Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Несмотря на все трудности, забастовку начать удалось. Для нее выбрали день, когда хозяин получил большой заказ, который нужно было выполнить в короткие сроки. Немногие рабочие продолжали работать, большинство же покинули свои рабочие места и собрались во дворе. К ним пытались пройти и коммунисты, но были остановлены стражами у ворот. И им пришлось наблюдать за происходящим на фабрике с улицы. Собравшиеся громко кричали о своем намерении прекратить работу, пока не будут выполнены их требования. Через какое-то время, когда крики рабочих стали такими громкими, что их уже можно было услышать во всей округе, к ним вышел хозяин в сопровождении своих помощников. Рабочие передали ему листки бумаги, на которых были изложены их требования. Хозяин взял их и удалился на совещание с преданными ему людьми. Выйдя через несколько часов, он заявил, что согласен выполнить некоторую часть их требований, и назвал их: он согласен прибавить каждому рабочему несколько тюменов к жалованию, заплатить им за каждый рабочий день. А остальные требования он рассмотрит позже, если только рабочие немедленно приступят к выполнению сегодняшнего заказа. Коммунисты громко крикнули с улицы, чтобы рабочие не соглашались и не поддавались, что надо требовать

от хозяина выполнения всех требований. Рабочие повторили свои требования. Это разозлило хозяина, и он начал угрожать им увольнением с работы, даже тюрьмой.

– Что вы их слушаете?! – кричал он в бешенстве. – Посмотрим, будут они вас защищать завтра, если я всех вас уволю и выброшу на улицу? Будут ли они кормить ваши семьи? У них только пустые слова, а когда доходит до дела, то вы их не увидите рядом с собой. Вот, заявлю на всех вас, тогда поймете. И эти подстрекатели тоже получат! В полиции с вами церемониться не будут, сразу отправят в тюрьму.

Высказавшись, хозяин опять удалился в свою контору. Рабочие продолжали стоять во дворе, хотя некоторые из них испугались и приступили к работе. Коммунисты, среди них и Эсрари, продолжали агитировать рабочих, чтобы они не боялись и не отступали. Хозяин появился во дворе вновь через час и сказал, что согласен выполнить еще одно требование рабочих – восстановить на работе Эсрари. А остальные требования он рассматривать не будет, может, когда-нибудь потом. Пока рабочие раздумывали, раздались громкие крики со стороны улицы:

– Соглашайтесь, соглашайтесь! Это уже победа!..

Хозяин, с ненавистью взглянув в сторону, откуда доносились эти крики, приблизился к рабочим вплотную:

– Зачем вы их слушаете, этих нечестных людей? Разве вы не могли поговорить со мной без их подстрекательства? Я когда-нибудь вам отказывал в чем-то? Я о вас забочусь, думаю о том, чтобы ваши семьи голодными не оставались, чтобы ваши дети не были раздеты-разуты. Зачем вы слушаете этих негодяев? Я вам как отец родной, а вы поддаетесь провокациям. Не они, а я вам плачу деньги. Останетесь без работы, думаете, они вам деньги платить будут? Думаете, я лучше вас живу? Денег дома нет, весь в долгах, сам вытаскиваю кусок хлеба изо рта своих детей, вам отдаю, о ваших детях забочусь. А вы меня так легко предаете… Идите, мои дорогие, идите, быстрее беритесь за работу, если мы не выполним заказ, я разорюсь окончательно. А тогда останемся голодными все – и я, и вы. Смотрите, сколько времени мы из-за пустяков потеряли.

Хозяину пришлось тогда и в самом деле выполнить все свои обещания, в том числе вернуть на фабрику Эсрари. Теперь он обращался с ним совсем по-другому и все время его уговаривал, чтобы он не дружил больше с коммунистами. Потом даже предложил ему работу в конторе:

– Слушай, ты же писать, читать умеешь. Мастер ты тоже неплохой. Так почему же тебе не работать в конторе? Жалованье будешь получать в два раза больше. Будешь ходить чистым, я сам куплю тебе такой же костюм, как у меня, знаешь, как дорого стоит?

Однако Эсрари не согласился работать в его конторе и, сколько хозяин его не отговаривал, продолжал агитировать рабочих. Теперь забастовки стали проходить и на других заводах и фабриках. Нынче стояла задача координировать движение всех рабочих и проводить забастовки одновременно, если это требовалось. Это стало беспокоить местные власти. К ним стали все чаще приезжать высокие государственные и религиозные чины. Они уговаривали рабочих не поддаваться на агитацию коммунистов, что могло бы дать повод для нападения на их страну Советского Союза, который хочет во всем мире установить коммунистическую власть. Шейхи или ахунды, прибывавшие с ними, рассказывали об опасности потерять религию, если бы в Иране воцарился коммунистический режим, приводя в пример то, как «безбожные коммунисты» поступали с мусульманской и другими религиями у себя в стране.

