Диверсант из рода Нетшиных

Лукоте и его новообретенный спутник находились от спешащей в лесок Вайвы буквально в нескольких шагах, когда ее ударил чем-то тяжелым, но по виду мягким по голове и подхватил поперек седла налетевший сзади всадник, заметно отличавшийся от остальных налетчиков: те все, как один, были одеты в черное. Внуков — а вместе с зинисом в подлеске прятался именно он — рванулся было наружу, чтобы оборонить, спасти... Да куда там — сил на борьбу с внезапно обнаружившей себя трясиной ушло чересчур много, рухнул Андрей обратно в листья папоротника и почувствовал, как утаскивает его назад в лесок за за перепачканные болотной жижей ноги Лукоте.

— Да как так-то? — взвился было майор, — Да неужто мы? Что, так вот и будем лежать? — и вдруг почувствовал, как рот ему плотно зажимает мягкая, но в то же время очень крепкая ладонь, хватка у зиниса, несмотря на его кажущуюся тщедушность, была железной. Да как тащил он неведомого гостя из трясины, любой силач позавидовал бы!

— Подожди, не горячись. Это только молодой и глупый лезет поутру на самую высокую ломкую ветку за самым румяным плодом. А с возрастом, мудрея, начинаешь больше понимать вкус в падалице, когда яблоки сами к твоим ногам прикатываются...в которой несколько проясняются обстоятельства побоища, равно как и степень участия в нем отдельных действующих лиц

...Они лежали рядом спинами на траве и пытались отдышаться — пока это получалось не очень. После некоторого раздумья зинис все же пришел на помощь невесть взявшемуся в болотце рядом с идолом Перкунаса незнакомцу, подхватил от того конец брошенной тонкой и почти невесомой веревки с непонятно как закрепленным на нем замысловатого вида грузиком, потянул на себя, выбрал слабину и затянул вокруг комля крепкой на вид среднего роста березы, закрепив сложным по исполнению особого рода узлом. Медленно подтягиваясь по шелковому с изрядной добавкой синтетики тросу, Андрей — а это был именно он, — через несколько минут оказался на безопасном отдалении от трясины. Зинис со своей стороны тоже изо всех сил тянул веревку.

— У вас т-так всег-гда г-гостей встр-речают? — казалось, что вполголоса, и слегка заикаясь пробормотал он, перекатываясь по мшистой делянке на спину, но Лукоте, оказалось, все прекрасно расслышал и даже позволил себе ехидно усмехнуться. Внукова аж передернуло от собственной глупости — надо же, следопыт-кладоискатель хренов, польстился, придурок, на какой-то там загадочный камешек! Утоп бы — и поделом, только жаль, что даром утоп бы, некому рассказать было б о столь бездарной кончине великого воина (тут к Андрею начала возвращаться самоирония, что было оценено, взвешено и отброшено пока за ненадобностью; неактуальным, проще говоря, определено)!

— Прошу прощения за столь необычные обстоятельства нашего знакомства, — наконец выдавил из себя, прикрыв глаза, Внуков и услышал слева какое-то непонятное то ли бульканье, то ли хрюканье. Веки упорно не хотели подыматься, но Андрей все же разлепил их — боже, какие же они тяжелые! — и перекинул взгляд в направлении вызывавшего недоумение звука. Спаситель майора, оказывается, так смеялся, одновременно постепенно сползая по стволу березы, на котором была закреплена веревка, и занимая горизонтальное положение рядом со спасенным.

— Ничего необычного, слава богам, — Андрей впервые услышал голос зиниса, звучавший в эту минуту, казалось бы, вполне буднично и одновременно чуть торжественно, теперь уже совсем рядом. — И их же следует поблагодарить, что не оставили тебя без моей помощи, — Лукоте как-то замысловато улыбнулся. — Меня не должно было быть здесь сейчас, никак не должно. Но — нам надо узнать, что происходит там, наверху, на полевом стане.

