Дикий цветок

— Да, — сказал Вернон. — Готов. Все уже собрались?

— Все, кроме тебя. Джереми и Бесс уже прибыли. Их экипаж стоит перед домом. Предлагаю поехать сзади. Я приказал седлать твою лошадь.

— Хочешь со мной о чем-то поговорить?

— Да.

Сын никогда не заговаривал о ссоре, невольным свидетелем которой он стал в тот памятный ноябрьский день. Таков уж был его характер. Вернон никогда не вмешивался в дела других. Тогда Томас и Присцилла застыли, словно окаменевшие, не зная, сколько из сказанного ими слышал сын. Присцилла выдавила из себя жалкое подобие улыбки.

«Мы… не ожидали тебя так рано», — запнувшись, выговорила она.

«Вижу, что нет», — произнес Вернон, развернулся и направился к себе в комнату.

Они поужинали вместе. Атмосфера за столом была довольно напряженной. Утром следующего дня Вернон уехал прежде, чем Томас спустился вниз выпить кофе.

Но сегодня он намеревался поднять этот вопрос и прояснить ситуацию. Пусть сын не думает, что у его отца роман с этой женщиной.

После той ужасной сцены Томас решил быть осторожнее и прекратил даже ничего не значащий обмен любезностями с миссис Честейн. Если кто-нибудь, помимо шпионки Присциллы, заметит и превратно его истолкует, репутации женщины будет нанесен вред. Впрочем, прекратить общаться с Жаклин, ничего ей не объяснив, Томас просто не мог. Он подумывал о том, чтобы в последний раз поговорить с ней в универмаге или послать ей домой записку, все объясняющую, но опасался, что может сказать или написать что-то лишнее, чего Жаклин знать не захочет. Ему казалось, что женщина разделяет его чувства, но он мог и ошибаться. У него не хватило бы проницательности точно определить, что же женщина чувствует по отношению к нему. Что они будут делать, если Жаклин чувствует то же, что и он? Томас был женатым мужчиной, а миссис Честейн — беззащитной женщиной в городке, который только и ждет, чтобы осудить ее по малейшему незначительному поводу.

Поэтому он ничего не предпринял — лишь стал встречаться с Арманом уже в ресторане отеля «Ферфакс». С тех пор он перестал видеться с миссис Честейн.

Джессика, Джереми, Бесс и Присцилла сели в экипаж. Правил Варнава. Томас и Вернон верхом отправились вслед за ними. Маленькая кавалькада со стороны, должно быть, выглядела вполне внушительно. Присцилла настояла, чтобы Варнава надел ливрею. Красный цвет выгодно контрастировал с темным лицом негра и пышным белым жабо из кружевной ткани. Два быстроногих, норовистых черных жеребца тянули за собой сверкающую черную карету, отделанную золотом. В соответствии с пожеланием Присциллы — отказывать ей в чем-либо было рискованно — дверцы кареты украшал герб Толиверов: на темно-зеленом фоне алая роза поверх скрещенного оружия.

Выдался погожий воскресный денек. Утром они все вместе посетили церковную службу, и Томасу запомнилось, как преподобный цитирует из Книги Притчей Соломоновых: «Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состарится».

Вернон являл собою живой пример правдивости этих слов. Все невзгоды и трудности, связанные с ведением сельского хозяйства (изнурительная работа, недороды, беспокойства насчет погоды и безденежья) не могли склонить сына к тому, чтобы поменять род занятий, как это бывало с сыновьями многих других фермеров и плантаторов. Многие не желали трудиться на земле своих отцов, соблазняясь более легкой работой в городе, или вступали в колледжи для того, чтобы получить профессию. С другой стороны, Томас не хотел, чтобы сын следовал по его стопам след в след. Надо его предупредить, уберечь от тех жертв, которые он готов принести ради плантации. Сын не должен думать, что тень деда, а со временем и самого Томаса, будет вечно витать над Сомерсетом.

Но об этом он поговорит с сыном в следующий раз. Сегодня Томас хотел узнать, как много Вернон услышал из тирады Присциллы, и, если тот захочет, поговорить о ее угрозах. Жена была пьяна, но не настолько, чтобы можно было посчитать, будто ее страстные заявления ни на чем не основывались. Угрозы Присциллы вызвали у мужа нешуточное любопытство, но он не унизился, требуя у нее ответа. Впрочем, его все еще мучили вопросы: что же такого знает Присцилла о его семье, что от этого волосы дыбом встанут у всех в округе? Какими такими муками, которые он даже представить себе не может, жена угрожала ему?

