Дитя зимы (в сокращении)

— В самом деле? — Было до смешного приятно это слышать. Две ее подруги начали уже снимать пальто и усаживаться за соседним столиком, но я быстро подвинула ей стул. — Не выпьете ли с нами чашечку кофе?

— Нет, я… — Она жестом показала, что не одна, но остановилась. — Но, с другой стороны, я хотела поговорить с вами, майор Брайант. Возможно, это не важно, но, когда я узнала, что миссис Брайант убили, я подумала, не связано ли это с тем фактом, что ее волновало отсутствие денег.

— Отсутствие денег?

— В прошлый вторник Кэл задержался после уроков и стал спрашивать меня, что может сделать такой мальчик, как он, чтобы заработать много денег. Я предложила, чтобы мама возложила на него больше работы по дому, но он сказал, что это не годится, потому что деньги нужны для нее. Сказал, что как-то вечером слышал телефонный разговор мамы с бабушкой и мама плакала, потому что ей нужны пять тысяч долларов, а бабушка не хотела их давать. И он испугался, что если она не получит денег, то случится что-то плохое.

— Что-то плохое? — переспросил Дуайт.

Мисс Джексон кивнула.

— Он сказал, что если она не сможет достать пять тысяч долларов до конца месяца, то ей изуродуют лицо.

Я была в ужасе. Изуродуют лицо, если она не заплатит?

— Он говорил, кто ей угрожает?

— Он не знал. Я ему предложила поговорить с мамой, чтобы убедиться, что он все неправильно понял. Я хочу сказать, что миссис Брайант и ее друзья — состоятельные люди, непонятно, как она могла плакать из-за каких-то пяти тысяч долларов. А в среду Кэл успокоился. Сказал, что мама достала деньги и все хорошо. А теперь она убита… — Голос ее почти замер. — Не могу избавиться от мысли, что эти факты связаны между собой.

Учительница Кэла ушла к своим подругам, и Дуайт спросил, видела ли я банковские счета Джонны, когда вечером изучала ее бумаги.

— Нет. Должно быть, их взяла полиция штата.

— Ну а я их видел, и я не понимаю, с чего мисс Джексон решила, что Джонна была богата. На ее текущем счету было меньше семисот долларов, и еще сотен пять — в накоплениях. Чтобы оплатить медицинскую страховку, ей приходилось работать в Доме Морроу.

— Ты хочешь сказать, что она жила на то, что ты присылал на содержание ребенка?

— Не только. Я думаю, существует еще какой-то небольшой доверительный фонд, которым управляет ее мать, потому что она ежемесячно получала чек на пятьсот долларов от банка миссис Шей. И если Джонне действительно срочно понадобились пять тысяч, не знаю, где она их достала. Особенно если миссис Шей отказалась их дать. Вчера утром она оставила сообщение Джонне на автоответчике — спрашивала, продолжает ли Джонна на нее сердиться.

— Из-за денег?

— Возможно. Когда я спросил ее об этом, она сказала, что не помнит, чтобы это говорила.

— А что ее лучшие подруги? Сэнди Рэдклиф сказала, у них у обеих состоятельные мужья. Если бы ей понадобились деньги, они бы ей не одолжили?

Он пожал плечами:

— Но пять тысяч или ей разобьют лицо? Что это такое и какое отношение все это имеет к Кэлу?

Голос его посуровел, и я взяла его за руку, стараясь придать оптимизма.

— Мы отыщем его, — уверенно сказала я. — Пойдем в Дом Морроу, а потом поговорим с подругами Джонны.

Вокруг Дома Морроу располагалось то, что шейсвиллцы с гордостью называли «История на площади». Сама площадь была такой же, как в любом небольшом старинном городке, — обсаженная раскидистыми старыми дубами, с эстрадой, окруженной изящной кованой оградой, покрашенной в белый цвет. Дом с угодьями изначально занимал целый квартал напротив площади.

С другой стороны площади, через улицу, располагалась старая шейсвиллская школа, которую оканчивала Джонна, — с широкой, мощенной плитами террасой, где стояли скамейки, а в центре бил фонтан; позже я узнала, что это был подарок выпускников.

Дуайт стал шутливо изображать экскурсовода.

— Бывшие классы превратились в дом для престарелых, — говорил он, обходя со мной площадь. — А бывший актовый зал теперь стал общественным театром.

Так рано в это холодное солнечное воскресное утро на улицах почти не было ни прохожих, ни машин. Несмотря на яркое солнце, ночной ледок едва начал подтаивать.

Мы вошли в Дом Морроу. Дуайт направился прямо к столу Джонны, но Мэйхью явно очень хотел показать Дом свежему человеку, и я решила не обижать его. Да и полезно будет получить общее представление об этом месте, подумала я.

Мы переходили из комнаты в комнату, и скоро я поняла, что у Мэйхью был скрытый мотив постараться заразить меня своим энтузиазмом. Поскольку Джонна умерла, если Кэл найдется — не «если», а «когда», мысленно поправила себя я, — мы заберем его в Северную Каролину, и он хотел убедиться, что я отдаю себе отчет в том, что Кэл оставит здесь, «потому что это также и наследие юного Кэла».

«Наследие» было любимое его слово. С его тонких губ не срывались такие грубые в своей определенности термины, как «завещание» или «опека над имуществом», но он ясно дал мне понять, что он считает: Джонна включила бы в завещание немалый дар Дому.

— Когда вы позвонили, я переставлял экспонаты, — сказал Мэйхью, трогая пустую витрину, стоявшую на столе в центре библиотеки.

— Должно быть, огромный был револьвер, — сказала я, глядя на углубление в бархате, оставленное револьвером, из которого убили Джонну.

— Это был один из первых револьверов Кольта, — ответил Мэйхью. — Латунь, серебрение, исключительно искусная гравировка. Вы его когда-нибудь видели?

Я отрицательно покачала головой.

— Калибр сорок четыре? — спросила я.

— На самом деле Натан Бентон, председатель нашего совета попечителей, говорит, что калибр тридцать шесть. Он в этом отлично разбирается, и я ему верю.

— Напомните мне, пожалуйста, почему Питер Морроу был награжден этим револьвером?

— За все, что он сделал для Шейсвилла после войны. Он тоже был судьей.

— Вот как?

— Да. Настоящий политик — в лучшем смысле этого слова. Хотя он не имел никаких рабов и почитал рабство мерзостью, он был до мозга костей южанин. Тем не менее у него были родственники янки, и он очень старался не сжигать мосты на Север. Он был членом палаты представителей Конгресса и, таким образом, имел хороших друзей в высших сферах, в Вашингтоне. Вот так он получил место в западном суде, здесь. Судья Морроу употребил свое влияние на то, чтобы восстановить железные дороги. Он помог Томасу Шею обеспечить гарантии поставок древесины дуба и клена для производства мебели по всему северо-западу. На этом-то семейство Шей и сделало свои первые деньги. Немного позже они и сами открыли мебельный бизнес и умножили свое состояние. Более того, это создало столько рабочих мест, что Шейсвилл стал для своего времени весьма процветающим городом.