Дитя среди чужих

Земля покрыта гигантскими ярко-красными муравьями.

Педро слышит протяжный, неровный стонущий звук. Как пожарная сирена вдалеке или призрак, выскальзывающий из темного чулана и машущий в воздухе своими прозрачными руками, приближаясь к кровати.

«Его издаю я»,– понимает он, но не может остановиться. Первобытные стоны продолжаются, пока он изучает свои ноги при свете и видит, что муравьи больше не просто покрывают землю, но теперь и тонкий матрас, на котором он стоит,– как сдувающийся спасательный плот или случайный кусок дерева в трясине зыбучих песков, который засасывает вниз, дюйм за дюймом. Вот только Педро и его матрас не тонут. По крайней мере, ему так не кажется.

А это значит, что количество красных муравьев растет.

– Да сколько их! – орет он, громко всхлипывая, но боясь пошевелиться; ему кажется, что он не может сойти с матраса, не должен. Прерывистое дыхание становится слишком быстрым, а перед глазами появляются пятна. Он проводит рукой по лбу, чувствуя, как первые насекомые выползают из волос и опускаются на лицо. Другие забираются вверх по правому уху, через мочку, в туннель, ведущий к мозгу. Он засовывает палец в ухо и чувствует приятное хлюпанье муравья, но не раньше, чем тот сильно укусил его, глубоко в канале. Он воет от боли и понимает, что ситуация выходит из-под контроля. У него нет выбора – ему нужно найти выход – и быстро!

Педро вращается по кругу, но сколько бы раз он ни смотрел на них, стены все те же – белые и твердые. Он направляет луч фонаря прямо вверх, ожидая увидеть синий брезентовый потолок, но его там нет; там вообще ничего нет. Стены просто уходят все выше и выше в облачную тьму, как будто он находится на дне глубокого колодца, где нет ни лестницы, ни свисающей веревки, за которую можно ухватиться.

Выхода нет.

– Помогите! – кричит он.– Помогите мне!

Его голос звучит приглушенно, словно он кричит откуда-то из-под земли. Парень снова смотрит вниз и с ужасом видит, что уровень муравьев достиг его голеней. Он больше не видит ни земли, ни матраса, ни подушки, ни собственных ног.

– ПРЕКРАТИТЕ! – пронзительно и хрипло визжит он. Затем начинает бить фонариком по растущему уровню насекомых. Он поднимает одну ногу – ступня больная и скользкая от крови. Несколько настойчивых муравьев пробились в открытые раны и заползают под плоть, придавая его ноге вид чего-то чудовищного и чужеродного, чего-то, что никак не могло принадлежать ему. С воем ярости и отчаяния он опускает ногу, сокрушая столько красных ублюдков, сколько сможет.

Но Педро кажется, что он стоит в глубокой ванне с включенным до упора краном, вода льется так быстро, что заполняет все вокруг, и прилив не остановить.

Отчаяние захватывает, когда муравьиный пол поднимается до бедер. Он больше не чувствует своих ног. Он устал, и у него кружится голова. Тело с головы до ног покрыто насекомыми, и все они кусают, кусают, кусают. Они в ушах и в носу. Педро делает все, что в его силах, чтобы держать рот закрытым, но знает, что это только вопрос времени, и ему надо предпринять хоть что-то. Снова позвать на помощь. Кричать, пока кто-то его не спасет.

Он отчаянно оглядывается, пытаясь что-то придумать, и видит, что стены больше не белые, а красные. Красные и дерганные от теней. Муравьи заполонили стеклянную головку фонарика, и рука, держащая его, стала очень тяжелой. Педро медленно опускает руку, и муравьи проглатывают ее, потому что теперь поднялись выше пояса. Они на нем, они внутри него, и они продолжают расти.

Мальчик в последний раз смотрит вверх, в вечную тьму, но крошечные тельца ползают по его глазным яблокам, и вскоре он ничего не видит.

