Диверсантка

Изгин никогда не бывал в этом городишке на Волге, не знал этих мест, не ведал, куда ведёт его разбитая колея, что до бомбёжки называлась улицей. Он повиновался властному зову тех проводников, доверять которым научил его дед Ршыун. Выше правды Охотник не знал, да и не хотел знать, и шёл выполнить свой долг.

Пробрался между сожжёнными рядами на рынке, прошёл через пролом в ограде и двинулся в направлении околицы. Основная группа комендантского взвода осталась где-то далеко сзади, командира он потерял. Ну и пусть... В какой-то миг Охотник остановился: далеко впереди, слева высился чудом уцелевший угол избы, сметённой попаданием авиабомбы. Справа виднелись занесённые снегом огороды, а дальше редколесье. Никого из людей не было видно.

Невдалеке прозвучал одинокий пистолетный выстрел, но Изгин не отреагировал. Всё его существо заполняло другое - в груди тугим жгутом скручивались: траектория полёта пули, направление движения цели и непоколебимая уверенность в точности попадания. Всё остальное стало блеклым и размытым, словно на плохой старой фотографии.

До избы было не меньше километра. Между ней и огородами светился участок свободного пространства. На местности - метра два, отсюда, с такого расстояния - узкая размытая щель. С подобной дистанции не сделать прицельного выстрела, слишком далеко. Будь ты хоть сто раз снайпером, хоть снайпером из снайперов - в человека не попасть. В избу попасть можно, в танк или грузовик, тоже, наверное... А в человека - нет.

Изгин знал, что ближе не подберётся - цель была совсем рядом с прогалом, а там и огороды. Потому дальше не пошёл. Нашёл полуобгорелую колоду, тяжело плюхнулся возле неё на колени, потом тяжело привалился плечом. Приладил трёхлинейку на упор, устроил поудобнее раненную руку, предварительно дослав патрон в патронник. Припал к оружию, выдохнул и закрыл глаза. Плавно выбрал свободный ход спуска...

До свободы оставалось десяток метров. Гондукк не бежала, будто скользила над накатанной дорогой, будто бил под ней копытом крылатый конь Валькирии. Тело сделалось вовсе бесплотным и невесомым, дышать, казалось, уже необязательно - воздух наполнял всё её существо. Оставалось лишь миновать разваленную избушку и нырнуть в заснеженные кусты огорода. Она бежала вприпрыжку, как в детстве, когда рядом был папа, и жизнь предстояла такая длинная, такая прекрасная! Полная удивительных приключений...

На последних метрах прыгнула, вытянулась в воздухе, словно в балетном шпагате. Полетела...

Палец Охотника сделал последнее, едва заметное движение. Ударный механизм воспламенил капсюль, огонь передался пороху в гильзе. Пуля скользнула по нарезке ствола и отправилась в полёт. По чётко заданной траектории.

Они встретились, эти два полёта. Оболочечная остроконечная пуля пробила правую височную кость, разрывая нежное мозговое вещество. Катя Соболева, записанная в метрике как Катрин Зобель, и которую знали в определённых кругах как агента Гондукк, умерла сразу, ещё не коснувшись земли. Девочка, у которой украли вначале судьбу, а потом и жизнь, мёртвой рукой прижимала к груди смешного плюшевого медвежонка, своего единственного верного друга. На губах её застыла улыбка.

Разрушение мозга оператора вызвало вихревое движение потока силы Врил. Связь после взрыва моста не прервалась, Тор держал свою частичку на привязи, контролируя все её передвижения. Возмущение, вызванное физическим уничтожением контактёра, запустило обратное движение потока. В далёком бункере на «Объекте Зета», на глазах восторженного, с застывшей ниточкой слюны в углу рта Шлезвига, грани кристалла налились нестерпимым сиреневым свечением.

Бруно исступлённо нажал кнопку электрозвонка, проведённого непосредственно в «операционную». Там с недавнего времени постоянно дежурил специалист из гестапо и содержалась группа узников - чтоб в любой момент Волчонок могла получить вдоволь энергии. Специалист немедленно приступил к делу. Поток, получив подпитку, быстро набрал критическую величину, но, не имея точки приложения, извергся вовне в виде тепловой энергии...

