Дилетант. Дилогия

– Верх низости, гм - каламбур однако, не находите?
– Кого-то он мне напоминает?
– С кем имею честь?

– Ах да, простите. Позвольте представиться. Крылов Иван Андреевич.
– Мой визави застенчиво улыбнулся.

Ба! Ну конечно, дедушка Крылов! Только совсем молодой.

А чего ты хотел - это его век.

– Ржевский. Александр Фёдорович Ржевский.
– Ну почти Бонд, Джеймс Бонд.

Мы вышли из заведения в просторный вестибюль, откуда лестница вела в жилые комнаты. Такой шанс надо не упустить. Это ж надо, встретиться с живым классиком!

Положим, он ещё не классик.

Ну так будет! Я ещё внукам об этом буду рассказывать!

Если они у тебя будут.

– Вы тоже проживаете в этом герберге?
– я заметил, что Крылов за обед не расплачивался, значит, его стоимость входит в общий счёт за проживание.

– Да, в левом крыле.

– А мои комнаты в правом. А почему Вы решили, что я инвалид?

– Вы вошли опираясь на трость, именно опираясь, а не переставляя её в такт шагам. И Ваша походка...

Вот же, наблюдательный...

А как ты хотел? Наблюдать и подмечать - талант литератора.

– Моя походка?

– Вы ноги ставите ... неуверенно. Только я не понял, которой ноги у Вас нет?

– Обеих.

В глазах Крылова читались сначала недоверие, потом удивление, потом ..., наверное, уважение?

Тут я и сам возгордился. А что? Научится ходить на протезах за полгода, это вам ни фунт изюма съесть.

– Иван Андреевич, а не продолжить ли нам наше знакомство за чашечкой кофею у меня в номере? Мой спутник... Прошу прощения... Разрешите представить - господин Рухомовский, ювелир и мой ... э-э-э ...компаньон.
– При слове 'компаньон' и Крылов и Габриэль на меня удивлённо посмотрели. Что-то не так сказал?
– Господин Рухомовский готовит прекрасный кофий. С перцем. Габриэль, Вы, надеюсь, не откажите нам в столь ма-а-а-ленькой просьбе?
– Габриэль, смущённый вниманием, только кивнул.

– С удовольствием приму Ваше любезное приглашение, Александр Фёдорович, мне очень лестно знакомство с Вами.

Ему лестно... Да я всю жизнь гордиться буду, что пил кофе с тобой.

– И ещё одна просьба, Иван Андреевич, Я человек провинциальный, в Москве у меня знакомых нет... Если эти господа потребуют сатисфакции, не согласитесь ли Вы быть моим секундантом.

– Почту за честь, Александр Фёдорович, только я не думаю, что дело дойдёт до дуэли. Эти петиметры ... это такая парода людей, которая больше говорит о своих достоинствах чем имеет их.
– 'Петиметры', кто такие? Точно, наверное это всё-таки другая реальность... А может, это типа франта?
– Господин, которого Вы так изящно посадили на соседний стол - известный кутила Серж Перовский, внебрачный сын графа Алексея Кирилловича Разумовского. Он, конечно, изрядный повеса, но отца боится. Если Алексею Кирилловичу донесут, что он дрался на дуэли, а это непременно случится, отец лишит его содержания. А уж если узнает его дед, Кирилл Григорьевич, что он поднял руку на офицера и инвалида..., боюсь ему вообще несдобровать. ... Наоборот, это Вы можете требовать сатисфакции, ведь зачинщиком были не Вы.

– Ну что ж, одной заморокой меньше. ... Кстати, если быть честным, то этот, как Вы изволили выразиться, прекрасный удар, чистой воды случайность - мой противник был пьян, поэтому чересчур самоуверен и расслаблен, а я, в свою очередь - зол. ... Ох, Иван Андреевич, проблема дураков и дорог в России будет вечной.

Мы поднимались по лестнице на второй этаж. Лестница узкая, поэтому поднимались по одному - я, Крылов и последним Габриэль.

Я спиной почувствовал их удивление. Что я опять сморозил? 'Заморокой'? Да вроде слово, как слово. Про дураков и дороги? Так это Радищев вроде бы сказал. ... Или не Радищев? ... Или ещё не сказал?

А зачем ты вообще это ляпнул? Перед Крыловым хотел остроумной сентенцией выпендриться?

– Александр Фёдорович, вы позволите записать Ваши слова про дураков и дороги? Видите ли, я, в некотором смысле, литератор.
– В его голосе слышались смущение и неуверенность.
– В Петербурге я издаю журнал 'Почта духов', поэтому люблю записывать различные острые замечания.

– Да? Странное название для журнала, не находите ли?
– Крылов промолчал.
– А выражение записывайте, только не на лестнице же Вы это будете делать? Проходите в номер.
– Я открыл дверь и пропустил их вперёд.
– Кстати, по поводу дураков есть одна весёлая байка. Молодой корнет безнадежно влюблен. Он страдает, так как она его не любит. Сидит на берегу реки и обращается к Богу, и Бог вдруг его услышал.
– Что печалишься, сын мой?
– Да вот.... Люблю Елизавету свою. Страдаю. А она на меня не обращает внимания. А мне нет жизни без неё. Топиться пришел.
– Чем помочь тебе сын мой?
– Сделай меня чуть красивей. Может я так ей больше понравлюсь?
– Хорошо. Проси.
– Сделай мне нос как у Аристотеля, а то какой-то курносый и не красивый.
– Хорошо. Сделано.
– И губы более пухлые, подбородок чуть помужественней. Она любит такой.
– Сделано.
– Рост повыше. Хочу быть высоким, стройным. Ей нравятся такие.

