Дни и ночи Невервинтера. Книга 2

Что-то в сердцах промычав, Касавир повернулся и пошел к выходу, провожаемый довольной ухмылкой.

Через полчаса, когда он вернулся, Ниваль сидел со скучающим видом, сложив ноги и подперев подбородок рукой.

— Где ты так долго ходил? — Недовольно вопросил он.

— По-твоему, кроме твоей персоны, у меня других дел нет? Ложись.

— Я устал лежать. Кажется, у меня вся спина ободрана.

— Где?

— Везде!

— Ну-ка, покажи.

Осмотрев спину Ниваля, он спросил.

— Где еще?

— Я же сказал — везде! — Ниваль снова занервничал.

— Понятно. Я попробую раздобыть хорошую простынь. На шкуре тебе действительно тяжело лежать. Раздражение я сниму, а для профилактики обработаю маслом.

— Слушай, ты что, издеваешься?!

Касавир молча вопросительно приподнял бровь.

— Может, ты меня еще искупаешь и перепеленаешь?!

Паладин окинул Ниваля изучающим взглядом, словно прикидывал, по какому месту его вразумить.

— Надо будет — и это сделаю, — невозмутимо ответил он. — Я здесь, чтобы тебя лечить. Лежать тебе еще дня три — раньше я тебе встать не позволю. Я и сейчас не должен был позволять, но ты же мужчина. Хочешь покрыться язвами и заработать инфекцию — пожалуйста.

Увидев, как упрямо — ну, чисто дите малое — пациент поджал губы и отвернулся, Касавир дружелюбно добавил:

— Заодно сниму боль в груди и напряжение в спине, у тебя все мышцы деревянные. Легкий массаж тебе полезен.

Несчастный больной нехотя кивнул, и паладин полез в свой вещмешок за черепаховым маслом.

Когда он открыл баночку, Ниваль тут же сунул туда нос.

— Теперь понятно, почему на тебя бабы вешаются.

— Не уверен. Зато ты в последнее время стал популярен у женщин.

— Да ты что? — Ниваль округлил глаза. — Это у каких же?

— Одна постоянно сюда врывается и требует, чтобы ей позволили за тобой ухаживать.

— А, знаю такую, — удовлетворенно кивнул Ниваль.

— Другая ходит кругами вокруг шатра, хмурится и делает вид, что случайно проходила мимо.

Он хмыкнул.

— И эта таинственная личность мне знакома.

— А еще наши разведчики только что привели древнюю старуху. Она говорит туманными намеками, из которых можно сделать вывод, что вы знакомы, и весьма близко. Я поражен твоими успехами. Давай свою спину сюда.

Повернувшись к Касавиру спиной, Ниваль поинтересовался через плечо:

— Эта милая, эротично настроенная особа постоянно ругается и плюется, завидев кентавров?

— Точно.

— Она, — мечтательно произнес Ниваль, подняв взгляд к потолку, — моя четвертая любовь. Дайте ей шнапса, и вы станете ее лучшими друзьями.

Касавир чуть было не рассмеялся.

— А какая третья?

«Гномы и паладины», — подумал Ниваль, но ничего не сказал, а блаженно закрыл глаза, чувствуя, как в его настрадавшиеся, онемевшие мышцы проникают волны исцеляющего и умиротворяющего тепла от мозолистых паладинских ладоней, неторопливо втирающих масло. Немного стихла и боль, и начавший было рвать грудь приступ кашля сошел на нет под его руками. Хорошо. Так хорошо, что даже хочется помечтать о чем-нибудь прекрасном и таком же несбыточно-глупом, как прыщавые юношеские фантазии.

Он явственно ощутил необходимость завести какой-нибудь разговор, который напрочь отбил бы у него желание мечтать. И тема для него немедленно всплыла в памяти.

— А как это тебя угораздило принять роды у орчихи?

Касавир помолчал, разминая плечи начальника Девятки.

— У серых орков случился межклановый конфликт, убили шамана, а мы с Иварром не знали, и пошли старой дорогой. Молодая жена предводителя должна была родить тройню, а шамана нет. Они решили принести нас в жертву, в надежде на благополучный исход. Но Иварр чудом сумел их убедить, что живыми мы будем полезнее. Малыши родились здоровыми, хотя нам пришлось изрядно помучиться, главным образом, потому что клыкастая мамаша пыталась нами командовать, а под ногами путались ее сородичи, готовые нас убить в любой момент. Позже Иварр признался мне, что знал о процессе чисто теоретически. Но это было здорово — помочь рождению новой жизни.

— Угу. Которая вырастет и отнимет твою.

— Не важно.

— Странно, что они вас потом не убили.

Касавир покачал головой.

— Плохо ты знаешь орков. У них представления о чести отличаются от человеческих, но относятся они к этому гораздо ответственнее. Если бы предводитель так с нами поступил, он быстро потерял бы авторитет и был свергнут. Ложись на здоровый бок. Штаны сам снимешь или помочь?

