Дневники потерянной души

Если бы он впоследствии исправно приводил в действие свою угрозу, то вскоре на моем носу не осталось бы живого места, так как я не мог и помыслить о том, чтобы обращаться к нему как-то иначе. Каким бы ни было его положение до этого, теперь он являлся приемным сыном господина Лабинги и будущим наследником имения, а значит, и моим хозяином [1] тоже.

С любопытством разглядывая румяное лицо собеседника со свежей царапиной поперек переносицы и одной из щек, я непроизвольно отметил про себя, что веснушек у него не было совершенно, что его нос был весьма непривычной формы – прямой и чуть заостренный, но с поперечной выпуклостью над кончиком, и что подбородок его был отмечен неглубокой вытянутой ямочкой.

– Хватит на меня пялиться, - не выдержал он, и я тут же смущенно отвел взгляд.

– А за что... – решился поинтересоваться я, вспомнив о преследовавшей его хозяйке.

– Эх, – махнул он рукой и ухмыльнулся, не дав мне закончить вопрос. – Недоразумение вышло. У нее младенец на дворе долго плакал, я и влез через забор, взял его на руки и стал успокаивать. Тут она выходит из дома, видит меня, хватает метлу и так далее... Наверное, думала, что я его украсть собираюсь. И можно ее понять, слухи из Зарака быстро долетают. – Наклонив голову, он вытряхнул из густых волос застрявшие в них листья. – Вот так. Как раз, когда намерения были хорошие.

Он нарочито тяжко вздохнул, и я не смог сдержать смеха. Его лицо тотчас сменило выражение с огорченного на озорное, и я впервые услышал его смех – переливчатый, чистый и незабываемый, похожий на плеск речной воды и на звяканье медных колокольчиков, которыми забавлялись дети на пыльных улочках деревни.

– Хочешь, пойдем со мной, научу тебя мед из дупла доставать, - предложил он, затягивая потуже тесемки пояса.

– Да, – отозвался было я, потом вдруг вспомнил про порученное дело: – Ах нет, господин, я же должен ягод собрать для отца!

Мой новый знакомый поморщился, машинально дотронувшись пальцами до царапины.

– Ладно. Тогда я тебе помогу эти ягоды собирать, что ли. Тебе какие нужны – смородина, ежевика, брусника?

– Да отец сказал, что для варенья и настоек любые пойдут, главное, чтоб спелые были. И побольше.

С улыбкой кивнув, Маура решительно зашагал в чащу.

– Идем, соберем спелые.

– Давай же! – послышался звонкий голос откуда-то сверху. – Здесь совсем невысоко!

Я поднял голову, оглядывая вздымающиеся надо мной мощные ветви клена. Маура почти не было видно из-за густой листвы. Он спустился пониже и протянул мне руку с нетерпеливым «Ну!».

Оставив полное лукошко под деревом и с опаской вложив свою руку в его, я оперся ногами о ствол, и он легко вздернул меня одним рывком на нижние ветки, так что я и не заметил, как оказался над землей. Я всегда боялся высоты, даже такой небольшой, и лезть дальше уж точно не собирался. Осторожно присев рядом с ним на толстый сук, я посмотрел вниз, где полуденные тени на тропинке переплетались в интересный узор.

– Знаешь, что я люблю делать? – спросил Маура.

Не дожидаясь ответа, он быстро залез повыше, цепляясь за сучья так ловко, словно всю жизнь провел на деревьях. Я удивленно наблюдал за ним. Он пригнулся, нацелившись взглядом на длинную ветку над самой тропой; в следующее мгновение гибкое тело распрямилось, напоминая отпущенную тетиву, и он перемахнул через пустое пространство, долетев как раз до ветки, и повис на ней, резко раскачиваясь туда-сюда. Когда казалось, что он вот-вот перевернется через голову, он неожиданно отпустил руки, и, подлетев высоко над тропой, мягко и точно приземлился на ноги. Затем он глянул вверх на мое восхищенное лицо.

– Хочешь попробовать? Очень здорово!

– Я? – неудобно поерзав на шершавом суку, я пробормотал смущенно: – Я не могу. Ветка сломается...

