Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Шрифт:
13.5. Русские в Америке
— Стыдно людям в глаза смотреть, — жаловался мне хозяин русского магазина в Вирджинии, заслуженный артист Грузии Зураб Цискаридзе. — Мои друзья поют в опере, выступают с концертами. А я режу колбасу, езжу в Балтимор за селедкой.
Мы сидели с ним в только что купленном им доме в престижном районе Лэнгли. Дом был старинный, со смешным холодильником, работающим от газа. Я его утешал, говорил, что предприниматель — это очень уважаемая профессия.
— Они на сцене поют, а я колбасу режу.
Прошло лет семь.
Веселый, жизнерадостный Зураб сидит у меня в гостях. Он только что открыл второй магазин в Вирджинии. На следующий год планирует открыть магазин в Мэриленде.
— Как твои друзья?
— Ерундой занимаются. Я такими делами верчу, а они Онегина поют.
Как-то у нас в гостях в Вирджинии был Аркадий Каминер, доктор физико-математических наук из Киева. Начали вспоминать молодость.
— Помнишь, что такое 2,87? — спросил я.
— Ну конечно, — засмеялся Аркадий. — Как такое забыть! Бутылка «Московской».
— А 3,12?
— Бутылка «Столичной».
Он правильно отгадал стоимость «Перцовой» и «Старки». И тогда я спросил:
— А 3,14?
Что только он ни называл: и давно забытый «Горный Дубняк», и «Беловежскую»!
— Сдаюсь, не помню, — он поднял руки вверх.
— Вот они какие — ученые. Водку помнят, а число пи забыли.
Родственники из России не всегда понимали имущественное положение и возможности новых эмигрантов. Поэтому приезд родственников зачастую становился стихийным бедствием.
К Виктору Л. приехал дядя из Саратова. Когда Виктор был на работе, а его жена в магазине, в дверь позвонил распространитель энциклопедий. Родственник по-английски говорил плохо и почему-то решил, что тот продает скороварки, и подписался на скороварку для Виктора, для себя, а потом и для своего брата в Саратове. Когда вернулась жена, он ничего ей не рассказал: решил сделать сюрприз. Сюрприз приехал через неделю — три набора Британской энциклопедии, каждая в 42 тома.
После долгой волокиты Виктор отправил все энциклопедии назад, заплатив приличную неустойку. Потом в качестве неприятного пожелания он говорил: «Чтоб к тебе родственники из России приехали».
— Расскажите нам про 25 июня 1953 года, — попросили меня однажды на лекции.
Я рассказал:
— Днем ездил в ГУМ. А вечером в Большом была премьера оперы Шапорина «Декабристы». Юрий Александрович Шапорин, естественно, был на премьере, а мы с его сыном веселились в его квартире. Именно поэтому я и запомнил этот день.
— А как же танки? Стрельба на улицах?
Я знал, что выступавшие до меня «специалисты» из Брайтон-Бич описывали арест Берии и картину рисовали ужасную. Тут были и входившие в Москву танки, и войска, захватившие центр города, и перестрелка.
Чего только я не наслышался от таких специалистов. И о том, что школьников, получивших двойки
по истории, тут же арестовывали. И о том, что секретари партийных организаций сами арестовывали плохих коммунистов.— Зачем вы врете? — спросил я одного такого.
— Надо, чтобы в Америке поняли, почему мы уехали из России, — ответил он.
Специалист по культуре из Брайтон-Бич рассказывал о тяжелых условиях для советских деятелей искусств. Я терпел. Но когда он сказал, что «Дон Кихот» при Сталине был запрещен и за его чтение отправляли в ГУЛАГ, не выдержал:
— А как же вы объясните тот факт, что в 1945 году по радио шла постановка, где Дон Кихота играл Качалов?
— Это было при Хрущеве, — обрезал меня специалист.
— Но Качалов умер в конце сороковых.
— Какой еще такой Качалов!?
Специалист по искусству из Брайтон-Бич не имел ни малейшего представления о великом русском актере Василии Ивановиче Качалове.
Читал такое объявление в нью-йоркской газете «Новое русское слово». С праздником поздравляли «дедушка Соломон и бабушка Сара, папа Владимир и мама Светлана, дети Нэнси и Брайан».
И подумал: «Как бы их правнуков не звали Чжо и Лисянь».
Когда я приехал в Вашингтон, в агентстве шла борьба между старыми преподавателями русского языка и вновь приехавшими.
Старые учили вполне безупречному, но несовременному русскому языку, а специфика агентства предполагала прежде всего знание современного разговорного языка.
Как-то я рассказал, что студентов МАИ попросили объяснить каждое слово из известных строчек о зиме из «Евгения Онегина» «Зима, крестьянин, торжествуя…». Абсолютное большинство студентов не смогло точно объяснить, что такое «дровни», «кушак», «облучок».
Со мной спорили. Тогда я в большом обществе провел эксперимент.
— Объясните мне, пожалуйста, слова: «Мой дядя самых честных правил».
Все дружно стали объяснять, каким честным был дядя.
— Увы, — не согласился я. — Дядя был дураком. Ибо в те годы очень популярной была басня Крылова «Осел», которая начиналась словами «Осел был самых честных правил». И слова «Мой дядя самых честных правил» означали: «мой дядя был ослом».
Вскоре курс русского языка был сильно изменен. Вместо Пушкина стали изучать Высоцкого.
Отличить русского, окончившего американскую школу, и русского из России очень легко. Надо поговорить с ним об истории и об ученых. Он обязательно попадется на произношении имен Чингисхана, де Бройля и кого-нибудь еще. Как все эти персонажи произносятся по-русски, иностранцу запомнить невозможно.
Обосновавшийся в Вашингтоне пасынок одного из ельцинских министров рассказывал:
— После восьмого класса мне купили путевку, и я вместе с группой поехал в Болгарию. Руководитель — классная дама, дура, а туристы — сплошная деревенщина.