Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens

– Прости, старик, меня понесло. Нервничаю. Я с тобой согласен. Инструктируй ребят и звони Вербицкому.

– Да, конечно, Антон. Не переживай. Всё будет хорошо. Горчакова это так… ерунда… не бери в голову.

В дверь постучали.

– Да, – обернулся я.

– Антон Геннадьевич, приехали двое от Вербицкого, привезли посылку. Просят расписаться, – просунув голову в дверь, вещала секретарша. – Вы их примите?

– Пусть заходят.

В кабинет входят два тяжелоатлета в чёрных костюмах. Оба здороваются, и тот, что повыше, протягивает мне кожаный дипломат с потёртыми углами и рваной на крышке кожей:

– Это вам из Фонда просили передать.

– Упаковка странная. Лучше, что ли, не было? – интересуюсь я.

– Нас на этот счёт не инструктировали, – отвечает он, – распишитесь.

Я беру листок бумаги с надписью АКТ и подписываюсь под единственной строчкой: «Получено полностью».

– Дату поставьте и время, – просит меня один из курьеров.

– А почему не уточняется, что именно получено полностью? – спрашиваю я, дописывая время.

– Потому что все получено.

– Как это?

– Так. Что надо, то и получено. До свиданья. – Охранники забирают у меня бумагу, разворачиваются и уходят.

– Железобетонно. – Я открываю дипломат и обнаруживаю там аккуратные пачки долларов в банковских упаковках. Поверх первого ряда лежит сложенный вдвое лист бумаги. Я разворачиваю его и читаю вслух:

С новым проектом!

P.S.: С «Г.» нехорошо получилось У ВАС, ребята. Найти бы хулиганов, а? Искренне Ваш, сами знаете кто.

– Во как, – говорит стоящий у меня за спиной Вадим, – выходит дело, он уже в курсе!

– Сдаётся мне, он с самого начала в курсе, – рву я записку.

– Это как? – Вадим чешет затылок.

– А так. Потому что те, кто нас любит, смотрят нам вслед. – Я кидаю клочки в пепельницу и поджигаю. – Причём постоянно. Ведь рок-н-ролл мёртв…

– …а мы ещё нет, – резюмирует Вадим.

– Именно, – киваю я, – шаришь в правильной музыке.

– Это за всё метро? – спрашивает Вадим, кивая на чемодан.

– Не похоже, – пробегаю я глазами по пачкам, – это только за репетиции. Я так думаю.

– Оперативно. Ребят звать?

– Погоди, – я убираю кейс под стол, – ага. Теперь зови.

Через полчаса после собрания мы с Вадимом сидим на заднем сиденье автомобиля, везущего нас в офис Сашки Епифанова для встречи с мастерами фехтования на ледорубах.

– Знаешь, – поворачивается ко мне Вадим, – я тут подумал относительно пресс-конференции. Хорошо бы, если бы на ней выступил очевидец.

– В смысле?

– В смысле человек, который выжил после взрыва. А ещё лучше – сам выжил, а кого-то близкого потерял.

– Опасная тема, – отмечаю я, – такого свидетеля сразу после выступления начнёт «контора» прессовать, и он сдаст всех, рассказав, как всё было на самом деле.

– А если для очевидца нет никакой разницы между тем, как было на самом деле, и тем, что мы ему скажем?

– То есть?

– Взять, к примеру, соседку моей тёщи. Ей почти шестьдесят. Два года назад её сын погиб в Чечне, и она умом двинулась. Думает, что он вернулся, но почему-то к ней не приезжает. Временами рассказывает соседям, что от него звонили, говорят, он на работе, но приехать пока не может. Чистая шизуха. Если ей сказать, что её сын в тот день был на этой злополучной станции…

– …и собирался приехать, – подхватываю я, – но попал в эпицентр и был ранен, а больница, в которую его привезли…

– … засекречена министром чрезвычайных ситуаций и ФСБ, – открывает окно Вадим.

– А сколько этой ебанутой бабке лет?

– Шестьдесят.

– Надо бы с ней встретиться. Выйти на живой человеческий контакт… Красиво, а? – Я прикрываю глаза и тихо говорю: – Допустим, Шойгу почти удаётся отбиться от обвинений прессы в том, что государство «замылит» теракт. И тут выходит эта старая сука и…

В этот момент звонит мой мобильный, вырывая меня из грёз.

– Алло, – устало говорю я.

– Антон, это Костя Угольников.

– Здорова, Костян! Как ты?

– Я… не очень… Антон, у меня проблема.

– Да ладно! Что случилось?

– Фридман на нас наехал.

– Как это? На тебя, что ли? Ты ему на вечеринке на ногу наступил?

– Антон, хорош идиотничать. «Альфа» подала в суд на «Коммерсант». Иск на миллион долларов за подрыв деловой репутации. Из-за моей статьи.

– Да ты что! – деланно удивляюсь я. – Как же это получилось?

– Я у тебя хотел узнать. Ты говорил мне про правительственный заказ, финансовые схемы, про то, что «не сами работаем», помнишь?

– Я?! Я тебе это говорил?! Ты, Костя, что-то путаешь. Я в финансовых рынках ни бум-бум, как же я мог тебе про какие-то схемы рассказывать?

– Антон, я ничего не путаю. Мы с тобой сидели в «Гудмане», и ты мне предложил написать статью про банковский кризис…

– А-а… Вспомнил! – кричу я в трубку. – Точно!

– Наконец-то, – приободряется Угольников. – Ты не хочешь подъехать к нам в «Коммерс», посоветоваться насчёт ситуации?

– Я? Легко. Только что я вам насоветую, Костян? Я же пьяный был в «Гудмане» в хламину, не помню ни черта. Мог тебе наплести всё что угодно. Я по пьяни такое исполняю – спроси у Сашки Епифанова.

– То есть как… Ты же… всё же… совпало на следующий день, – лопочет Костя. – Там же на самом деле были толпы народа… у банкоматов, как ты и говорил. Я написал статью…

– Какие толпы, Костян? У каких банкоматов? О чём ты? Я вообще не врубаюсь. Ты что-то мне прикольное рассказываешь, я только вспомнить не могу. Слушай, Костян, давай на неделе бухнем, ты расскажешь подробнее, а сейчас я тороплюсь.

– Я понял всё, – отвечает Угольников, – я всё понял.

– Чего понял-то?

– Ты же всё подстроил, да? Я думал, ты хотя бы с друзьями в эти игры не играешь. Думал, у друзей есть какие-то шансы не быть использованными. Ну и сука ты, Дрозд!

– Вообще-то мы не оставляем друг другу ни единого шанса. Я думал, ты в курсе, – усмехаюсь я. – Не зови меня Дроздом, ты же знаешь, не люблю. Давай, увидимся. – Я отключаюсь.

– Из «Коммерса»? – интересуется Вадим.

– Ага. На них «Альфа» наехала. Обвиняет их в том, что они инициировали недоверие у вкладчиков. Мулик хочет.