Невольные собеседники переглянулись, перекатились на животы и сноровисто — чего от зиниса Внуков явно не ожидал, впрочем, кто их тут знает, дети леса какие-нибудь, может? — поползли к видневшемуся не так далеко среди деревьев просвету. Прикрывшись растущими перед открывающейся прогалиной зарослями папоротника, принялись изучать открывшуюся им картину. И увиденное очень Андрею не понравилось, скосив глаза, он увидел, что зинис от напряжения даже приоткрыл рот и часто смаргивал.

— Что это? — вопрос Внукова был непраздным: мечущиеся по недалекому полевому стану всадники в черном — убивали всерьез. Смертей за свою службу майор насмотрелся достаточно, и сомнений картина событий, развертывавшихся перед ними, не вызывала. — Какой-то набег, налет? Кто эти люди? — последнее слово выговорилось у Андрея с трудом: то, что он видел, на нормальные межчеловеческие взаимоотношения походило крайне мало.

— Лю-ю-юди? — протянул Лукоте, правильно поняв заминку в речи гостя. — Нет, не люди. По виду — слуги Ордена, — майор в это время лихорадочно принялся вспоминать мировую военную историю — Тевтонского? Нет, этот уже кончился, несите новый — Ливонский, значит. Все равно, все те же псы-рыцари.

— По повадкам — они же. Но кто надоумил их сюда явиться? Кому эта великая свадьба помешать могла? Или кто-то прознал, что Товтивил... — на имени беглого племянника владетеля Литовского края разговорившийся было зинис осекся, но Внуков не заметил его оплошности. А Лукоте тем временем как-то внимательнее вгляделся в лицо Андрея. Уж больно тот напоминал ему кого-то, совсем недавно вблизи виденного, но уж больно болотом перемазан...

Тем временем княжич, почти прислонившись спиной к стене дома, вполне уверенно отбивался от нападавших на него черных оружных. Пользуясь тем, что схватку против него одновременно могут вести только двое, не более, Федор успевал блокировать и отражать удары справа-слева, Мартин Голин со своими лучниками был далеко, да и то дело, что главной задачей немцев, как успел понять Константинович, было не истыкать тело одного из основных персонажей веселой свадьбы злыми стрелами, а скорее наоборот — взять его в полон хотя бы относительно невредимым.

Потому, хоть и старались вовсю оружные достать княжича клинками, но чувствовалась в их действиях некоторая осторожность — не то чтобы в пол-силы били, но видно было, что стараются заметно сдерживать удары. Наконец к месту схватки подъехал Конрад и еще издали разглядел в его правой руке Федор меч Игната, знакомый особой формой рукояти, которую известный полоцкий кузнец выделывал специально под чутким руководством дружинника. «Бывшего теперь уже, видать, дружинника, — успел подумать полочанин. — Ничего, друже Игнат, вспомянем мы тебя вскоре изрядною тризной».

Устав ждать исхода боя, немцы измыслили, похоже, новую каверзу. Тот ряд оружных, что стоял сразу за наступавшей на Федора парой, в любую секунду готовясь их заменить, буде устанут те или ранены будут, подался назад, а на освободившееся место выступили трое иначе снаряженных немецких слуг. В руках они держали длинные конопляные веревки, готовясь набрасывать их на княжича, как минимум, мешая тому сражаться, а при удаче могли эти арканы оказаться для русича и ловчей снастью. Константинович досадливо крякнул, но отступать ему было некуда — сзади уверенно подпирала стена дома.

— Что, немчура, слабы вы в честном бою? И так дюжиной на одного, а теперь и вервие принесли меня пеленать? Может, отважен окажется хоть один из вас на настоящий поединок? — голос полочанина был звонок, и в нем не чувствовалось ни толики усталости. Смотрел в эти минуты Федор прямо в лицо застывшего, как изваяние, в седле Конрада, смотрел и не мог ничего прочитать в чуть сузившихся недобрых глазах. Впрочем, и не рассчитывал княжич нимало хоть как-то смутить или — тем более — усовестить налетчиков, не той породы они, чтобы внимать разумной человеческой речи, свое у них на уме.