Дневник лабуха длиною в жизнь

Мне снились небоскребы и джаз.

– Ты знаешь, Наташа, - начал я как-то, - мы ведь скоро попадем в будущее, как минимум на пятьдесят лет вперед.

– Да, наверное.

– А знаешь ли ты, - расфантазировался я, - что в Америке придумали такую стиральную машину, которая стирает, сушит, гладит и выдает уже сложенное белье?!

– Да ну?

– А еще знаешь, там есть движущиеся тротуары, - продолжал я, - и это еще не все. Они придумали такую таблетку, что если человеку очень приспичит по большой нужде в туалет, а туалета рядом нет, то он быстренько глотает эту таблетку, и из него выскакивает все... запакованное в кулечек!

– Ну да, конечно, начитался фантастики, - засмеялась Наташа.

Засмеялся и я.

– Я немного переживаю, как оно все будет?
– произнесла жена тихо.

– Не переживай, музыкант нигде не пропадет. Ноты во всем мире одинаковы, а если что будет не так - выйду с баяном в русской рубашке на улицу, захвачу с собой Альбину. Я буду играть, Алюшка будет танцевать, на жратву всегда заработаем, - успокоил я Наташу.

У себя на работе в институте Наташа была секретарем комсомольской организации. Сегодня пошла рассчитаться с комсомолом.

– Вы что, не хотите больше быть секретарем?
– спросили ее в институте.

– Я ухожу из комсомола по причине выезда со своим мужем и детьми в Израиль.

– Так вам что, - грубо спросили ее, - муж дороже, чем Родина?

– Да!
– просто и спокойно ответила моя жена.

С Наташей я как-то сразу стал другим. Благодаря ей мое цинично-пессимистическое отношение к женщинам таяло. Никто, кроме нее, мне больше не был нужен. С охотой покончено! Кто-то проживает жизнь, так и не узнав счастья любить. Мне же повезло - я люблю во второй раз.

Долгожданное разрешение на выезд получили в конце марта, и до окончания мая мы были обязаны покинуть Советский Союз. В семействе началась предвыездная лихорадка. Виталика я отвез побыть в Ходориве. Бабушка и дедушка больше его не увидят, ведь уезжаем навсегда.

Мама, папа и я с семьей собираемся в Америку. Лёня собирается с Таней и ребенком ехать в Германию. Иосиф, Танин отец, умолил Лёню поехать в Германию и прислать ему вызов, надеясь, что Советы отпустят немца к дочери. Лёня согласился ему помочь, рассчитывая после приезда Таниных родителей в Германию приехать к нам. Я продал все свои инструменты, кроме балалайки - вдруг пригодится.

Сколько можно пугать?!

Середина апреля. Я ехал забирать Виталика. Был канун католической Пасхи, и на дороге почти не было автомобилей. С утра моросило. До Ходорива два часа езды - было о чем в дороге подумать. И тут... машину резко тряхануло, закрутило, завертело... И я увидел в зеркале заднего вида оторвавшееся заднее левое колесо, летевшее в сторону от дороги! По одну сторону дороги высились небольшие холмы, с другой, под уклоном - обрыв, уходящий в поля. Впереди был виден конец обрыва, поле подходило к дороге. Машина неслась вперед, крутясь юлой. Я старался удержать ее на дороге и не дать улететь боком в обрыв. Хоть обрыв был и неглубоким, но если полечу боком, кувыркаться буду долго! В том месте, где поле подходило к дороге, она спускалась вниз, и если будет встречная машина, то я ее не увижу. Но даже если увижу, ничего не смогу сделать! Мне удавалось удерживать машину на дороге. В том месте, где дорога сходилась с полем, машина, пролетев в воздухе несколько метров задом, шмякнулась на оставшиеся три колеса в размокшую, мягкую от дождя землю. Мотор продолжал работать. Размахивающие вовсю дворники сходили с ума. Выключив мотор, я открыл дверь и вышел. Туфли засосало в грязь. В коленках - слабость. Опять сел в машину и включил радио. Польша давала джаз. Посидев какое-то время, уставившись в окно, достал из кармана завалявшийся там кусочек анаши, забил и, откинув сиденье, закурил.

Не помню, как долго я так просидел - время остановилось. Придя в себя, поблагодарил "Бородатого Сверху" за то, что пугает, но не наказывает! За то, что в очередной раз прислал мне ангелов, в которых теперь я воистину поверил. И уже во второй раз за короткое время поднял глаза к небу.

