Дитя среди чужих

– Ладно, отлично. Мы уходим. Прямо сейчас.

Дженни снова кивает, затем роняет нож на колени и смотрит на свои скользкие от крови Пита руки.

– Мне что-то нехорошо, братец,– стонет она.– Кажется, меня сейчас стошнит. Ночью со мной что-то было… О господи… тот сон! – вскрикивает она так внезапно, что Грег убирает руки с ее плеч и отшатывается. Всхлипывая, Дженни закрывает лицо ладонями.– Какого хрена со мной творится?

Грег встает, замечает ключи от «пинто», лежащие на полу рядом с одеялом Дженни, и поднимает их.

– Послушай, сиди здесь и приведи себя в порядок. Когда будешь готова, выходи. Я припаркую машину. У нас не так уж много времени, ясно? Джен?

– Да, хорошо. Все хорошо. Иди к машине, я сейчас выйду. Мать твою, кажется, я обоссалась,– говорит она, сбрасывая с ног расстегнутый спальный мешок. И правда, Грег замечает засохшее пятно на промежности, идущее к бедру, и Грегу до странности кажется, что оно похоже на очертания Флориды.

– Стерегись Пита, ладно? – предупреждает он, еще раз оглядывая комнату, выискивая Пита в темных углах или выглядывающего из-за стены с этой золотозубой ухмылкой и дебильной татуировкой собаки.– Мне кажется, он не в себе.

– Он выбежал на улицу, может, вообще ушел,– говорит Дженни, уставившись на открытую дверь, куда льется утренний свет.

– Я вернусь через пару минут,– обещает Грег и направляется к выходу, на мгновение раздумывая, не поискать ли пистолет Лиама, но все же решив, что скорость сейчас важнее защиты – решение, о котором он вскоре пожалеет.– Собирайся, ладно? Мы уезжаем.

Несясь к сараю в туманном рассвете, сменяющимся ясным голубым небом, Грег не замечает, как Пит ползет на четвереньках за дальний угол дома, в одном кулаке поблескивает острый металл, другой он прижимает к дыре в животе, из которой сочится кровь; струйка слюны свисает как ниточка от йо-йо из уголка рта.

* * *

Пит, напротив, видит, как Грег бежит к сараю, но ему плевать. Грег совершенно не интересует Пита, и его уже до печенок достала эта тупая девка. Он всего лишь дурачился! Необязательно было тыкать в него ножом, мать твою! И господи, как же это больно. Просто ужасно. Но ничего. Пофиг, ведь у Пита осталось только одно дельце, а потом он уберется отсюда, и пусть Джим с этим австралийцем сами тут разбираются.

А Пит хочет лишь одного – больше всего на свете,– вонзить нож в этот хренов кокон, вытащить оттуда все на пол подвала, а затем выпотрошить другую тварь.

Разорвать на части.

Порезать на маленькие кусочки.

– О да,– бормочет он, подползая к дверям подвала.– У Пита для тебя подарочек. Сейчас он доставит тебе посылочку.

Он хихикает, добравшись до дверей, хватается за ручку и тянет, позволяя ей лениво шлепнуться в траву. Мужчина смотрит вниз, в бездну, и его окутывает зловоние разложения и грязи.

– Ты меня слышишь? – кричит он вниз.– Тебе доставочка!

Пит снова смеется, гогоча, как пьяная ведьма, перелезает через край входа и спускается по бетонной лестнице в холодную, ожидающую тем-ноту.

* * *

Грег открывает дверь сарая и направляется к «пинто». Он садится, вставляет ключ в замок зажигания и поворачивает, уже нажимая ногой на педаль газа.

Ничего.

– О нет,– он снова поворачивает ключ, на этот раз осторожно, не давя на газ, чтобы не мешать двигателю.

– Нет… нет-нет-нет-нет…

Грег открывает капот и проскальзывает между двумя машинами, чтобы добраться до носа «пинто».

