Диверсант из рода Нетшиных

Игнату уже приходилось сталкиваться в бою с орденскими рейтерами, но школа боя Конрада была совершенно иной. После первой схватки русич отпрянул и быстрым движением метнул влево палицу — один из оружных упал с лошади и грузно заворочался в траве. Тут же левой рукой дружинник подхватил первую сулицу — и та отправилась прямиком в лицо упавшему, отбить столь резкую атаку подручный Дьявола не успел. Встретившись, мечи зазвенели вновь, казалось, с удвоенной силой.

В горячке поединка противники сошлись буквально лицо в лицо, впившись друг в друга горящими глазами. И тут же прянули врозь, пошли посолонь, осторожно приминая мягкими сапогами неподатливую мураву и осторожно выверяя каждый шаг, чтобы не наступить ненароком на чье-нибудь тело — не суть важно уже, пьяное или мертвое. Споткнешься или оскользнешься, и не будет враг красивым жестом предлагать вдругорядь встать и продолжить бой — не до великодушия ныне на полевом стане. Нет, много еще мрачных дел и грязных делишек осталось здесь переделать.

Боковым зрением Игнат увидел, как рванули к нему слева сразу два конных — ни о каком честном поединке не могло быть и речи. Русич рванулся вперед и — вниз, прямо под лошадиные копыта. Та животина, что была, видимо, моложе и неопытней, взвилась на дыбы, сидевший на ней оружный не удержался и грянул оземь. Тут бы дружиннику и уравнять количество противников, так и метнулся он было к упавшему, но сзади черной ночной тенью материализовался из сумерек Конрад.

— Вот дьявол... — успел прошептать русич, когда кровавая пена выступила у него на губах.

— Да, это я, — очень серьезно произнес немец, выдернул из спины Игната меч и окровавленным лезвием плашмя больно приложил оскоромившегося оружного, одновременно направляя его в сторону, где начинало намечаться нечто похожее на организованное сопротивление. Сам склонился над дружинником, разжал живые еще пальцы и, невысоко подбросив русский клинок, тут же попробовал его себе под руку парой коротких махов, свой же меч вбросил в ножны и приладил за спину.

Степан с Ильей то ли сумели растормошить нескольких князьков, то ли так и не были те настолько пьяны до изумления, как им казалось должным в глазах хозяев великой свадьбы. Но правду, видимо, не зря говорят про пир и похмелье — мрачной предсмертной тоской налились их взгляды, пусть и поделились с ними русичи тем оружием, что смогли отдать невозбранно. И — встали в круг, спиной к спинам, готовясь подороже продать свои жизни.

Как оказалось, расчетливый Мартин Голин предусмотрел и такой поворот событий. Слитно загудели тетивы трех или четырех тугих татарских луков — не брезговали орденские слуги перенимать что-то полезное и у бесноватых кочевников, сорвались с них и полетели в кучку обороняющихся белооперенные стрелы с коваными наконечниками. Степан увидел, как вздрогнул Илья и попытался переломить у самого тулова торчащее из него древко, да неведомый мастер заблаговременно обвил его полоской тонкого литого железа.

Пелюша тем временем уже успел позабавиться со своим обидчиком и даже был несколько раздосадован чрезмерной скоростью мести и той легкостью, с которой она свершилась. У вьюков его коня, притороченная за продетый сквозь уши длинный кожаный ремешок, билась о конский круп криво отрезанная голова Вебры Клаусгайлы — криво, потому что и тут поспешил Сквайбутис. Князек стремился теперь к дому, в который, как он видел, накануне препроводили жениха с невестой к их первому в совместной жизни брачному ложу.

Еще издали Пелюша разглядел две фигурки, вокруг которых сгрудилась дюжина орденских оружных и пара рейтеров. Судя по доносившимся звукам, то ли шли переговоры, то ли у дома просто негромко меж собой бранились. «Герцог литовский» спрыгнул с седла, похлопал коня по шее и ровным шагом направился к сборищу. Подвинув рукой оказавшегося у него на пути немца, Сквайбутис оказался лицом к лицу с княжичем. Тот увидел еще одного незнакомца и недобро усмехнулся:

— О, какая честь! Так гляди, Вайва, — не рискнул при посторонних Федор использовать одно из тех домашних, заветных имен, что дал он своей нареченной. — Похоже набольший над этой разбойничьей шайкой на разговор пришел!

Князек сморщился, словно крепко глотнул прокисшего пива, — ну зачем здесь, в такой откровенно безнадежной ситуации, так глупо и так высокомерно себя вести. Нет, совсем не хотел Пелюша, чтобы русич ползал у него в коленях и униженно вымаливал себе и жене прощение и откуп, но все имеет пределы и такие беспардонность и непоказное бесстрашие Федора начали понемногу выводить Сквайбутиса из себя.

— Исполать тебе, Федор Константинович! — тем не менее поясно поклонился княжичу, разогнулся и — вот тут уже подпустил в голос издевки. — Что гостей дорогих в дом не приглашаешь? Сели бы рядком, как у вас говорится, да потолковали бы ладком. Заодно и за здоровье и счастье молодых, — вот уж тут Пелюша подпустил в голос ехидцы изрядно при словах «здоровье и счастье»! — по чаше вина бы подняли.

— Да кто ты таков, тать, чтоб я с тобой хлеб преломил, да чару выпил? — вопросил Федор негромко, но для «герцога литовского» словно гром небесный прогремел. — На мирной веселой свадьбе вон что учинили! — левой рукой княжич прятал за спину жену, поэтому обводящий полевой стан жест пришлось сделать правой, в которой был зажат меч. — И откуда меня знаешь? Что, на пир честной не только добрые люди, но и воронье пожаловало?!

Федор на несколько секунд обернулся к Варваре-Вайве и горячечно зашептал ей:

— Любая, только ни слова, молчи, не перебивай! Сейчас я свяжу их боем — хотя какой тут бой против полутора десятков, собачья свадьба, — княжич едва не сплюнул с досады, но сдержался и быстро продолжил. — А ты беги вон к тому лесочку, беги как можешь быстро и не оборачиваясь, туда, я видел, ваш жрец недавно утек, там с ним и укроешься. Если поняла, ничего не отвечай вслух, кивни только.

Вайва молча резко кивнула, на мгновение прильнула к мужу и тут же отпрянула, одновременно отталкивая его и разворачивая лицом к противникам. Федор мечом очертил широкий полукруг и чуть присел в боевой стойке, не заметив, следя боковым взглядом за легкой поступью устремившейся прочь жены, что и Пелюша опрометью метнулся к своему коню.

«Эх, надо было на левую руку хоть полотенце намотать!» — запоздало подумал Константинович. По лицам оружных мелькнули гнусные усмешки. Княжич чуть подбросил клинок, поймал его обратным хватом левой рукой, — обоерук в бою был Федор, да мало кто о том ведал, — и вовремя: один из одетых в черное попытался подкатиться к нему сбоку ловким перекатом. Прием этот был давно и хорошо знаком русичам по многочисленным коротким схваткам с татарами. Лезвие и здесь окрасилось первой кровью.

Вайва бежала к перелеску, казавшемуся сейчас одновременно и совсем близким, и таким далеким! Летела, словно впотьмах, мало что разбирая на своем пути, закусив до боли губу и жалея, что не успела толком прибрать волосы — так и неслись они за ней пушистым светлым облаком. Даже услышав сзади слева приближающийся топот копыт, не позволила себе обернуться, как не сделала этого в самом начале бега, когда у нее за спиной противно и по-болотному склизко скрежетнуло и заныло столкнутое боем железо...