Советские войска появились в Иране, как и английские с американскими, во время войны с немцами и их союзниками. Советский Союз особенно интересовался положением дел у южного соседа. А сразу после окончания войны почти одновременно были установле-ны Южно-азербайджанская Социалистическая Республика со столицей в Тебризе в провинции Восточный Азербайджан и Курдская Республика Махабата в провинции Западный Азербайджан. В эти провинции вошли советские войска, чтобы поддержать в них социалистическую революцию. Все это не понравилось американцам и англичанам, которые потребовали вывода советских войск из Ирана. Когда вывели части Красной Армии, а за ними английские и американские войска, обе просоветские республики быстро пали, просуществовав всего несколько месяцев. Иранское правительство устроило жесточайшую расправу над повстанцами. В каждом городе бывших просоветских провинций были установлены виселицы, на которых качались тела бывших коммунистов. Только некоторым удалось сбежать, в том числе и Эсрари: он успел пересечь со своей женой и маленьким сыном на лодке реку Аракс, после чего оказался на территории советского Азербайджана. Дед оставался сторонником коммунизма всю жизнь, однако не скрывал своего разочарования в Советском Союзе.

– Нам говорили, что в Советском Союзе, когда открываешь кран в доме, то идет из него не только вода, но и мед с молоком. А тут даже простой воды часто не хватает, не то, что молока с медом, – жаловался ветеран коммунистического движения в Иране.

Дед считал, что освободить человека все равно не удалось, просто отняли власть у одних и передали другим. А эти своей властью вовсю пользуются. И никакого равенства не удалось достичь: одни слишком богаты, другие слишком бедны. Хотя дед признавался, что все равно этот строй несравненно лучше того, что был и есть в Иране. Эсрари, как и другим беженцам из азербайджанских провинций Ирана, предоставили политическое убежище сразу, однако гражданства не дали. Они всю жизнь так и ходили с паспортом особого цвета, чем отличались от других советских граждан. С местным населением он и его семья слились быстро: одинаковые происхождение, культура и язык помогли им быстро освоиться в новой для них среде. Эсрари хотел, что его сын обязательно учился, получил высшее образование. А сын оказался смышленым, проявлял интерес к учебе, даже научился писать и читать на фарси и арабском у отца, что и определило выбор профессии. Окончив школу, сын Эсрари поступил на факультет востоковедения университета в Баку. Он еще не успел закончить учебу, отец сыграл для него свадьбу: ему хотелось поскорее

увидеть внуков. Сын женился на той девушке, которую сам выбрал. После учебы сына Эсрари сразу приняли в аспиран-туру. Прошло не так много времени, как молодой Эсрари стал признанным специалистом по персидской филологии. Арабским он владел также хорошо и уделял ему много внимания, изучал Коран. Своего сына Захида он, став уже профессором в университете, подвигнул на то, чтобы он тоже стал востоковедом и специалистом по фарси, при этом не забывал о важности арабского языка. Профессор Эсрари отдал своего сына в школу, где как иностранный преподавали персидский язык. Для изучения арабского и английского языков отец еще дополнительно нанял учителей. Захид оказался тоже одаренным мальчиком, хорошо учился, старался все освоить. Дома отец занимался с ним еще отдельно. Также хорошо начал сын профессора учебу в университете, на факультете востоковедения. Отец говорил ему, что в советском Азербайджане теперь очень мало осталось знатоков арабского и персидского языков, к тому же знающих Коран. Утере этих знаний способствовало и то, что повсеместно перешли на кириллицу. Он говорил своему сыну, что для изучения классической литературы, истории Азербайджана, вообще Востока, нужно обязательно изучать арабский и персидский языки, знать Коран и традиции. К окончанию школы Захид полностью прочитал Коран на арабском. Но отец повторял, что прочитать Коран один раз – недостаточно. Нужно возвращаться к нему часто. И поступив в университет, Захид, изучая литературные тексты, часто читал те тексты в Коране, на которые ссылались поэты, как советовал ему отец. Чтобы понять Коран нужно было знать еще Новый и Ветхий Заветы, предшествующие ему. Захид одолел Библию за короткий срок и сам после этого стал замечать, что на самом деле лучше стал понимать Коран.

