Дикий цветок

Томас отступил назад, спасаясь от ее гнева. Он не стал тем мужем, за которого Присцилла согласилась выйти замуж. С этим Томас не спорил. Он постарался компенсировать ей это, смотря сквозь пальцы на ее чрезмерные траты, на то, какое место Присцилла пыталась занять в доме. Она стала снобкой. А снобов Томас презирал. Эти люди считают себя выше других только потому, что им повезло родиться у богатых родителей или выгодно выйти замуж. Они ничего не сделали ради своего возвышения. Сноб означает «неблагородный». Такой эпитет вполне подходил Присцилле, но подобную надменность Томас даже от нее сносить не собирался. Что ж, ему есть что ответить.

— Ты продолжаешь меня удивлять, Присцилла. Сначала «метаморфозы», а теперь вот это. С чего ты решила, что можешь мне угрожать?

Присцилла подошла вплотную. Теперь муж унюхал, что изо рта жены разит алкоголем. Она была, что называется, подшофе.

— Я знаю такое о твоей семье, что, если об этом узнают все, волосы дыбом встанут у всей нашей округи.

Глаза Томаса удивленно расширились.

— Серьезно? Ты раскопала в прошлом моей семьи пикантные истории? С удовольствием тебя послушаю. А я-то думал, что все Толиверы довольно скучные и благопристойные личности.

Присцилла отпрянула. На ее лице застыл страх от осознания, что она сболтнула лишнего. В тысячный, наверное, раз Томас удивился тому, как сильно заблуждался в отношении этой женщины. Как он мог воображать себе, что Присцилла сможет стать ему идеальной женой? Он считал, что ее интерес к его родословной, в особенности, к родству Толиверов с английскими королями, делает эту девушку подходящей кандидаткой? Ни одно семейное предание не оставило ее равнодушной. Томаса радовало, когда Присцилла хваталась за любое упоминание о прошлом Толиверов или Виндхемов, потому что чаще всего это заканчивалось тем, что его отец превращал беседу в урок истории.

Томас уехал на войну счастливым, уверенным в том, что Присцилла воспитает в их детях любовь и уважение к своим корням. Это, по мнению Томаса, должно было накрепко связать его наследников со своей землей и прошлым предков, подспудно заставляя тем самым продолжать дело отца и деда. Томас помнил, что тогда надеялся: какова бы ни была его судьба, Присцилла, послушная наставлениям Сайласа Толивера, не позволит его детям забыть, кто они такие и как должны исполнять фамильное предназначение.

Каким же дураком он тогда был!

— Ну, расскажи же, дорогая, — вполне вежливым тоном попросил Томас.

Неистовство жены вдруг сошло на нет, подобно морской волне, утратившей свою силу. Смелость во хмелю неожиданно покинула Присциллу. Женщина отступила от него. Вся ее фигура поникла, ссутулилась.

— Ты… ты будь осторожнее, Томас. Я не хочу вредить нашим детям.

— Ты не сможешь навредить нашим детям, Присцилла. А теперь, пожалуйста, выслушай меня внимательно. Если я узнаю, что ты распространялась перед кем-либо насчет существования недозволенных отношений между мной и миссис Честейн, я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты об этом пожалела. Я не посмотрю ни на тебя, ни на наших детей, ни на свои собственные интересы. Меня волнует репутация миссис Честейн, которая абсолютно чиста. С чего ты вообще решила, что она может согласиться вступить в связь с женатым мужчиной? Я тоже, кстати, не имею склонности искать чего-либо на стороне.

Томас умолк. Повисла леденящая душу тишина. Присцилла, судя по всему, просто не осмелилась ему возразить.

— И скажи своей маленькой шпионке в универмаге Дюмона: ее уволят, если я услышу, что кто-то распространяет в городе порочащие репутацию миссис Честейн слухи. За все ответит лично она.

Рядом кто-то откашлялся. Томас и Присцилла повернулись на звук. В дверном проеме стоял Вернон.

— Я уже приехал, мама, папа, — произнес он.

Глава 87

Томасу нравился зять. Он был благодарен судьбе за то, что брак дочери позволил ему свести более тесное знакомство с его родителями. До этого он почти не общался с Куртом и Анной Мак-Корд. Супруги жили на большом скотоводческом ранчо в просторном доме вместе с неженатыми сыновьями-близнецами, на несколько лет младше их первенца Тайлера. Присцилле нравилась ее новая родня. Мак-Корды были богатым и уважаемым семейством. Регину они полюбили и обращались с ней так, словно она была их дочерью или сестрой, которую они всегда хотели иметь. Благодаря усилиям архитектора и художника-декоратора, работающего на Армана Дюмона, амбар, стоящий на земле Мак-Кордов, был превращен в очаровательный сельский коттедж, в котором поселились Тайлер и Регина. Томасу понравились дома молодоженов и родителей его зятя. Находясь там, он испытывал ощущение свободы. Стоя на широких верандах, он мог любоваться зелеными просторами ранчо, и при этом ему не докучали мухи и комары — веранды окружали металлические сетки.

У Мак-Кордов Томас чувствовал себя как дома. Сегодня днем Толиверов пригласили на ранчо на воскресное барбекю. На дворе стоял апрель 1887 года. Появление на свет внука или внучки ожидалось через месяц. Эта встреча семьей, скорее всего, будет последней в этом составе. Среди приглашенных были Джереми Уорик-старший и Бесс Дюмон. То радушие, с которым Мак-Корды привечали его лучших друзей, почти членов семьи, было еще одной причиной, по которой Томас так сильно к ним привязался. Каждый день он благодарил Бога в молитве за счастливый брак своей дочери. За будущее Регины он не боялся. То же самое он хотел бы сказать о Верноне.

Переодевшись, Томас вышел в коридор и прошелся к комнате, которую занимал его сын. Вернону тоже нравилось бывать на ранчо Мак-Кордов. В отличие от других мест, куда родители пытались уговорить поехать сына, лишь бы оторвать его на время от Сомерсета, ранчо не вызывало у Вернона никаких возражений.

— Томас! Мальчик скоро будет выращивать хлопок у себя в ушах, — однажды пожаловалась ему Присцилла. — Мы должны что-то с этим сделать, увлечь его чем-нибудь, оторвать от этой чертовой плантации!

Томас был с ней согласен, хотя его и подмывало напомнить жене, что эта «чертова плантация» оплачивает все ее расточительства. Муж не перечил Присцилле ни в чем, считая мотовство оправданной компенсацией за все издержки ее жизни.

Томас постучал в дверь. Вернон отворил. Красавец! Парень пошел в деда. В нем было от Сайласа больше, чем в самом Томасе. Семейные черты Толиверов: зеленые глаза герцога Сомерсета, черные волосы, маленькая ямка на подбородке. Томас был ниже ростом и не такой поджарый, как человек на портрете, висящем в зале особняка, а вот Сайлас и его внук были вылитыми копиями этого человека.

— Готов? — спросил Томас, но сразу же понял, что вопрос излишний.

Вернон облачился в костюм для верховой езды. Он собирался прогуляться вместе с близнецами Мак-Кордов, которые по возрасту вполне подходили в друзья двадцатидвухлетнему молодому человеку. Перед барбекю они решили немного проехаться по землям ранчо. Вернону это пойдет только на пользу. Он такой одинокий. Старший сын всегда выказывал живейшую привязанность к брату и сестре, а теперь Дэвид умер, а Регина вышла замуж. На общение со своими приятелями из Уориков и Дюмонов у него почти не оставалось времени. После той памятной беседы с отцом он прекратил ухаживать за дочерью фермера.