Дисциплина и Портянки
Шрифт:
Шаг. Ещё шаг. Шаг-шаг-шаг. Серые стены, серые потолки, серые лица. Даже свет в коридоре был сероватый, как будто специально.
Оскар брёл в сторону общаги, держа в руках пакет с запасной формой и проверяя в кармане личный пропуск. Под ногами скрипел старый линолеум, воздух пах пылью и освежителем воздуха.
«Мда-а-а…» — думал он, глядя в потолок, — «Ну… по крайней мере, это лучше, чем работать уборщиком. Там даже жетона не дают.»
Он усмехнулся. Совсем чуть-чуть.
И пошёл дальше. Впереди ждали два года спокойствия, инструкций и, возможно, несколько сломанных торговых тележек, а также бухариков, которых придётся уговаривать
«Но всё же… это намного лучше, чем мыть парашу».
3. Академия «Аэстрия».
Уитли сидел прямо, не скрещивая ног и не сутулясь. Пиджак униформы сидел на нём идеально — лёгкая алая ткань с изысканным кроем, белая рубашка из натуральных материалов, эмблема академии в виде букв «AE», вшитая на левой стороне груди. Пуговицы не блестели, как и положено.
Вокруг — тишина, наполненная сдержанным ожиданием. Зал — амфитеатр с голографическими экранами на потолке, отражающими флаг академии, имена спонсоров и философский девиз:
«Учись хорошо. Живи достойно. Умирать — не обязательно.»
Никакого пафоса. Только уверенность.
Никаких конфетти. Только свет, равномерный и приятный, идеально отрегулированный.
Никакой толпы воняющих подростков. Все студенты выглядели… приятно. Чисто. Стильно. У кого-то — скромные очки в тонкой оправе, у кого-то — перчатки из мягкой ткани с нашивками спортивных клубов, у кого-то — дорогие часы с логотипом оружейной корпорации родителей.
В углу зала играл квартет на синтструнах — нежный фоновый мотив, чтобы скрасить паузу перед речью.
«Именно так и должна начинаться охотничья карьера. Не с воплей. Не с уныния. А с достоинства!»
Уитли откинулся чуть назад и позволил себе тонкую полуулыбку. Он оглядел соседей — ни одного идиота. Ни одного «вечно отстающего». Все — либо дети хороших семей, либо просто достаточно умны, чтобы сюда попасть.
«Да, сестра конечно не совсем одобрила, она ведь хотела, чтобы я пошел в Праксориум, как Вайсс…» — мелькнула у него мысль, — «Но, честно говоря… я уже давно не маленький и сам решаю, кем хочу стать.»
Где-то сбоку вспыхнул прожектор, и на сцену вышла ректор Аэстрии — женщина лет сорока, с короткими седыми волосами, в темно-алом мундире. За её спиной — преподаватели: строгие, элегантные, профессиональные.
— Студенты… — начала она, без крика, без надрыва. — Сегодня вы вступаете на путь. Не путь славы. Не путь героизма. А путь сознательного выбора. Мы не требуем от вас стать героями. Мы просим быть точными. Быть стойкими. Быть людьми. Быть гражданами Мегаблоков.
Ни хлопков. Ни вскриков. Только — ровное молчание, как уважение. Несколько студентов кивнули. Уитли слегка кивнул тоже, чтобы показать, что понимает суть услышанных слов.
«Да, здесь тебя не будут бросать в грязь. Здесь учат, как действовать точно. И эффективно. Не брутально — а грамотно!»
После короткой, но насыщенной речи, ректор поклонилась. Синтструны усилились и из боковых дверей начали выходить ассистенты с аккуратными папками — расписания, карточки доступа, личные планшеты с учебными материалами.
Никакой суматохи. Всё — в порядке. Всё — под контролем.
Уитли взял
свою папку. Бумага — гладкая, безупречно обрезанная. На планшете — уже загружен индивидуальный план. Вечером — вводная лекция по городскому бою. Завтра — стрельба. Послезавтра — тактика в условиях эвакуации мирных жителей.«Прекрасно.»
Он снова усмехнулся про себя, выходя из зала вместе с другими новыми студентами.
На экране над выходом мягко мерцали слова:
«Ты на миссии — но ты знаешь, что вечером будешь дома.»
И в этом было нечто правильное и приятное…
4. Академия Праксориум. Факультет «Люкс Сапиенс». Актовый зал.
«Порядок — это не естественность. Его нужно насаждать и защищать.»
Эта фраза, выгравированная над входом в зал, горела в её сознании сильнее, чем светящиеся глифы перед внутренним взором. Она уже слышала её раньше — в домах судей, на собраниях, в кулуарах совета, даже от самой Винтер.
Но здесь она звучала иначе. Строже. Натуральней.
Вайсс сидела на третьем ряду в мраморном зале. Ровно. Спина прямая. Колени сомкнуты. Перчатки из чёрной ткани — сложены в замок на коленях. На ней — новая форма: строгая, глубокого черного цвета, с серебристым гербом юстициариев на плече. Плащ лежал аккуратно через спинку кресла.
Вокруг нее — молчание. Ни хихиканья. Ни скрипов стульев. Только ровное дыхание десятков студентов. Ни один не был случайным. Ни один не пришёл за славой. Здесь — только те, кто был готов слушать. Не просто слышать. А понимать.
На сцену вышла архиюстициар Ариет Сомна. Высокая, как статуя. Белые волосы собраны в тяжёлый узел. Меч — не на боку, а перед ней, как часть ритуала. Её шаг был не военным, но властным. Не угрожающим, но безапелляционным.
— Вы пришли не за правом. Вы пришли за истиной. — сказала она сдержанно, без эмоций, но её голос эхом разнёсся по залу, как приговор, — 'Закон не всегда ясен. Правда не всегда чиста. А справедливость… редко красива. Но если вы здесь — вы обязались выносить её. Холодно. Точно. Без жалости.
Мурашки прошли по коже. Кто-то в зале сжал кулаки. Кто-то закашлялся от напряжения. Вайсс закрыла глаза на мгновение.
«Винтер бы… Нет. Винтер будет гордиться. Я больше не хрупкая девочка. Я больше. Я могу вынести то, что другим тяжело даже прочитать в сводке.»
— Вы будете видеть страх в глазах виновных. И видеть его — не повод пожалеть. Вы будете смотреть в лица тех, кто лжёт. И видеть в них отражение своей слабости. И всё равно — вы должны судить. Не как люди. А как факелы закона.
Факелы. Да.
Свет — холодный, прямой, беспощадный.
Вайсс почувствовала, как сжалось ее горло. Сердце билось глухо, но чётко. Не от страха. От осознания.
«Я действительно здесь. Я — Шнайдер. Не только по крови, а по сознательному выбору. Если сестра охраняет порядок на улицах… то я стану той, кто его определяет. Кто встанет между правдой и хаосом. Кто скажет последнее слово. Последнее. И точное.»
На экранах за спиной архиюстициара вспыхнули слова:
«Рассмотри. Суди. Исполни.»