За все время, что я сидел так, проехали две легковушки. Я ломал голову, как мне выбраться. Но тут ОН решил подсобить еще разок, и на дороге показался военный грузовик с солдатами. Водитель, заметив меня, остановился. Я по глине зачавкал к ним. У водителя имелся трос, и солдатики помогли вытащить машину на дорогу. Отблагодарив солдат, я сходил за колесом и прикатил его к машине. Обследовав диск, я обнаружил срезанные колесом болты. Накануне я заезжал на станцию техобслуживания, чтобы привести машину в порядок перед продажей - похоже, что механик на станции не докрутил винты.

Дождь прекратился, я стоял у машины. Но вдруг откуда ни возьмись появилось такси! Я махнул таксисту рукой, он остановился. Написав на клочке бумаги, где нахожусь, я вручил его таксисту и попросил заехать к моей жене. Наташа разыскала Арика, и часа через два он приехал ко мне с кучей инструментов. Колесо мы надели, и я благополучно добрался до дому.

Дома, Наташа, выслушав что произошло, задумчиво произнесла:

– А может быть, они и есть, эти ангелы.

Все! Чоп!

Ура! Нам дали разрешение на выезд! Проводы отмечали с друзьями в новом ресторане, находившемся недалеко от аэропорта и в котором работал Юра Варум со своим составом. Были Марик с беременной Витой, Марат с Олей, к этому времени уже прилично стрелявшей из лука, Наташина подруга Люда и ее всегда веселая сестра Галя. Робик предупредил, что не сможет прийти - работа в секретной лаборатории не позволяла. Было много пожеланий и напутствий.

Двадцать девятого мая мы должны были оставить пределы беспредельной страны. За два дня до отъезда мы с Лёней поехали в Чоп занимать места на инспекцию багажа в очереди в таможню. В этот год выезжало большое количество евреев. Уже на подступах к вокзалу столпились отъезжающие, обложенные со всех сторон чемоданами, сумками, авоськами и пластиковыми мешками... Со всех сторон неслись крики. Плакали дети. Время от времени хрипящий репродуктор выплевывал фамилии входящих на дотошно-унизительный, наглый досмотр багажа, из которого ушлые таможенники конфисковывали все, что они хотели.

После проверки чемоданов и больших сумок каждому выдавалось по мотку проволоки, и все были обязаны обкрутить ею всю свою поклажу. Все это больше смахивало на эвакуацию. У всех в глазах один большой вопрос: "Ой, что же будет?"

– Вы там смотрите, мотайте как надо, - объявил таможенник, выдававший проволоку, - а то вчера взяли одного вашего, обмотавшего свое барахло платиновой проволокой!

Люди рассказывали, что проверяющие сейчас особо злые. Мы с Лёней пошли искать место для ночлега. Нашли небольшую гостиницу, оккупированную отъезжающими, взяли две койки в комнате на двенадцать мест. В таких же комнатах ночевали женщины с детьми, чаще не более чем одну-две ночи. Мы обратили внимание на немалое количество женщин со славянскими лицами. Ну что же - не мы одни способствуем ассимиляции.

По пути к таможне мы остановились на мосту, нависающем над разбухшей от прошедшего ливня рекой Тисой.

Лёня засунул руку в карман своих брюк и спросил меня:

– Ты тоже захватил свою связку ключей от квартиры?

– Да, - ответил я.

Не сговариваясь, широко размахнувшись, мы швырнули связки ключей в мутную воду реки. Ключи исчезли в ней с легким всплеском, которым мы навсегда попрощались со всей нашей предыдущей жизнью.

Провожать нас приехали Танин отец Иосиф и Наташи - Кузьма. Нас запустили в зал шмона, в котором стояло много столов, у каждого из них кучковалась очередная семья. У нас не было проблем ни с бриллиантами, ни с платиной - по причине их отсутствия. Золотишко было в разрешенном количестве: обручальные колечки и тоненькие цепочки на шеях мамы, Наташи и Тани. У меня - обручальное кольцо и перстень с эмблемой Львова, который собственноручно изготовил для меня Марат. Еще было у нас пять банок черной икры. Первое, что сделали проверяющие - забрали икру. Наташу завели за ширму, и баба стала ее обыскивать. Заставила снять юбку, кофточку и стала руками проверять бюстгальтер.

– Я нашла, нашла!
– заверещала баба.

Подошла еще одна из проверяющих (видимо, более опытная) и, осмотрев бюстгальтер, сказала:

– Ты что, не видишь, это лифчик такой, с пластмассовой вставкой!

– А я подумала, шо шось сховала... Давай одевайся!
– приказала первая таможенница Наташе.

Униженная жена стала одеваться. У моего стола накалялись страсти. Поначалу таможенник заставил меня разобрать дюралюминиевую колясочку, в которой ребенка возят в сидячем положении.