Дитя короля

— Ты не можешь это остановить, моя милая. Это невозможно за такой срок. Мне жаль.

Она плачет, снова отталкивается, взмахивает руками и кричит мне в лицо:

— Но я хочу тебя любить! Хочу! — сникает и падает на меня, заваливая назад. Дышит порывисто и, целуя, обреченно договаривает: — Но не люблю…

— Я знаю. Не кори себя, — перебираю ее волосы, чувствую, как все ее тело дрожит и тянется ко мне. Слышу, как стучит сердце под ребрами, вижу, как взволнованно поднимается грудь. — Выходи за меня, Дара? Если мы заключим брак, сын станет наследником, королевство будет под защитой, даже если меня не станет…

— Ты рано себя зарываешь, — причитает и мотает головой. Волосы растрепываются, накрывают нас воздушной светлой сетью. — Не смей себя хоронить раньше времени.

— Сколько бы ни было, я проведу его с тобой, а, когда уйду, ты дашь нашему малышу все, что сможешь. Будешь защищать, оберегать. В тебе есть силы, даже больше, чем у меня. Ты будешь достойной королевой, Дарайна. Стань моей женой, ради всех Стихий, что наполняют тебя.

— Я согласна, — шепчет и замирает. В глазах стоят слезы, пальчики царапают мне грудь до крови, но раны тут же затягиваются. — Сколько у нас времени?

Я глажу ее по груди, обрисовывая полуразрушенную метку. Вот почему Дара была так напряжена последние дни? Вот почему избегала прикосновений? Боялась признаться, а я, дурак, не заметил.

— Чуть меньше недели, судя по умирающей магии.

– Это мало… — она вытягивает стон, слезы сползают по ее щекам. — Как же это мало. Мы ведь только через неделю вернемся домой.

— Разве мало? — усмехаюсь, когда прядь волос соскальзывает с плеча Дары и завитушкой укладывается на моей груди. — Это целых семь оборотов луны, жизнь можно прожить.

— Ты так спокойно об этом говоришь, — Дара пропускает ладонь между нами и смыкает кольцо. — Тогда пусть эти семь дней будут наполнены твоей страстью. Я же вижу, что ты сдерживаешься, что тебе хочется большего. Дай мне всего себя, раскройся, Эмилиан, король Мэмфриса и мой будущий муж.

Глава 60. Дара

Эмилиан переворачивает меня на постели, прижимает всем весом к мягкому матрасу, нависает сверху, но так бережно касается к животу, что я млею, таю от его силы воли и несломленного духа. Король наклоняется и, прошептав что-то неразборчивое, подлетает к губам. Он не целует, нет, он сжирает меня страстью.

Я задыхаюсь под ним.

Я умираю под ним.

От жажды.

От желания сгореть и разлететься на кусочки счастья.

От желания почувствовать его в себе. Стыдно и порочно о таком мечтать, но это единственное, что удерживает меня рядом. Вожделение. Тоска по его жару. Единение с мощным телом. Ведь у него есть власть надо мной, не магией же он меня к себе влечет? Эмилиан обещал не использовать, и я никогда в нем не сомневалась.

Хочется раскрыть душу и осознать, что не могу без него жить, но я понимаю, что это обман — я смогу. Жестокая правда не дает спать, есть, ходить. Она будто бельмо на глазу — мешает кристально-чистому изображению, размывает мутью краски, мешает любоваться красотой. Будущее видится черным пятном, и в этом пятне все время дрожит облик Марьяна.

Мраки, да заберите его уже навсегда! Я не могу так…

Эмилиан — мой будущий муж. Мой мир и надежда. Разве я могу его предать и не полюбить?

Мне чуточку страшно, что этот миг растает, и вместо Эмилиана надо мной окажется покойный муж, но я все равно раскрываюсь, тянусь, вплетаю пальцы в черные мягкие волосы, дрожу от каждого поцелуя мягких губ и прикосновения шероховатых, скорее бархатных, пальцев.

Потому что хочу верить, что мои мучения закончатся.

Я распахиваю глаза и вижу синий, озерный взгляд, наполненный любовью и лаской. Той, что не спутать, не обмануться, не отречься и не забыть.

Эмилиан любит меня. В этом вся разница между братьями, а я, глупая, не могу этого понять. Принять. Впустить его в свою душу.