Страшный взрыв потряс «Объект Зета». От бункера осталось лишь бетонное крошево и оплавленная арматура, «Операционная» разлетелась битым кирпичом. Пострадали и бастионы объекта - слишком велика была сила взрыва. Взвыли сирены, появилась аварийная и пожарная команда. Началась суета пожаротушения. Позже, на пепелище не нашли ни кусочка мистического кристалла Тор. Будто его и не было.

Когда о случившемся доложили Генриху Гиммлеру, тот лишь поправил дужку очков. Какое счастье, что он не докладывал подробности Гитлеру! Об обнаружении кристалла сообщал, об успехах тоже, а вот о промахах - нет. Ни к чему фюреру знать о его неудачах, пусть агент, вышедший из-под контроля, и прочие, связанные с ней проблемы, станут головной болью Канариса.

– Остатки бункера сравнять с землёй, площадку залить бетоном. Я больше не желаю слышать об этом месте и об этих людях. Бастионы «Объекта Зета» поправить, зондеркоманды должны продолжать подготовку.
– Таков был приказ рейхсфюрера.

Скоро от мистического обиталища Тора не останется и следа.

Эхо далёкого взрыва под Мюнхеном не долетело до маленького городка Каменный Яр на Волге. И всё же Изгин почувствовал необъяснимое облегчение. И одновременно - полное опустошение. Впрочем, у него хватило сил встать, ухватить ремень верной трёхлинейки и, волоча оружие, побрести на поиски командира. Ему и в голову не пришло пройти в конец улицы, посмотреть на поверженную цель - в точности попадания Охотник не сомневался ни секунды.

Он нашёл тело Орлова недалеко от колодца. Лейтенант Госбезопасности лежал навзничь, с широко открытыми глазами. В них застыло удивление. Алексей едва гнущимися пальцами достал из нагрудного кармана шинели удостоверение офицера НКВД, а вместе с ним маленькую фотокарточку. На карточке улыбался в объектив мужчина в очках, с зачёсанными назад светлыми волосами. Правой рукой он обнимал полноватую, миловидную женщину, а левой прижимал к себе девочку лет восьми-девяти.

Лица всех троих светились от счастья. Милое, довоенное фото, призрак прошлой мирной жизни.

Подбежал Постышев с красноармейцами комендантского взвода. Изгин передал ему удостоверение убитого.

– У него ещё орден на груди, товарищ старшина. Красной Звезды.
– Губы плохо слушались бойца.

– Да что случилось-то, рядовой?
– Постышев пытливо вглядывался в посеревшее лицо Алексея.
– Кто стрелял? Кто убил товарища лейтенанта Госбезопасности?

Изгин лишь махнул рукой в сторону околицы:

– Там...

– Проверим, - каким-то новым, скрипучим голосом проговорил старшина.
– А пока, солдат, сдай оружие. Сам понимаешь, разобраться нужно.

Алексей вновь повёл рукой в сторону винтовки, мол, забирайте. И лёг на снег рядом с Орловым. И также посмотрел широко распахнутыми глазами в серое осеннее небо. По небу плыли дымы пожарищ. Война будет длиться ещё долгих полтора года.

Маленькая фотография устроилась за голенищем его сапога.

Вместо эпилога. 1946 год

По окраинной улочке Душанбе шагал сержант. Невысокий, чуть раскосый, из-под пилотки щетинились седые волосы на висках. Глубокий шрам от левого уха до скулы. Шёл неторопливо, поправляя худенький свой вещмешок, но и не мешкал. По бумажке сверял адреса домов. Перед входом в полуподвал старого трёхэтажного дома остановился. Ещё раз глянул в шпаргалку и смело спустился по ступеням к входным дверям. Постучал деликатно, и на невнятное «открыто», вошёл.

В тесной комнатке, заставленной ящиками с папками, за столом, заваленном бумагами, ссутулился человек. Лысый, с нездоровой желтоватой кожей и впалыми щеками, он ёжился в свитере домашней вязки, несмотря на тёплую погоду. Человек быстро писал что-то в толстом гроссбухе, то и дело поправляя очки, но периодически прерывал своё занятие - приступы сухого кашля сотрясали худое тело.

– Да-да, - вскинулся он.
– Входите, вы ко мне?

Старшина шагнул за порог.

– Орлов Сергей Степанович?
– спросил он.