Вернон улыбнулся отцу.

— О чем поговорим, папа?

Томас придержал коня, желая отдалиться от кареты так, чтобы их не могли подслушать.

— Сын, я хочу поговорить о той ссоре между мной и мамой.

— Это не мое дело, папа.

— Тебе надо знать, что я…

Громкий топот копыт позади них прервал разговор. Их кони тоже встревожились. Варнава чуть свернул карету в сторону, уступая дорогу.

— С какой стати так спешить в воскресенье? — воскликнул Томас.

К ним на большой скорости приближались два всадника — мужчина и женщина. Томас их узнал. То были врач, заменивший покойного доктора Вудворда, и местная акушерка.

Врач, в свою очередь, узнал карету и, натянув поводья, резко остановил коня, а акушерка пронеслась мимо экипажа.

— Мистер Толивер! Скачите за мной! Я спешу! — воскликнул доктор.

— А что случилось? — с дурным предчувствием осведомился Томас.

— Прискакал человек от Мак-Кордов. Ваша дочь рожает. Трудные роды. Я скачу на ранчо.

Не дожидаясь ответа, врач хлестнул своего коня, и тот пустился вскачь, подняв за собой облако пыли.

Присцилла высунула голову из кареты. В голубых глазах светилась тревога.

— Томас! Я не ослышалась? Что-то с Региной?

— Не ослышалась, — резко ответил Томас. — Вернон! Оставайся с матерью. Варнава! Правь осторожно. Не торопись.

Мужчина пришпорил коня и помчался вслед за врачом. В ушах засвистел ветер, а впереди замаячил призрак большой беды.

Глава 88

Он прискакал через несколько минут после врача. Все мужчины семейства Мак-Кордов — Тайлер, его братья-близнецы и отец — стояли кружком на веранде главного здания ранчо. Головы опущены, плечи ссутулены. Спрыгнув на землю, Томас первым делом уставился безумными глазами на Курта Мак-Корда. Рука владельца ранчо, казалось, намертво вцепилась в нижнюю челюсть. Всем своим видом он показывал, что находится в крайней степени отчаяния. Ужас вонзился Томасу прямо в сердце. Завидев свата, Курт растолкал своих сыновей и бросился вниз по ступенькам крыльца.

— Слава Богу, вы тут! Успели…

— К чему?

— Поторопитесь, — сказал Курт. — Не хочу вас пугать, но лучше поторопиться.

Томас проскочил мимо. Взбегая вверх по ступеньках крыльца, он бросил взгляд на Тайлера. На щеках парня — следы слез. В покрасневших глазах — чувство вины. Встретившись взглядом с тестем, Тайлер тотчас же отвел глаза в сторону.

Слуга, узнавший Томаса, лишь указал на ступеньки, ведущие наверх. Еще до того, как он достиг двери, желудок его сжался, когда в нос ударил вязкий запах теплой крови и других биологических жидкостей, знакомый ему с полей сражений, где полным-полно было раненых и умирающих. Он ускорил шаг. В дверном проеме путь Томасу попыталась преградить высокая, неразговорчивая мексиканка, которая правила домом железной рукой. Женщина встала у него на пути.

— Вы не можете войти, сеньор. Там врач. Мужчинам нельзя.

— К черту! Я отец!

Томас отпихнул экономку в сторону и ворвался в комнату. Из его груди вырвался крик. На кровати лежала его девочка, его Регина. Нижний край ее простыни пропитала кровь. Лицо покрывала устрашающая бледность. Волосы слиплись от пота. Веснушки, подобно корице на белой тарелке, выделялись на ее лице. Заслышав его, дочь пошевелила головой, лежащей на подушке, но глаз не открыла.

— Папа…

Она его узнала. Молодая женщина чуть приподняла левую руку. Томас сжал ладонь дочери. Неясные контуры фигур Анны Мак-Корд, врача и акушерки, стоявших по другую сторону кровати, промелькнули у него перед глазами.

— Я здесь, Маковка, я здесь, — произнес Томас.

Он опустился на колени подле постели. В горле у него запершило.

— Чем папа может помочь маленькой девочке?

— Не отпускай… держи… меня за руку, — прошептала Регина.

Глаза полузакрыты. Дыхание неровное.

Врач подошел и заглянул под простыню.

— Хоть целую вечность, золотце, — произнес Томас, гладя дочь по холодному, влажному лбу. — Я никуда отсюда не уйду.

— Ребенок… родился мертвым, — прошептала Регина, — мальчик…