Умирая, он открывает рот, чтобы помолиться за свою душу. Муравьи жадно проникают в последнее отверстие.

Он тонет, и оцепенение и темнота почти овладели им, но в нем теплятся последние мгновения жизни.

Он клянется, что слышит, как муравьи забивают ему уши и рот, смеясь и болтая, пока пожирают его. Кажется, они говорят: «Подожди. Подожди. Еще не все…

Тебе еще так много предстоит испытать».

6

Грег прожил с Дженни всю свою жизнь. Они родились с разницей в несколько минут (Дженни вылезла за три минуты сорок пять секунд до Грега), оба опухшие, взбешенные и ревущие так, словно их кожа горела. Маленькими детьми они жили в трейлере недалеко от Бейкерсфилда, штат Калифорния. Когда их мать умерла, отец продал трейлер, бросил их в свой старый красный пикап (все их скудные пожитки покоились в багажнике) и направился на север.

Их новый дом был не столько домом, сколько хижиной, и хотя он был окружен лесом и пологой грядой зеленых холмов, для Грега и Дженни это была едва ли не самая уродливая дыра, в которой когда-либо приходилось находиться. До школы нужно было ехать на автобусе сорок пять минут – в одну сторону,– и единственные развлечения в доме,– телевизор, комиксы или перепалки в лесу.

Когда дети подросли и их отношения стали физическими, им это показалось самым естественным развитием в мире.

Сколько ночей они спали бок о бок? Грегу казалось, что уже тысячи. Как дети, подростки и взрослые. Просто услышав дыхание своей сестры, он знал, крепко ли она спит или просто дремлет. Знал, что иногда она разговаривала во сне, временами крепко обнимала его и бормотала быстрые, бессмысленные слова ему на ухо, горячее дыхание вылетало с неизвестными языками, будто она была одержимой.

Поэтому, когда Дженни начинает стонать и метаться во сне, Грег просыпается за несколько секунд, потому что знает, что это ненормальное поведение.

С его сестрой что-то не так.

Сначала он решил, что это реакция на укусы ос, яд, попавший в сердце или легкие, какая-то аллергия, которая проявилась не сразу. Но чем сильнее она бьется, задыхается и стонет, тем больше он думает, что дело в чем-то другом, чем-то не физическом.

Садясь, Грег начинает бормотать имя сестры. Его разум пытается выкрикнуть: «Дженни!», но рот не слушается – язык зацепился за что-то внутри рта, что-то скользкое и колючее движется к его горлу. Мужские глаза расширяются, а одна рука сжимает шею, прежде чем он давится и рефлекторно щелкает зубами по препятствию, прокусывая незваного гостя и расчленяя его внутренности, как вишню в шоколаде, между щекой и коренными зубами.

– Аааа! – Он давится и выкашливает все, что может, силясь не глотать и выплевывая всю горькую, липкую массу на пол.– Господи Иисусе! – кричит Грег, а глаза слезятся, когда он набирает побольше слюны и снова сплевывает.

Джим, который сидел наверху лестницы, чтобы следить за дверью Генри и входом в дом, сбегает вниз, грохоча тяжелыми ботинками.

– Что такое, чувак?

Грег, стоя на четвереньках, поднимает палец, как бы говоря «дай мне секунду», рыгает, отворачивается от своей корчащейся сестры, и его рвет в угол.

Джим подходит, на его лице маска отвращения и замешательства, когда он смотрит на Дженни в тусклом свете. Она ворочается, словно борется с кем-то во сне, и ужасно стонет. От этого у него по спине пробегает холодок.

– Грег! Что происходит? Что с Дженни?

Грег, пошатываясь, встает и вытирает рот.

– Дай мне фонарь.

Джим поворачивается и замечает один в другом конце комнаты. Он подбегает, хватает его и включает на всю мощность.

– Неси,– просит Грег, жестом прося Джима посветить на пол.