Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Шрифт:
— Дело в том, — отвечал я, — что в то время у вас в правительстве были три коммуниста.
— Я так и знал, — покачал головой француз.
Я не стал его расстраивать и не сказал, что один из этих троих был моим учеником в Комсомольской школе.
Журналист подготовился ко встрече со мной. Он научился произносить слово «совок» и уж от кого-кого, но от меня не ожидал, что это слово, кроме повального пьянства, непотизма, цензуры и военного психоза, для меня означает еще и бесплатные образование и медицинскую помощь, отсутствие безработных и страха за будущее.
Он подготовил вопрос о «деревянном
— Я оценил вашу шутку.
Я спросил, есть ли корпункт его газеты в Москве. Он сказал, что есть. Я предложил позвонить туда и спросить, можно ли в Москве пообедать на 1 рубль.
— Я вам завтра позвоню, — весело сказал он на прощание.
Назавтра он не позвонил. Через пять дней я сам начал его разыскивать, но его к телефону не подзывали. Я ему отправил факс:
«Нельзя приписывать дьяволу недостатки, которых у него нет. А то его начнут жалеть».
На телевидении во Франкфурте в 1988 году меня все время спрашивали о палестино-израильских переговорах. Я не выдержал:
— Меня тоже беспокоит судьба палестинского народа, но я не понимаю, почему немцев в ФРГ палестино-израильские переговоры интересуют больше, чем возможность демократизации Восточной Германии.
На это ведущий покровительственно заявил:
— Нас интересуют проблемы, которые можно решить, а не утопия, основанная на благих пожеланиях.
Через два года Берлинская стена пала и Восточная Германия перестала существовать, а палестинский вопрос не решен до сих пор.
Однажды, я могу даже назвать точно день — 10 января 1992 года, в кафе «Тати» за столиком у окна сидели трое: Коля Козлов, Олег К. и я.
Коля Козлов. Советский офицер, он в 1942 году попал в плен, примкнул к власовской армии, вырос в ней до крупного штабного работника. После войны сумел избежать ареста союзниками, женился на русской из перемещенных лиц и в середине 50-х перебрался в США, где и работал в ЦРУ. Как бы неприятно это ни было нынешним поклонникам генерала Власова, к генералу, которого он хорошо знал лично, Коля Козлов относился скептично, а его армию «идейными борцами против большевизма» не считал. «Какие там идейные борцы, — говорил он. — Не хотели умирать, вот и шли к Власову».
Олег К. Фамилию я не называю, так как его родственники до сих пор находятся на службе в государственных учреждениях США, а выдавать ведомственную принадлежность кого-либо меньше всего входит в мои планы. В молодости он служил морским пехотинцем, им и остался на всю жизнь, переплывать кооперативный бассейн под водой туда и обратно к ужасу купающихся дамочек было его любимым развлечением. Потом он перешел на работу в упомянутое выше ведомство.
И я. «Это наш Джеймс Бонд», — говорили про меня сослуживцы. Но это было настолько большим преувеличением, что, слушая подобное, я казался себе «отцом русской демократии» и улыбался улыбкой Филиппова в роли Воробьянинова.
За две недели до нашей встречи перестал существовать Советский Союз. Работать против горбачевского режима в нашем кругу считалось нормальным и заслуживающим одобрения. Но работать против России…
Коля Козлов не сомневался: работать против России нельзя. Но легко сказать «нельзя»: мы на службе, связаны контрактами. И хотя деньги нам платят совсем не такие, как описывают авторы шпионских
романов, но все-таки это стабильный заработок.Олег К. был уверен, что теперь ФСБ и КГБ будут бороться рука об руку с едиными врагами — наркомафией, террористами.
Я, будучи скучным прагматиком, высказал убеждение, что противоречия между Россией и США носят геополитический характер, и после нескольких лет шатаний и ошибок все вернется на круги своя. И не ошибся.
Теперь мы с женой живем во Флориде. От дел я отошел. Правда, иногда звонят. Недавно пригласили на семинар «Горбачев — самый выдающийся политический деятель России конца XX века». Я ответил вежливым отказом.
13.2. В благородном обществе
В «дворянское общество» Вашингтона ввел меня мой самый близкий вашингтонский друг Олег К. Он был князем, настоящим князем. Мне часто приходилось бывать на сборищах титулованной знати, а там все по гамбургскому счету: если князь — то князь. После его кончины род, значащийся в соответствующих книгах со времен Ивана Грозного, заканчивался: сыновей у Олега не было, только две дочки.
У этого великосветского общества было две отличительные черты — бедность и работа на невысоких должностях в ЦРУ. Чтобы попасть в это общество, необязательно было иметь дворянское происхождение, однако тот факт, что моя тетя была замужем за графом, подлинность которого они проверили по своим книгам, во внимание принимался, и меня представляли как «племянника графини Лазаревой».
Строго говоря, ни Олег, ни другие титулованные особы князьями и графами считаться не имели права, ибо, принимая гражданство США, они или их родители торжественно клялись отречься от всех титулов. Законы Штатов очень строги и упоминание титулов могло привести к пересмотру решения о получении гражданства. Ну а тот, кто предпочел остаться князем или графом, осел в Канаде. В Монреале я встречал таких. Зрелище они представляли жалкое, в основном из-за непроходимой бедности и… как бы мягче выразиться, ограниченности мировоззрения.
Бывал я и на дворянских балах. Они до удивления напоминали мне советские вечера отдыха.
Олег К. служил в том же ведомстве, что и я, но в другом подразделении. Он был один из немногих эмигрантов, который не только говорил по-русски без акцента, но и свободно употреблял современную русскую лексику. За мою бытность в Штатах я могу насчитать только трех таких.
Мы часто бывали друг у друга, нередко посещали питейные заведения. Тогда в Вене — разумеется, речь идет о пригороде Вашингтона, а не о столице Австрии — был маленький паб под названием «Вена-Инн». С виду совсем никудышный: на полу мусор, грубые официанты, крикливый хозяин. Но паб посещали не только рядовые сотрудники агентства, но и начальники. Любил бывать там и директор ЦРУ того времени У. Кейси. Нравилась атмосфера простоты и «прошлого времени».
За кого только не выдавал меня Олег в первые годы, когда меня еще плохо знали! Однажды я был лидером «квебекского подпольного национального движения», другой раз — «руководителем повстанцев» из страны, о которой «нельзя говорить». Потом было интересно встречать обманутых людей в столовой агентства.
— Я вам по-настоящему поверил, — признался один.
— И успели доложить начальнику? — поинтересовался я.
— Нет. Я подумал, что он меня заставит заняться этим делом. А зачем мне это надо?