Див. Часть первая

– Нет, нет. Никогда не бывать этому. Это все пустая похвальба.

Услышав эти слова, Неждан оставил в покое кружку и, не поднимая глаз, выдвинул в сторону черноглазого свою широкую, как лопата, длань:

– Спорим?

Тот запрыгал еще чаще:

– А что? Думаешь, я испугаюсь? – и вложил в Нежданову лопату свою суковатую ручонку. Егор, замирая от предчувствия чего-то ужасного, подтянул к себе оказавшегося рядом Глума:

– Кто это?

– Это колдун из Нижних Топей, - с готовностью зашептал Егору в ухо его приятель. – Как оказался на свадьбе – понятия не имею. До этого его никто не видел. А тут вдруг пристал к Неждану, давай, мол, выясним, кто сильнее. Тот от него, дурака, отмахивался, отмахивался, как от мухи, да видно он его все же достал… Я боюсь, как бы они друг дружку не переубивали.

Тем временем лохматый нижнетопский колдун налил в рюмку вина, пошептал над ней и поставил перед Нежданом:

– Пей.

Неждан, не медля ни секунды, схватил рюмку и опрокинул себе в рот. В наступившей гробовой тишине какая-то баба вдруг прошептала: «Ой, мамочки». После чего изумленные зрители увидели, как из нежданова рта один за другим стали высыпаться зубы. Все дружно ахнули. Один только Неждан остался спокоен. Он невозмутимо выплюнул последний зуб, пододвинул к себе бутылку, налил вина в рюмку и молча поставил ее перед соперником.

Нижнетопский, гордый своим успехом, огляделся вокруг, но, поймав только настороженные взгляды, несколько сник и рюмку принял с опаской, а перед тем как выпить, долго шевелил губами, нашептывая заговор.

Несколько десятков пар глаз неотрывно следили за тем, как он медленно пил и все же потом никто не мог объяснить, как он оказался висящим на потолке вверх ногами. Он бился и рвался, выкрикивал всевозможные проклятия, пытаясь отклеить ноги от потолочной балки, но все тщетно. Наконец, выбившись из сил, запросил пощады.

Неждан, сидевший за столом с таким видом, будто все происходящее его абсолютно не касалось, встал только тогда, когда черноглазый колдун совсем охрип от крика. Подошед к своему неудачливому сопернику, он тихо и серьезно спросил:

– Чего тебе?

– Сними меня, - выдохнул красный с натуги колдун.

– Чего?

– Сними … меня, - нижнетопский уже почти стонал.

– Снять? – Неждан подумал. – А зубы мои кто вставлять будет?

– Дайте рюмку.

Ему прямо под потолок поднесли рюмку и после того, как он опять что-то нашептал в нее, почтительно передали Неждану. Тот, не спеша, сложил в нее свои зубы и выпил. Потом провел пальцем по зубам - они стояли на месте, будто с ними ничего и не случалось, и, удовлетворенно усмехнувшись в бороду, потянулся за новой рюмкой. Как удалось выпить вино бедному, подвешенному за ноги колдуну, который уже почти терял сознание, известно только ему одному, но с последним глотком он, наконец, обрушился вниз, где его долго потом приводили в себя. А Неждан сразу же ушел, ни разу не оглянувшись и не обращая внимания на почтительные и в то же время враждебные взгляды расступающихся перед ним односельчан.

Постепенно начало смеркаться, а свадьба достигла той стадии, когда все друг друга уже не только уважают, но и любят. Настала пора вести молодых в спальню. Провожать их отправились все, кто еще мог самостоятельно передвигаться. Кто-то пел, кто-то выкрикивал пожелания. Тщедушный мужичонка, ряженный в женское платье, попытался сплясать, но, запутавшись в собственных ногах, завалился прямо перед женихом и невестой, которые просто перешагнули через него, как через бревно. Толстую красную тетку, стоявшую на пути и почему-то громко рыдавшую, обогнули, словно столб, а пьяного вдрызг дружку, разлегшегося на супружеском ложе и требовавшего выкуп, попросту выкинули в окно в палисадник, где он и проспал благополучно до утра.

Когда за молодыми захлопнулась дверь спальни, веселье стало постепенно затухать. Часть гостей уже спала вповалку на полу, лавках, столе – где придется, часть отправилась по домам. Остались только самые стойкие и неугомонные, но их было немного, и бабы, убиравшие со стола, совсем не обращали на них внимания, передвигая их, словно мебель, от которой те и вправду отличались только тем, что временами издавали какие-то звуки.

Егор ушел вместе с братом, который почти никогда не пьянел. Матвей твердо шел впереди, с удовольствием вдыхая могучей грудью прохладный ночной воздух, и ни разу не сбился с курса, тогда как Егор, волочащийся сзади, никак не мог выбрать нужное направление и то и дело обнаруживал себя то в кустах, то возле чьего-то забора. Но все же есть, наверное, какое-то божество, охраняющее пьяных, оно-то и помогло Егору благополучно добраться до дома, не заблудиться и не сломать шею после того, как Матвей свернул к своему дому и его спина перестала быть путеводной звездой во мраке.