Ниваль затравленно покосился на него, но махнул рукой.

— А, черт с тобой! Раз ты решил меня сегодня доконать…

Момент для появления Эйлин был не очень удачный, но ее это нисколько не смутило. Впрочем, и Ниваля тоже. Он уже понял, что участь больного состоит в полном отказе от какой-либо личной жизни и готовности предстать перед любым желающим в каком угодно виде. Самое лучшее, что можно тут сделать — отключить сознание, и это почти уже удавалось, чему немало способствовал успокаивающий, до невозможности замечательный и профессиональный массаж. Муншей посрамлен. Самое главное — сделал его Касавир, который в свой Невервинтерский период иначе как ненавистным в мужских кругах словом, — а как же, разведка-то работает, — начальника Девятки не называл. Вот судьба его и наказала. Эта мысль заставила Ниваля довольно зажмуриться и скромно попросить повторить — вон там… и вот здесь чуть-чуть. Наказанный судьбой Касавир, впрочем, остался глух к его просьбам, сунув ему зелье и мрачно переглянувшись с улыбающейся Эйлин — мол, в следующий раз лечите его сами. Благодарная Эйлин, как ни в чем не бывало, послала любимому воздушный поцелуй и поставила у ложа дымящийся, восхитительно пахнущий горшочек.

— Обед. Наслаждайся. Тебе белковую диету прописали.

— Надеюсь, ты не сама это готовила?

— Ну что ж я, убийца какая? Это Вальпургий. С тех пор, как не стало Грангора, тут зверья развелось. Сола тебе вчера кабана добыла, знает, что ты любишь.

— Я прослезился.

— Так и передам.

Глава 25 Снова Уэндерснейвены

Вариантов, каким путем возвращаться домой, было несколько, но все они таили в себе разные минусы. Либо слишком долго, либо чересчур опасно, а опасностей как-то уже не хотелось. Одним из минусов было здоровье Ниваля, подорванное ранением. Касавир утверждал, что его легкие еще слабы, и путешествие в суровом климате можето плохо для него закончиться. Он предложил отправить его летучим кораблем, но Ниваль, к его разочарованию, наотрез отказался лететь, заявил, что у него еще на болотах дела, и вообще, он отлично себя чувствует, так что пусть паладин и не мечтает отделаться от него. Только если вместе с ним полетит кто-нибудь еще, чтобы не было скучно. Эйлин, например. В общем, ничего хорошего из этого предложения не вышло.

— А давайте воспользуемся порталами Уэндерснейвенов, — предложил Гробнар.

— Кого?! — Не понял Ниваль. — Слушайте, уймите этого сумасшедшего гнома.

— Не забывай, ты его любишь, — вступился за друга Лео, — так же, как и всех остальных.

Ниваль непечатно выругался и отошел, а Гробнар, ничуть не смутившись, вытащил из-за пазухи желтый лист пергамента и, развернув его, расстелил на полу шатра. Лист был большим, локтя три в длину и ширину, потрепанным и совершенно пустым.

— И? — Эйлин посмотрела на лист и перевела вопросительный взгляд на гнома.

Гробнар подмигнул ей, снимая с плеча Лютню Абсурда и вытаскивая из нагрудного кармашка костяной медиатор с неизвестной руной.

— Обычная предосторожность. Такая карта ни за что не должна достаться чужаку.

Присев на колени, немного помолчав и прикрыв глаза, Гробнар заиграл. Первой на старом пергаменте появилась вода. Маленькие пальцы гнома быстро перебирали аккорды, а медиатор скользил по струнам, опутывая их сияющими голубыми нитями, ложившимися на старый пергамент извилистыми линиями рек и замысловатыми кляксами внутренних морей, заливов и озер. В мягких переливах волшебной мелодии в самом деле слышались то рев океанского прилива, то плеск воды в камышах, то серебряное журчание ручья. Но вот музыка стала приглушенной, и шатер наполнился шелестящими голосами трав, полей и лесов. Гробнар импровизировал — закрыв глаза, с блуждающей улыбкой на лице — с легкостью находя нужное звучание. И от его лютни веяло то раскаленным воздухом пустынь, то терпким запахом степных трав, то пьянящей свежестью тропических ливней, то мертвым холодом ледников. И мир на листе пергамента оживал, словно нарисованный волшебной кистью. Последней была сыграна уже знакомая всем песня Уэндерснейвенов. На карте, такой объемной и наполненной красками, что она казалась маленькой копией настоящего Фаэруна, проступила схема порталов. Они были разбросаны повсюду, и обозначались по-разному — рунами Уэндерснейвенов, корявыми надписями на гномьем или просто значками — например, извергающийся вулкан, или увитая плющом беседка, или лодка с парусом. Некоторые из точек были соединены запутанными прерывистыми линиями, в которых довольно сложно было что-то понять.