой мшистой тропинке, на которой порой вдвоем было не развернуться. Но почти всю дорогу он шел просто позади. Он никак не комментировал мои босые грязные ноги и старомодное платье, но я чувствовала его взгляд и рой невысказанных вопросов. Это были адские тяжелые для меня минуты.
— Ты не ходишь в местную школу? — спросил он, когда мы остановились и посмотрели друг на друга.
Мне сразу понравился потрясающий цвет его глаз. Этот цвет соответствовал тайге, которая начиналась в наших краях. Еще мне нравилась его загорелая кожа, у меня всегда была бело-розовая. Не много мест в хвойном лесу, где можно загореть. И аккуратно стриженные пшеничные волосы мне тоже понравились. На лбу они были чуть длиннее, и у меня до зуда чесалась рука смахнуть челку с его глаз.
— Не хожу.
— И в Ильчине не появляешься?
— Редко.
Я слукавила. В самом поселке я не появлялась практически никогда. Могла прятаться по окраинам, и только. В центр не совалась. Раз в месяц мать отправлялась туда сама, брала с собой улыбчивую Дуняшу. Там они покупали мыло, туалетные принадлежности, кое-какие крупы и так далее.
— Может еще увидимся? — с надеждой спросил Никита, и от его слов в моей груди сразу потеплело. Я обрадовалась, но постаралась не показывать виду.
— Давай, только никому не говори. Местные меня не очень жалуют.
— Я буду один, и никому не проболтаюсь, — пообещал он, пропустив мимо ушей комментарий про местных. — Давай завтра там же, где ты стирала?
Я призадумалась. Постельное было почти все перестирано, а вот близнецовская гора так и ждала своего часа.
— Договорились. Примерно в это время я буду там, — кивнула я.
Забрав из его рук тяжелый таз с мокрым бельем, я быстрым шагом пошла по тропинке. С этого места было слышно крякание наших уток и вопли близнецов. Дальше ему нельзя было идти.
Глава 3
4 года назад…
Это было удивительно, но мы с Никитой крепко сдружились. Он по-прежнему зависал с местными, но и со мной проводил довольно много времени. Я свободным временем, как он, не особо располагала, но стирку с тех самых пор полюбила. Смешно, знаю. Я по уши была влюблена.
До конца лета мы видели друг друга каждый день, потому что каждый раз я умудрялась улучить свободную минутку от своих дел. Анфиса хмуро молчала, неодобрительно поглядывая, а Дуняша прикрывала как могла. Даже подкидывала полотенца в стирку, хотя они были почти чистые. Сенька обижался, что я стала совсем мало с ним играть, и я старалась заниматься с ним почаще вечерами, чтобы он не расстраивался. Больше всего я боялась, что меня в компании Никиты однажды увидят близнецы. Вот уж кто точно побежит жаловаться отцу или матери.