Дневник снов Симона

К тому моменту у меня уже начала кружиться голова, и мне пришлось послушаться. Я все также сидел за столом, но мои глаза были закрыты, и я считал про себя, пока не растворился, и мой дед с Апельсином не остались одни на кухне.

Следом сразу же начался другой сон, о котором я ничего не помнил на утро, но вкус того омлета я не мог забыть и деда с котом тоже. И когда я ночью лег спать, я снова оказался на кухне, как и в тот раз. Дед, как и обещал, объяснил мне все, и как оказалось, такая особенность была у всех мужчин в нашей семье.

Мы могли управлять всем тем, что происходило в наших осознанных снах. И не только, мы также могли посещать сны других людей, но нам нельзя было в них вмешиваться, мы могли только смотреть за происходящим. И еще нам нельзя было ничего из них забирать, хоть мы и могли трогать все то, что в них находилось.

Глава 2

Доброе утро, дневник. Несколько дней я не вел записей, потому что мне почти ничего не снилось, а если и снилось, я этого не запоминал. Но этот сон не только запомнился, еще он заставил меня проснуться, когда на улице только начинало светать. Пугающим он не был, скорее странным. В нем я шел по лесу, кажется, была весна. Было светло, тепло, не хватало только птичьего пения и других лесных звуков. Внезапно я понял, что иду не один, что кто-то шел рядом. Кто-то чуть ниже меня.

Рассмотреть его мешала пелена, которая часто появлялась в моих неосознанных снах. Она словно обволакивала людей, мебель и другие предметы, не давая рассмотреть их более детально. Но это точно был парень с черными волосами и бледной кожей. Я не смотрел на него, продолжая идти. Мне не было страшно, мне вообще было все равно, кто это был. А вот к тому, что со временем деревья стали казаться меньше, я не мог быть равнодушным. Я и мой плохо видимый спутник точно оставались прежнего размера, а лес, окружающий нас, словно стремительно рос в обратную сторону. Казалось, что время перематывалось назад, а мы продолжали идти куда-то дальше. Мой спутник молчал, я тоже. Я вообще редко говорил в таких снах, в основном только слышал.

– Ты должен рассказать ему обо всем, – внезапно прозвучал незнакомый голос.

Он заставил меня остановиться и осмотреться, чтобы отыскать его обладателя, а спутника я потерял из виду. И пока мой взгляд не наткнулся на мужчину лет пятидесяти, я заметил, что деревья перестали уменьшаться. Некоторые сосны были чуть выше меня, некоторые – чуть ниже, встречались и совсем маленькие, не достающие до моего колена.

– Он должен знать правду, – продолжил мужчина, когда мы встретились взглядами.

Он как-то неожиданно оказался в двух метрах от меня, и на нем была ковбойская шляпа, которую дополняла бежевая вельветовая рубашка и темные джинсы. Видел я его впервые, но он мне кого-то напоминал, что-то в нем было знакомое. Я просто стоял и смотрел на него, не зная, что сказать в ответ.

– Он должен знать правду, – повторил мужчина. – Ты должен рассказать ему.

Я услышал шелест в нескольких метрах, и через несколько секунд к незнакомцу в шляпе подбежал доберман. Собака явно принадлежала ему, он словно вышел выгулять ее. Но она не была мне интересна, хоть я и мог разглядеть даже ее черный ошейник на фоне темной шкуры.

А вот спутник, который шел со мной, как оказалось, никуда не исчез, он был рядом и все также был прикрыт пеленой. Он был в нескольких метрах от нас, стоял среди деревьев, я заметил его краем глаза.

– Ты должен рассказать ему, – настаивал мужчина.

А я все так же не отвечал, не понимая, о чем он говорил. Кому рассказать? Кто должен знать? Что должен знать? Какую правду?

После того, как я задумался над этим, мне показалось, что на меня кто-то пристально смотрел. И это чувство не подвело, на меня уставился мой спутник, с которого спала пелена, и я смог увидеть его лицо, его добрые крупные глаза, лицо, которое сохранило некоторые детские черты. Я его знал в реальной жизни, где-то мы определенно встречались, но я не мог вспомнить. Внезапно собака залаяла, и сон прекратился.

Через несколько секунд после пробуждения я приоткрыл глаза, в комнате было темно, но сквозь занавеску начал пробиваться солнечный свет. Я перевернулся на живот и надеялся, что смогу заснуть, но просто пролежал с закрытыми глазами какое-то время и все-таки встал. Лицо того парня осталось в моих мыслях и продолжало не давать мне покоя, пока я не отправился в ванную.

Там, стоя под душем, я начал вспоминать, правда, я не сразу понял, что именно, но фрагменты памяти навязчиво представали перед моими глазами. То, что я долгие годы хотел забыть, снова возвращалось кошмаром наяву. Это были воспоминания о смерти моих родителей, мне тогда было всего пять, я сидел у деда на руках.

Чтобы успокоиться, я сделал воду холоднее и еще немного постоял под напором, но еще больше меня отвлекли мысли об экзаменах, до которых оставалось менее двух недель. Надо было готовиться, и с полотенцем на шее я сел за стол, на котором лежали тетради. Всего их было восемь, восемь одинаковых тонких тетрадей, исписанных неразборчивым почерком, с непонятными рисунками на полях. Они были не подписаны, я взял первую попавшуюся и открыл.

– Значит, начну с политологии, – подумал я, прочитав название первой лекции.

Я вообще не понимал, зачем мне нужны все эти определения и понятия, но продолжал читать то, что было на страницах. Где-то абзацы прерывались, материала явно не хватало, что было ожидаемо. У меня просто не хватало терпения на эти лекции, мне не хватило терпения и дочитать три страницы до конца, я почти ничего не мог понять и взял другую тетрадь. В ней оказался лист, сложенный в три раза, в нем был перечень вопросов, которые должны быть на экзамене, и было их много. Я бегло пробежался по всему списку и положил тетрадь обратно, понимая, что у меня просто не хватит терпения приступить к подготовке.

Я просто не мог сидеть на месте, на меня словно давили стены, хотелось куда-нибудь убежать, что я и сделал. Я натянул на себя джинсы и толстовку и поспешил покинуть комнату. Я был немного голоден, но не чувствовал этого, было воскресенье, не было и семи, и магазины были еще закрыты. Я не сразу обнаружил, что телефон и деньги остались в других штанах. Но, главное, что у меня были ключи, и я просто продолжал идти, не замечая ничего, что происходило вокруг. А ничего и не происходило, людей было мало, было тихо, слишком тихо.

Прошло какое-то время, и я остановился у набережной, я и сам не понял, как оказался там, я не помнил, как я шел. Мои ноги просто принесли меня именно туда, где я когда-то гулял вместе с дедом. Мы с ним могли часами просто идти вдоль нее, наблюдая за чайками и рыбаками, иногда я брал с собой кусок булки, чтобы покормить уток.

А сразу после набережной начинался парк, где можно было немного покататься на качелях. И качели там все еще остались, когда я оказался у ворот, я их сразу же заметил. Это была примитивная конструкция из труб и цепей, которую перекрашивали множество раз. Они находились на детской площадке, которая уже казалась не такой красочной, как в те дни, когда я был еще ребенком.