– Ты просто-напросто боишься, что она сломается, - уверенно заключил Маура.

Он подпрыгнул, ухватившись руками, снова оказался рядом со мной на дереве и докончил: – Ну ладно. Не хочешь, как хочешь.

С противоположной стороны тропинки показалась еще одна женщина, несущая большую корзину с фруктами и отдувающаяся на каждом шагу. Ее полное румяное лицо вспотело от напряжения, босые ступни тяжело опускались на редкую утоптанную траву.

– О! – тихо сказал Маура. – Как раз вовремя.

Она медленно приближалась, не поднимая глаз от тропинки. Маура подвинулся к нижним ветвям, наглухо скрытый листвой, и, ни с того ни с сего, громко завыл по-волчьи. У меня мороз пошел по коже от этого жуткого завывания, переходящего в насмешливый лай, слишком похожий на настоящий. Идущая же при первых звуках оторопела, потом в ужасе вскрикнула и понеслась к деревне с неожиданной прытью, на бегу выронив несколько яблок из корзины. Маура соскочил с веток и подобрал плоды, сунув за пазуху. Переместившись обратно на дерево, он обтер их рукавом и предложил мне:

– Угощайся.

Я взял спелое красное яблоко, посмеиваясь – испуг бедной женщины выглядел донельзя забавно. Хулиган рядом со мной тем временем удобно прислонился спиной к широкому стволу и вгрызся в ароматную мякоть.

– Надеюсь, она не слишком сильно испугалась, – с некоторой долей раскаяния проговорил он, разглядывая свое яблоко.

* * *

На другое утро, увидев как новоприбывший, нарвав несколько листьев лопуха у забора, направляется у отгороженному участку с отхожей ямой в дальнем конце двора, я поспешил захватить из дома полотенце и набрать ковш с водой из небольшого корыта, стоявшего неподалеку от дощатой перегородки. Затем привычно занял свою позицию, ожидая его выхода, чтобы полить ему воды на руки. Эту обязанность я выполнял с раннего детства для исключительно чистоплотного господина Ильба, и поэтому не сомневался в том, что точно так же должен вести себя и в отношении его усыновленного наследника.

Спустя короткое время он вышел, и сходу чуть не наткнулся на меня.

– Прости, я не знал, что тебе тоже нужно, - улыбнулся он.

– О, нет, господин, я жду, чтобы вам на руки полить, - с готовностью показал я ковш.

– Ты шутишь! – воскликнул он, но ответом ему было лишь мое искреннее недоумение. – Не шутишь, - вздохнул он. – Слушай, ну не привык я к такому обслуживанию. Я что, сам не могу руки помыть?

Я все еще растерянно стоял с принесенными предметами обихода, не зная, как мне поступить.

– Ладно, давай, но больше так для меня не делай, понял? – строго наказал он, все же подставляя руки под струю воды, чтобы я не чувствовал себя совсем уж бесполезным. – Айда со мной на речку, искупаемся до завтрака, - предложил он затем, смягчившись. – С утра там просто благодать.

Действительно, спозаранку на берегу было безлюдно и спокойно; потом же набегала молодежь, с громкими воплями прыгая в воду и резво выскакивая назад, смеясь и поднимая высокие брызги; приходили на водопой буйволы и коровы, протяжно мыча и переминаясь с ноги на ногу. Покой и безмолвие нарушались, непрерывное движение туда-сюда продолжалось весь день, пока не темнело.

Мы оба с наслаждением выкупались – я топтался на илистом дне неподалеку от берега, Маура же легко заплыл на самую глубину, разлегшись в воде и подставляя лицо раннему солнцу.

Затем, сидя рядом на теплой траве, мы смотрели на высокие темные камыши, лениво и размеренно покачивающиеся от каждого легкого дуновения ветерка, и на золотистые солнечные блики, переливающиеся на речной глади. Лето только-только вошло в силу, и тут и там в воздухе маячили огромные изумрудно-синие стрекозы с прозрачными крылышками, отливающими всеми цветами радуги. Всем существом я впитывал сияющую красоту и совершенную радость этого мира, и губы сами собой расползались в улыбке.