– Сделано. И мышц везде побольше. Будто атлет я. Елизаветушка в восторге будет.
– Сделано.
– А коня?
– Хорошо. Что еще?
– Ну...
– Корнет замялся.
– Мозгов бы мне чуть побольше.
– Мозги это хорошо. Сделано.
– Корнет осмотрел себя со всех сторон, вскочил на коня и с криком "Хей!" ускакал. Бог: - Стой. Ты куда, сын мой? Она же еще в церкви.
– Кто? Лизка? Да на кой она мне сдалась. Неужто я с таким конём и статью себе нормальную жену не найду?!
– Эх...
– Вздохнул Бог.
– Надо было сразу ему с мозгов начинать.

Вот уже пол года Иван Андреевич живёт в Алексеевском.

Сманил я его на то, что сатира конечно дело нужное и, как литературный жанр, достойное - Аристофан, Эзоп и Рабле безусловно стали знамениты именно благодаря своей сатире, но в России сейчас есть острая необходимость создания национальной литературы, которая была бы способной выражать национальную жизнь. Я, кода это ему завернул, сам удивился, как сие в голову пришло? ... Была ли эта мысль новой для него? Может быть.

Вот я ему и предложил уйти на некоторое время 'в народ' - отдохнуть от сатирических проблем, от проблем издательства (у его журнала целых восемьдесят!!! подписчиков) и пожить просто в деревне. Но главная причина его приезда ко мне другая. Главная побудительная причина всего - женщина! Иван Андреевич, оказывается, влюблён. Предмет его воздыханий, некая юная особа Анна, живёт в Брянском уезде, всего в пятидесяти верстах от меня. Её родители вполне состоятельные люди и не в восторге от избранника дочери, но девушка, судя по всему, действительно любит этого большого, немного неуклюжего и необычайно доброго человека.

С Крыловым мы сдружились. Если Нестора Максимовича и Николая Штиглица я считаю своими друзьями потому как испытываю к ним симпатию и уважение, к Габриэлю отношусь, как к младшему товарищу, то вот с Крыловым мы точно одной крови.

Он занимается со мной французским. Кроме французского он ещё знает итальянский и немецкий, но замахиваться и на них я даже не помышляю. С восторгом принял идею обучения крестьянских ребятишек и тоже с ними занимается, причём полностью раскритиковал все мои потуги в этой области и начал всё по новой - и грамматику, и счёт. Шурочке просто удивляется - откуда сей самородок в глухой орловской деревне? Была бы мальчиком, можно было бы предположить большое будущее. К моей мысли, выдать её за мою незаконнорожденную сестру, отнёсся серьёзно, без скепсиса, обещал подумать над этой мыслью и стал заниматься с Шурочкой отдельно немецким языком. Почему немецким?

Габриэль тоже с нами. Он стал своим человеком для всей деревни, боюсь, что Карл Иванович его уже уважает больше, чем меня. Кузнец, так чуть на него не молится. Наверное мой анекдот он воспринял в буквальном смысле и технический прогресс в имении идёт уже не детскими шагами. Мало того что он сделал металлическое перо, так он еще и сделал керосиновую лампу, правда керосина у нас пока нет, пробовали заправляем спиртом - ерунда какая-то. В кузнице он переделал Кузяхе меха, вернее они переделывали конечно вместе, но кузнец отдаёт первенство Габриэлю. По планам у Габриэля по весне начать строительство мельницы и лесопилки.

Карл Иванович, первоначально относившийся к этому скептически, но после того, как Габриэль починил ему музыкальную шкатулку (я постеснялся спросить откуда она у него, может память у человека о ком-то) лет дцать сломанную, сам проникся этой идеей.

Правда, тут есть и другая мотивация. Карл Иванович, тридцать лет занимающийся хозяйством имения, был не в восторге от моих планов его заложить (в смысле - имение), и на эти деньги закупить в Голландии племенных коров и в Англии кур. Нет, то есть против коров и кур он ничего против не имел, но если бы они притопали из Голландии и Англии сами и бесплатно, а вот закладывать имение было, по его мнению, очень опрометчивым поступком. Все мои доводы о том, что, если мы с ним хотим увеличить наши доходы, то необходимы вложения в средства производства, он воспринимал спокойно, даже где-то с одобрением, но вот где взять на это деньги? Водяная мельница и лесопилка давали шанс их заработать. Только то, что и на это нужны деньги, он как-то упускал из виду. Вот во всём Карл Иванович со мной согласен: и в том, что надо менять быт крестьян, и в том, что надо увеличивать доходность имения, и в том, что надо менять и саму структуру сельскохозяйственного производства и делать упор на животноводство, почти во всём, кроме того, что для этого надо рискнуть и заложить имение.