Когда пришло известие о том, что Захида призывают в армию, деда в живых уже не было, а профессора Эсрари эта новость очень огорчила. Захиду ничего не оставалось, как, прервав учебу, после сдачи экзаменов летней сессии, отправиться в армию. И попал он в эту глушь среди песков, при этом сама служба оказалась очень тяжелой и строгой. Как потом выяснилось, это было подготовкой к более суровым испытаниям.

За несколько недель до наступления Нового года Захида и еще пятнадцать его сослуживцев отправили в Афганистан. Им не объясняли, куда и зачем они едут. Только в салоне самолета им сообщили, что они летят в Афганистан, на эту мятежную воюющую землю. В Кабуле они находились недолго; через несколько часов их отправили на военном грузовике в батальон, где они теперь должны были служить. По дороге им попадалось очень мало людей. Захид смотрел и удивлялся: ему казалось, что он попал в далекое прошлое. Он представлял себе, прочитав книги азербайджанских писателей, что и на его родине люди когда-то выглядели также. Только это было давно. А афганские деревни? В каком состоянии были они? Будто время отброшено на несколько веков назад. Захид даже настроение людей в какой-то мере смог почувствовать. Видя советскую машину, люди старались быстрее спрятаться, не попадаться им на глаза. Значит, их боялись. А где же та дружба с афганским народом, о которой так много рассказывали в Советском Союзе? И этому народу действительно нужно было оказать интернациональную помощь? На деле к советским солдатам они относились как к чужакам. Таковы были первые впечатления Захида, еще до того как они подъехали к ограждению. Это был батальон, где он теперь должен был служить.

Прибывших принял сам командир батальона, рассказал, что раз они пришли в эту страну выполнять свой интернациональный долг, бояться им нечего. Нужно служить хорошо, соблюдать дисциплину, быть бдительным на посту, выполнять приказы командиров – и все будет хорошо, через полтора года все вернутся живыми и невредимыми домой, к родителям. И нужно быть смелыми, не позорить имя и честь советского воина. Весь мир смотрит теперь на них. Есть немало провокаторов, они пытаются лить грязь на советских воинов, но это не пройдет, прогрессивное человечество все видит и понимает. После того, как командир узнал о том, что Захид владеет персидским языком, очень близким к афганскому, очень обрадовался: значит, его можно было использовать иногда тоже в качестве переводчика, хотя переводчик в батальоне уже имелся.

Захид попал служить в отделение, состоящее из десяти солдат одной из мотострелковых рот. Младший сержант Хабибуллин, высокий, широкоплечий татарин, был командиром отделения и командиром экипажа бронетранспортера. В переднем отделении бронетранспортера рядом с ним сидел механик-водитель; в их распоряжении был башенный пулемет. А позади, в другом отделении боевой машины, вместе с Захидом находились восемь солдат, вооруженных автоматами, гранатометами и ручными пулеметами.

Жизнь протекала довольно обыденно, как во время учебки. Всюду было тихо и спокойно. После нескольких недель службы Захид успел даже забыть свой страх. Солдаты батальона были дружными; никто никого особенно не обижал. Не было давления и гонений со стороны старослужащих, наоборот, те, более опытные, пытались помочь молодым, объяснить им их ошибки. Хотя попадались и другие, какие-то озлобленные. Те хотели задеть молодых, заставить что-либо делать для себя, а иногда найти повод для того, чтобы побить их. Если это замечали другие, то тут же их останавливали и упрекали за такое отношение к молодым. Бывало, конечно всякое, и за серьезный проступок могли устроить своего рода «суд». Только такое случалось очень редко.

С территории батальона Захид часто поглядывал в сторону гор: там, как рассказывали, собирались «моджахеды». И пытался представить, что же они смогут сделать, если те, в самом деле, предпримут атаку на батальон?

Поначалу Захиду приходилось много возиться с бронетранспортером: чистить его, мыть, выполнять хозяйственные работы на территории батальона. Солдаты много тренировались, как входить в машину и быстро выходить через задние люки, учили, как целиться в «моджахедов» из собственного оружия. Все это чем-то нравилось Захиду: по сравнению с учебкой служба казалась здесь куда интересней и даже веселей. Иногда до молодых солдат доходили страшные истории: о боях с «душманами», об их жестокости и о том, что как ловко они сражаются, имея при этом еще самое современное вооружение. Интересно, откуда в такой отсталой, неразвитой стране могло оказаться такое передовое оружие? Старослужащие говорили, что это им поставляют американцы. А когда рассказывали о погибших в боях с моджахедами товарищах, у некоторых даже слезы на глаза наворачивались. Рассказывая о погибших, вспоминали все лучшее о них. Судя по рассказам, нередко солдаты погибали из-за собственной неосторожности.

Поделиться с друзьями: