Дикое Сердце 1 часть
Шрифт:
– Но надо мной никто не смеется; когда я прохожу, передо мной снимают шляпу, а если я разрешаю, то целуют руку.
Д'Отремон поднялся со странным выражением лица. Он погладил светлые прямые волосы сына и мягко подтолкнул к дверям кабинета:
– Иди спать, Ренато. До завтра.
Держа в руках керосиновую лампу, Франсиско Д'Отремон пересек огромный дом, направляясь в комнаты прислуги, и дошел до последней двери, где, утомленный сильными переживаниями минувшего дня, спал на соломенном тюфяке маленький Хуан.
Тут он поднял лампу и осветил его. Он смотрел на обнаженную
– Сын! Мой сын? Возможно… Возможно!
Растущее сомнение, тонкое и пронзительное, которое разорвало в его сердце что-то твердое и холодное, росло в груди жгучим пламенем, заполняя душу Франсиско Д'Отремона. Глядя на спящего ребенка, он наконец ощутил толчок. Возможно, Бертолоци не лгал и его последние слова оказались правдой. Впервые его душу переполняли любопытство и злость. Великая гордость, глубочайшее удовлетворение, страстное желание, чтобы эта мощная ветвь произошла от него, грубая и дерзкая, жгучая смесь его авантюрного духа и воинственной сути. Любой мужчина бы гордился таким необыкновенным сыном, закаленным, как настоящий мужчина пред лицом несчастий, и вопрос превратился в подтверждение:
– Мой сын! Да! Мой сын…
Дрожа от волнения, он обнаружил похожие черты: прямой и гордый лоб, широкие густые брови, волевой подбородок, квадратный и жесткий, руки, длинные и мускулистые, высокая и широкая грудь. Он мучительно подумал о разнице со светлым и хрупким Ренато, хотя в его ясных глазах отражался превосходный ум. Ренато, похожий на мать, законный наследник его состояния и фамилии, единственный сын перед людьми.
– Франсиско! – окликнула его взволнованная София, и вошла в скромное помещение. – Что происходит? Что ты здесь делаешь? Что это значит?
– Это я хочу спросить у тебя, – ответил удивленный Д'Отремон. – Что это значит, София? Почему ты не отдыхаешь?
– Неужели я могу отдыхать, когда ты…?
– Когда я что? Заканчивай!
– Ничего, но хочется узнать, с каких это пор ты ходишь с лампой проверять и охранять сон слуг.
– Он не слуга!
– А кто? Скажи же наконец! Скажи!
– А? Что? – Хуана разбудили рассерженные голоса. – Сеньор Д'Отремон, Сеньора…
– Не вставай, спи. А завтра найди меня, как проснешься, – сказал ему Д'Отремон.
– Чтобы сделать мне одолжение и увезти его из этого дома!
– Замолчи! Мы не будем говорить при мальчике!
Он резко схватил ее за руку и потащил вон из комнаты, его глаза разгорелись от гнева, столь ему свойственном, и возмущенно упрекнул:
– Ты что, потеряла разум, София?
– А как тут его не потерять? – взвилась София – Думаешь, меня это не расстраивает? Ты смотрел на него спящего так, как никогда не смотрел на нашего Ренато!
– Хватит, София, хватит!
– Этот ребенок твой сын! Ты не в силах отрицать. Твой и одной развратницы, с которыми всегда мне изменял. Из какой грязи ты его вытащил и привел в мой дом, чтобы он стал товарищем моего сына?
– Ты замолчишь или нет?
– Нет! Не замолчу! Пусть меня услышат глухие! Потому что я не стану мириться с этим! Это твой сын, я не хочу видеть его здесь! Выгони его из этого дома! Иначе я уйду со своим сыном!
–
Ты хочешь устроить скандал?– Меня это не волнует! Я поеду в Сен-Пьер! Губернатор…
– Губернатор делает лишь то, что хочу я! – заверил Д'Отремон, угрожающе понизив голос. – Тебя засмеют!
– Маршал Понмерси был другом моего отца, он знает моих братьев и поддержит! Потому что я…!
– Замолчи! Замолчи!
– Папа! Что ты делаешь маме? – закричал взволнованный Ренато.
Д'Отремон отпустил белую шею, которую безумно сжимал руками. Пошатываясь, он отошел, а сын порывисто бросил:
– Не трогай ее! Не причиняй ей вред, потому что я… я…!
– Ренато! – упрекнул Д'Отремон.
– Я убью тебя, если ты ударишь маму!
Д'Отремон отошел еще дальше, бешенство вдруг потухло, и он растерялся и посмотрел на ладони, сжимавшие шею Софии, а затем повернулся спиной и скрылся во тьме.
– Ренато! Сынок! – воскликнула София и зарыдала.
– Никто не причинит тебе вреда, мама. Никто тебе не навредит. Любого, кто причинит тебе зло, я убью!
5.
– Что это такое? Сеньор Д'Отремон? – этот вопрос Ноэль задал Баутисте.
– Да, белая лошадь хозяина. Дьявол поселился в этом доме с тех пор, как приехал этот проклятый мальчишка.
– Замолчите! Замолчите! Должно быть, что-то случилось!
Педро Ноэль поспешно вышел из роскошной спальни, куда его поселили. Ему было мало смотреть из окна. Он вышел на широкую галерею, спустился по каменной лестнице, удивленными глазами проследив за белой лошадью, которая при свете луны скрылась в полях, и воскликнул:
– Сеньор, сеньор… Какой ужас!
Другие глаза тоже видели удалявшуюся гордую фигуру Франсиско Д'Отремона на любимой лошади. Другие детские глаза, широко распахнутые от удивления или от испуга, принадлежали Хуану. Он все слышал из своей комнаты, вышел из дома и кинулся бежать, но чья-то ладонь схватила его за руку.
– А ты куда пошел? – спросил Баутиста. – Куда идешь, я тебя спрашиваю.
– Я шел… Я…
– Тебе велели спать еще два часа назад, а не бродить где попало.
– Дело в том, что сеньор Д'Отремон…
– Тебя не касаются дела сеньор Д'Отремона.
– Но сеньора София…
– Тем более тебя это не касается.
– Дело в том, что я все видел и слышал. Я не хочу, чтобы по моей вине…
– По твоей вине или нет, не вмешивайся. Ты тут не распоряжаешься. Тебя привезли, чтобы подчиняться и молчать. Иди в свою комнату. Иди в кровать, если не хочешь, чтобы я тебе это сказал по-другому. Иди! – он резко толкнул его в комнату и закрыл дверь на ключ.
– Откройте! Откройте! – закричал мальчик и с силой застучал в дверь.
– Замолчи, проклятый! Открою, когда придет хозяин! Замолчи!
– Ана, мне нужно срочно поговорить с сеньорой.
– Сеньора никого не желает видеть, сеньор Ноэль. У нее мигрень, а когда у нее мигрень, она никого не хочет видеть.
Монотонный и докучливый голос служанки сеньоры Д'Отремон растягивался, словно мягкое препятствие, сдерживая напор нотариуса, который намеревался пройти сквозь занавески, закрывавшие вход в покои Софии.