Пока мужчина изучает двигатель автомобиля во влажной темноте, ему требуется всего мгновение, чтобы все понять.

Джим, ублюдок.

Плечи Грега опускаются в знак поражения. Игре конец; этот здоровяк – что неудивительно, если честно – перехитрил его. Придется вернуться и все наладить. Придумать способ убедить Джима, что им с Дженни можно ехать. Командное решение. Все путем.

Какой у него выбор?

Грег с громким лязгом опускает капот и поворачивается к выходу.

У входа в сарай, словно тень на фоне разгорающегося дневного света, горбится мать.

Она меньше, чем он думал. По словам остальных он ожидал чего-то… массивнее. А это существо почти как дитя, как ребенок в костюме, тонкие костлявые конечности торчат, словно ветки. У нее ярко-желтые глаза – кошачьи, или, может, как у ящерицы – Грег не знает, как их лучше описать. Он никогда еще такого не видел, но сейчас у него есть проблемы и посерьезнее, и что бы это ни было, оно выглядит несерьезным. Слабым.

«Я смогу ее победить»,– думает Грег и делает шаг вперед, разведя руки в стороны и выставив ладони, показывая, что он безопасен. Беззащитен. Не угроза.

– Привет,– говорит он, выжидая, когда подойдет достаточно близко, чтобы схватить ее за голову и крутануть, как волчок.– Значит, ты и есть та странная штука, из-за которой все эти неприятности, да? Знаешь что? Мы уходим,– одной рукой он показывает самолет, взлетающий со взлетно-посадочной полосы в космос.– Нас нет.

Существо склоняет голову набок, но больше не двигается.

Сейчас он всего в нескольких футах и может разглядеть черты ее лица даже через этот странный капюшон. Темно-коричневая кожа, тонкий рот. Как будто жук трахнул обезьяну.

Он делает шаг побольше и бросается вперед.

Тварь пригибается и с громким шипением, как кошка перед дракой, выпускает струю коричневой жидкости изо рта прямо мужчине в глаза.

Жидкость попадает ему на лицо, и эффект наступает сразу же.

В тюрьме Грег однажды услышал о парне, который настучал на какого-то крутого мафиози, и потом бедолагу нашли в прачечной с оплавленной половиной лица, ему на голову вылили какую-то кислоту. Он за несколько минут умер от шока.

Грегу не так повезло.

Липкая жидкость обжигает так, как, наверное, кислота обожгла ту крысу. Он прямо чувствует, как растворяется его плоть. Мужчина кричит, раздирая горло, и падает на колени, царапая глаза, пытаясь смыть затвердевающую жидкость. Но слишком поздно, теперь горят и его руки. Плавятся. Кончики пальцев стали мягкими и липкими и прилипают к коже.

Он давит, пытаясь помочь себе – хоть как-то – чтобы избавиться от боли, но пальцы просто скользят по твердым – обнаженным? – скулам, плоть почти расплавилась. В панике он случайно слишком сильно нажимает указательным пальцем правой руки, чтобы вытащить этот яд из глаз, и чувствует, как кончик пальца погружается в глазницу, где всего несколько секунд назад был совершенно здоровый, карий глаз.

Слепой, вопя от боли и ужаса, Грег начинает ползти к существу или туда, где, по его мнению, оно было несколько мгновений назад. Он почти уверен, что слышит, как расплавленные куски кожи падают на пол, и его руки в грязи так сильно горят – боль просто невыносима,– что он переворачивает их, опираясь на тыльную сторону ладоней, больше не в силах давить поврежденными пальцами в почву.

Грег рыдает и всхлипывает, когда жидкость застывает на лице. То, что осталось от плоти, растягивается, тянется изо всех сил, делая из верхней губы причудливый оскал, оттягивая пораженный скальп вниз, в то время как кожа лица собирается в области недавно рабочих глаз – теперь не более чем сгустки желтых соплей, свернувшихся на виске и подбородке.