Дитя для двух королей

– Мой повелитель. Замечены вражеские лазутчики в Льоне и Ортии. Они как-то прочли через границу незамеченными.

– Схватить и допросить, – лениво ответил я.

– Их упустили. Кажется, они движутся к столице.

Я распахнул глаза и встрепенулся. Сразу подумал о Талье, словно какой-то мальчишка, побежал ее проверять и обнаружил мирно спящей под толстым одеялом. Хрупкая, бледная. Стало противно от собственной жестокости. Но ведь она… с ним! Она с бастардом, с врагом.

Я закрыл дверь, мрачнея от собственных мыслей. Заставил себя уйти. Занялся делами, встречами. Заставлял себя не думать, но думал о ней.

Помешанный.

Ближе к вечеру мой самоконтроль дал сбой, я все же ворвался в камеру, застал ее за изучением маленького окошка под потолком.

– Не пролезешь.

– И не думала, – развернулась она и встретилась со мной взглядом. Натянуто улыбнулась. Присела в неуклюжем книксене. – Добрый день, повелитель, что-то хотели от меня узнать? А я больше не хочу ничего вам рассказывать. Было желание, раньше, но теперь исчезло.

– Считаешь, меня волнуют твои желания? – закрыл я за собой дверь, отгородив нас от остального мира.

Заперты, вместе. Не убежать.

Ни мне, ни ей…

– Я всегда получаю, что мне нужно, грязная шлюшка, – отзеркалил я ее улыбку. – И мои методы обычно не впечатляют людей.

– Запугиваете? – покачнулась она к стене от страха, но не позволила ему взять над собою верх.

Гордо вскинула подбородок. Задышала глубже, привлекая внимание к острым ключицам. Да чтоб тебя!

– Предупреждаю.

– Мне сразу падать на пол? Простите, не люблю, когда меня бросают, поэтому предпочту это сделать сама.

– Почему же на пол, просто на колени.

– Я уже сказала…

Я рывком сократил между нами расстояние, вцепился в волосы, запрокинул голову. Грязная из-за него…

– Меня мало интересуют твои желания. Я хочу увидеть тебя на коленях. Или…

Маленькие ушки. Изящная шея. Бьющаяся жилка под кожей. Щедро предоставленные памятью воспоминания.

– Стон? – наклонился я к плотно поджатым губам. – Что ты выберешь, что скорее дашь мне? Вид, как ты стоишь на коленях, или свой сладкий стон?

– Вы не станете… – пораженно выдохнула она.

Я улыбнулся, нет, оскалился. Развернул шлюшку, прижал грудью к стене. Несколько юбок, нежная кожа бедер, ее умопомрачительные складочки…

Всего лишь пальцы, я просто покажу. Внутрь, в тесное лоно, которое не хотело подстраиваться под меня. Один, потом два. Пошевелить, раздвинуть, до упора вставить. Почувствовать, как потекла.

Твою ж мать!

Я не понял, как пальцы сменились членом. Слишком велик соблазн. И она ведь не сопротивлялась, оттопыривала попку, шумно втягивала воздух, прижимаясь щекой к стене.

Тугие мышцы восхитительно сдавили, стянули. И снова пробираться внутрь, словно в первый раз, словно с девственницей, чистой и непорочной.

Я шипел, опасался собственных порывов, не хотел сделать слишком больно, боялся… Я боялся! И трахал ее.

Бесился от собственного бессилия, хотел наказать, доказать, но только врывался в лоно и сам тяжело дышал.

– Стони, грязная шлюшка, – прорычал сквозь зубы, наматывая на кулак ее волосы.

Потянул назад, заставил запрокинуть голову, открыть тонкую шею. Входил до упора, видел ответную реакцию, но не слышал, чего желал.

Она хваталась за меня, за стену, дрожала. Смотрела вверх, широко распахнув глаза. Кусала нижнюю губу, мычала, но не подчинялась мне, не давала, чего мне было нужно. Была со мной, но не моя.

Красные щеки, податливое тело, призывно торчащие соски. Я трахал ее, делал это с остервенением, больше не заботясь о скорости, неистовствовал.

Не хотел трогать, просто тянул за волосы и смотрел. А еще врывался до упора, упивался тем, как впивалась коготками в мою руку, как второй обнимала меня за пояс, держалась. Но не стонала. Мать твою, она не стонала для меня!

Я кончил. Быстро, словно подросток. Отпустил, отошел.

А ведь на ней метка. Она не ставится, если не было согласия. Значит, эта грязная девка хотела принадлежать бастарду, сама желала подчиниться ему. Не мне!

Я сплюнул, ушел.

Не спал этой ночью.

Меня разъедали мысли.

Пил, пытался забыться, не понимал. Почему он, не я? Разве чем-то хуже? Да у него дегра, к нему невозможно безболезненно прикасаться. Я же, наоборот, будто создан для удовольствия. И я дам, попроси. Но все же он…

– Твой хозяин желает вернуть свою игрушку, – пришел я к ней ближе к обеду. – Гонцов послал.

Вроде немного поспал, отрезвел, но ночные мысли сами пьянили разум, оглушали.

Он, не я!

– Но так уж случилось, что пока с тобой поиграю я. Ты не против?

Совсем недавно узнал, чем ее кормили, приказал давать более питательную еду, добавить фрукты, овощи. Принести книги. Зачем? Просто так, чтобы загладить свою вину, что ли. Но моей вины нет, она подстилка бастарда, значит, по доброте душевной. Хотя нет во мне доброты. Пусть будет по прихоти. Все-таки я ее имел, а мою арис не так уже легко перенести, нужны силы.

– Жаль, сам приехать не сможет. Только переступит границу Эндарога, и все мои воины спустят на него всю доступную им арис, не пожалеют клинков. О, как хочу, чтобы он сюда явился. Вот будет зрелище.

Ресницы Тальи дрогнули. Страшно за него?

Я преодолел пустое расстояние до кровати, задрал ее голову.

– Не смей жалеть этого ублюдка.

– А кого мне жалеть, вас?

– Да хоть меня, но точно не его.

– Сначала скажите, за что, и я обязательно пожалею! – высказалась она, вцепившись в мое запястье.

Тонкие пальцы, белые, словно самый прочные наручи, настоящие оковы. И они сжимались, тянули вниз, отодвигая руку от милого подбородка.

Завораживающее зрелище.

Наклонился, поцеловал мягкие губы.

Почему не я, а он?

Чем хуже?

Почему пошла к нему за меткой, отдалась в его власть?

Я злился, но то была другая злость, тупая, болезненная, глубокая. С ней не справиться обычным самоконтролем, не приглушить алкоголем, не излечить другой женщиной. Болело в груди. Жгло.