Дипломатия фронтира

Селезнева зачем-то вышла из-за дерева и во все глаза смотрела не по сторонам вдоль улицы, а на меня. Ну, что такое…

Широко открывая рот и страшно шевеля губами в очень выразительной артикуляции, я, стараясь быть предельно убедительным, беззвучно произнёс:

«Какого… хутора дочь ты, рот, компот и компотище! Что ты там выстроилась, трахома, как портовая… брысь на место!».

На что получил ответ:

«Что-что ты сказал, а? Это кто портовая? Убью!».

Водевильная сцена слегка разрядила конденсаторы, но ненадолго. Полное непонимание оперативной обстановки продолжало рвать нервы.

Неожиданно поблизости послышался характерный звук полицейской сирены!

Твою душу! Сюда?

Селезнева чуть выглянула из-за прикрывавшей её ветки, оценила ситуацию и отрицательно помотала головой. Я лишний раз огляделся и тоже ничего подозрительного вокруг не обнаружил.

Вдруг рядом что-то заскрежетало, а затем громыхнуло!

Я вздрогнул. А ведь это был всего лишь какой-то ржавый металлический лист, сорванный ветром с крыши сарая по соседству… Нервы?

Нервы оставались в напряжении.

Очевидно, что в столь отвратительных оперативных условиях некомфортные для психики ощущения — явление, в общем-то, заурядное, и всё это есть неотъемлемая часть дипломатический службы, твою душу, во всяком случае, здесь.

Да… А ведь когда я только вписался в эту эпопею, у меня и в мыслях ничего подобного не было.

Еле слышный шорох, и на краю саманной крепости показалась голова Дино. Я протянул руки, но adottato по-кошачьи легко спрыгнул вниз, пружинисто опустившись на высохшую траву.

— Ну?

Кивнув, сынуля сделал характерный указывающий жест, предлагая перенести все разговоры в салон «Нивы», и мы друг за другом осторожно пошли за ним.

Наконец-то пошёл дождь, вокруг быстро потемнело, температура воздуха опустилась на несколько градусов. Самое время укрыться в тепле под надёжной советской крышей.

— Уф! Нет никаких признаков опасности. На кухне готовят еду, пахнет вкусно, тихо играет радио, — начал докладывать разведчик, пока Селезнева поливала его йодом из аптечки и наклеивала на поцарапанное молодецкое пузо белый крест пластыря. Ну, всё как я и ожидал. Зато футболка цела.

— Во дворе старикан в рабочей одежде и соломенной шляпе выкладывает плоские морские камешки вокруг большого цветущего куста.

— Садовник из местных?

— Слишком роскошно будет, Макс, скорее, один в трёх лицах, — усомнилась Катя. — Продолжай, Дино, извини.

— Во дворе одна машина. Сбоку от ворот стоит маленький синий хэчбэк, наверное, китайский, я таких не видел. Он давно никуда не ездил, песок перед воротами подметён, а следов колёс нет. Потом из двери башни вышла женщина такого же возраста в сером переднике, похоже, это жена старикана. Она шлепнула садовника по спине полотенцем, что-то ему сказала, и они ушли в дом. Засады там нет, я бы что-нибудь заметил.

— Верю, — кивнул я.

— Значит, идём! — решила Селезнёва.

— Едем, Екатерина, едем. Машину нужно будет поставить во дворе, — я оперативно внёс поправку и тут же спросил у начальницы:

— Как зовут сотрудников?

— Я с ними незнакома. Сейчас скажу точно… — засуетилась Екатерина Матвеевна, торопливо доставая из кармана записную книжку. — Ага! Значит, так, это консул Андрей Артемович Полосов и семейная пара: посол Дмитрий Николаевич Кострицын и его супруга Ольга Евгеньевна Кострицына, секретарь.

— Вдова, а не супруга… М-да. Уже привычная кадровая схема, — хмыкнул я.

— Похоже, это самая реалистичная схема, — опасно заявила Екатерина. На что она намекает?

— Выходит, вдова в доме одна? Дети у них есть?

— Дети? В меморандуме про детей ничего не сказано, а капитан соврать не мог… — задумчиво ответила Селезнёва. — Ладушки. Давайте исходить из худшего — нашего посла действительно убили, работа представительства фактически парализована.

Однако Дино был не согласен с таким утверждением.

— Признаков траура я тоже не увидел!

— Нет зеркала, завешанного чёрной тканью?

Что-то какие-то тупые у меня сегодня остроты… И злые. Надо остановиться.

— Какое зеркало, падре? — нахмурился сынуля, натягивая футболку. — На служанке не было чёрного платка, как это принято делать у всех во время траура. Или в России как-то по-другому?

— Так же. Но на службе ходить неделями в черном платке не будешь, работа есть работа.

Калитка открылась полностью, мы вошли внутрь.

— Ждали мы вас, ждали! Господи! Новые лица, свои, родные. А у нас тут невесёлые времена… — грустно сообщила хозяйка, возвращая Екатерине Матвеевне папку с только что предъявленными и изученными документами. — Муж давно говорил мне, что только с вашей миссией в регионе и начнётся нормальная планомерная работа.

— Мы вам искренне сочувствуем, Ольга Евгеньевна… — со скорбью в голосе начала говорить Катя. — Хотя слова не обязательно облегчат боль от потери человека, они могут послужить напоминанием о том, что вы не одиноки, и что близкие вам люди, коллеги, разделяют тяжесть вашего горя. Разрешите мне от имени Департамента внутренних дел России принести глубокие и искренние соболезнования по поводу нашей общей утраты. Посол Дмитрий Николаевич Кострицын был и навсегда останется в памяти коллег и соратников…

Супруга покойного в ужасе выпучила глаза.

Рот её беззвучно открывался и закрывался, как у рыбы, вытащенной на береговой песок.

Позади мягко скрипнули закрывающиеся въездные ворота, лязгнула калёная сталь закрывающегося замка, Дино вытащил ключ и встал возле «Нивы».

По оцинковке над воротами вовсю отбивали барабанную дробь тяжёлые дождевые капли.

Ой, мля…

— Причём вообще здесь Дмитрий Николаевич?! — вскрикнула она тонким голосом. — И он не посол, а консул! Он где? Он же только что был здесь, в доме! Где мой муж?! Дима, Димочка, ты у себя?! Что случилось?

С этими словами она стремглав побежала к крыльцу, садовник отбросил грабельки в быстро увеличивающуюся дождевую лужу и поспешил за ней.

— Значит, её муж не умер, — хмыкнул adottato.

Мы стояли и растерянно переглядывались,

— Что? Здесь? Что здесь происходит, вашу душу?! — не выдержал я.

— Я ничего не понимаю, Максим, — пробормотала Селезнёва. — Но, похоже, слухи о смерти Дмитрия Николаевича Кострицына оказались сильно преувеличены.

— И кого же тогда убили? — тихо спросил Дино.