Дома было темно – все свечи конфисковала Домна – и пахло сыростью. В прореху крыши виднелось темное небо и, глядя на него, Егор вдруг увидел Неждана. Неждан, одетый почему-то в женское платье, гулял по потолку и тихо пел: «Я сережку потеряла…». Потом он стал медленно кружиться, кружиться, и Егор аккуратно улегся на пол, где и заснул сном младенца.

Пробуждение его, однако, несколько отличалось от пробуждения младенца. Во всяком случае, трудно представить себе небритого, лохматого младенца, со стоном ползающего по полу в поисках капельки спиртного.

Во многих книгах описывались свадьбы. Иногда они представлялись как великий праздник, иногда как жалкое и грустное зрелище. Но никто ни разу не упомянул о том, какой же это труд – свадьба. Ведь выдержать два-три дня непрерывного разгула и пьянства может далеко не каждый. Для этого надо обладать недюжинным здоровьем, иметь великую силу воли. Надо суметь не сломаться, не свалиться под стол раньше времени… Дойти потом до дома! А утром стоически выдержать все последствия злоупотребления спиртным. И при этом не потерять интереса к таким мероприятиям!..

Егор пить не умел. Он, выпивая, долго расходился, но зато потом долго и отходил. Поэтому относительно здоровым человеком он почувствовал себя только на третий день. А почувствовав, к великому своему огорчению вспомнил, что брат взял с него обещание непременно прийти к нему в гости в ближайшее время. Чего только не пообещаешь спьяну! Но надо было платить по счетам.

Егор стал было придумывать причину, чтобы избежать этого визита, но вспомнил пристальный взгляд жены брата, которым она буравила всех, кто посмел отказаться от счастья лицезреть ее красоту, и стал собираться. Одеваясь, он одновременно примерял улыбки, которыми собирался одарить хозяев, но ни одна из них не казалась ему достаточно хороша для того, чтобы они поверили в искренность его чувств. Он грустно подумал, что придется воспользоваться обычной вежливой улыбкой, которая у него была на все случаи жизни и, тяжело вздохнув, вышел со двора.

Брат же встретил его такой широкой и лучезарной улыбкой, против которой Егорова гримаса казалась помойной лужей рядом с голубым озером:

– А я, признаться, думал – не придешь. Придется, говорю Марусе, его к нам на аркане тащить. Ну, заходи же, не стой в дверях.

А навстречу дорогому гостю уже спешила хозяйка с дитем на руках. Была она очень хороша собой, дородна, стройна, белолица, только чуть полновата после рождения второго ребенка. С женой Матвею на редкость повезло. Она сочетала в себе не только красоту, но и ум, цепкий бабий ум, нередко граничащий с хитростью, но от этого, пожалуй, только более ценный. Хозяйка она была, каких мало. В доме все блестело чистотой, всегда был готов вкусный обед, муж и дети были ухожены. Казалось, что ни одно достоинство, ценимое в женщине, не прошло мимо нее и ни один недостаток не испортил этих достоинств. Был у нее только один маленький грешок, даже не грешок, а грешишко – не могла она переносить, если кто-то вдруг ей не восхищался, а более всего не любила тех, кто в чем-то был ее лучше. Трудно поверить, но такие иногда встречались. С ними Маруся старалась общаться пореже, при встрече была суха и нелюбезна, и завоевать ее расположение они могли, только опустившись до самого низкого уровня. Нетрудно догадаться, что Егора она обожала. Он в ее глазах был настолько жалок, настолько не имел шанса добиться в жизни хоть чего-нибудь, что она могла снисходить к нему без всякого ущерба для своего самолюбия.

Она вынесла к нему свое шикарное тело, продуманно оформленное обтягивающей кофтой и ребенком на руках, словно богиня, сошедшая на землю лишь за тем, чтобы ощутить тепло всеобщей любви. А Егор стоял перед ней, маленький и бесправный, лепеча какую-то ахинею и судорожно пытаясь вспомнить имя ребенка.

– Ты же еще не видел своего второго племянника! – Матвей забрал у жены пищащую драгоценность. – Ну-ка, Митенька, поздоровайся с дядей Егором.

Дядя Егор, абсолютно не умеющий общаться с людьми, все же знал, что детьми, особенно новорожденными, надо безоговорочно восхищаться, поэтому начал расточать комплименты новоявленному своему родственнику, хотя, сказать по правде, тот совсем не показался ему красавцем. Был он каким-то красным, скрюченным, сморщенным, вообще мало похожим на человека и к тому же все время премерзко то ли скрипел, то ли мяукал. И когда вдосталь накушавшаяся похвал мамаша унесла его в дальние комнаты, Егор вздохнул с облегчением.