Таким я короля еще не видела: взгляд пылает, дыхание будто у изголодавшегося зверя, хрипы вылетают вперед сквозь приоткрытые губы. Большое сердце глухо бьется под моими пальцами, а стигма резвится вокруг, выбрасывая еще гуще, чаще алые стебли, и распускает в воздухе пышные цветы. Они тут же рассыпаются и украшают золотом крупные плечи Эмилиана, делая его невозможно нереальным, будто призраком любви.

Тем призраком, что приходил ко мне в спальню, что подарил первые счастливые моменты в моей жизни. Что подарил мне малыша. Дитя короля, чье сердце бьется у меня внутри и толкается, когда я сомневаюсь или думаю об Эмилиане. Это невозможно объяснить, но мы все трое связаны крепкой неразрывной нитью.

Это так прекрасно, что хочется распалять мужчину еще больше, позволять углублять язык, ласкать глубину рта до острых колких ощущений и опоясывающих горячих жгутов вокруг поясницы.

— Хочу тебя, — шепчу, когда Эмилиан немного отстраняется. — Хочу тебя искреннего и свободного. Покажи мне себя, мой король. Покажи власть, мощь, ярость. Да… — выгибаюсь, когда он разводит ладонями бедра и вклинивается посередине, выглаживает ладонями средоточие жара, ласкает пальцами меня между ног. Размашисто, нетерпеливо, дрожащими от страсти руками и дышит, дышит, дышит… Порывисто, глубоко, ненасытно. Алые лозы вьются по постели, над нами, заплетают наши тела, доводят до исступления импульсами и щекоткой, и я кричу, когда Эмилиан входит на всю каменную длину, застывая надо мной, будто темный ангел. Длинные растрепанные волосы падают на фактурные плечи шелковой черной сетью, путаются с алыми веточками стигмы. Кожа серебрится испариной и легкой голубизной водной магии Эмилиана, что залечивает его царапины, бусинки пота катятся по взмокшим вискам и срываются на мою неприкрытую грудь. Будто лечат обугленные кончики метки.

Корабль ласково качает в своих объятиях, море шепчет о нашей страсти, ветер поет сладкую трогательную песню, а ладони мужчины крепко держат меня и тянут к себе в ритме волн и восходящих пиков и сжимающих приятных спазмов.

Он твердый и горячий. Подаюсь вперед, чтобы позволить ему больше, чем обычно. Если бы можно было так сердце распахнуть, чтобы Эмилиан заклеймил его собой.

Искра накаляется под ребрами, непроизвольно ногти превращаются в когти, а кожа покрывается чешуей, в глазах усиливается резкость, сильные запахи врываются в ноздри. Терпкий, древесный с ноткой полыни запах жениха сводит с ума. И от этого распирание от его толщины такое мощное, что еще два-три движения вглубь, я не удержусь на краю обрыва.

— Да-ара, — шепчет Эмилиан и отстраняется, протягивает мне руку. Я вкладываю ладонь и не понимаю, что он хочет сделать, но заинтригована. — Тебе будет комфортно, ты только не бойся, — легко переворачивает меня, слегка придавливая на спину, безмолвно просит встать на четвереньки. Я слушаюсь. Это возбуждает, это волнует, но… мне немного страшно. Именно так Марьян издевался надо мной чаще всего.

Чтобы скинуть напряжение и не думать о муже, я шумно выдыхаю и перехватываю металлическое кованое изголовье кровати. И Эмилиан не рвет, не толкается, а сначала целует, касается языком, оглаживает мягко ягодицы, трогает меня пальцами и, когда я полностью расслабляюсь, подбирается ближе и прикасается горячей головкой.

В таком положении мне удобней, живот не давит, и тяжесть со спины уходит, а ощущения порочности происходящего добавляют нашему сексу какой-то изюминки.

— Ты потрясающая женщина, ради тебя и умереть не страшно, Дара, — мягко толкаясь, говорит Эмилиан.

Его сильные руки придерживают талию, ведут меня по линии грани нежно, но настойчиво. Плавно вонзаясь, он целует мою спину, прикусывает лопатки и плечи. И мне кажется, что мы одно целое.

Руки тянутся выше, изгибаюсь сильнее, сама подаюсь назад, чувствуя безопасность и желание. Ритмично, до легкого покалывания в кончиках пальцев, до сжатия острой пружины там, куда стремительно врывается мой король.