Дни мародёров

— Ага, как же, пришлые! А что им здесь надо? Может это Люпин их и позвал. Вот куда он исчезает каждый месяц? Вы разве не замечали? Каждый месяц!

— Он говорит, что навещает больную мать, — Бенджи махнул битой на пробу, словно прикидывал, сможет ли отбить бладжер.

— А кто-нибудь когда-нибудь видел его мать? — не унимался Гидеон. — Я видел его отца на платформе девять и три четверти сто раз, а вот мать...

— Что ты хочешь сказать,Фабиан? — Марлин поджала губы так, словно заранее решила не верить ни одному его слову.

— Ничего, — буркнул Фабиан, подергивая ногой и обводя гостиную мрачным взглядом. — Может он и её тоже. Бывали же такие случаи, верно? Оборотни не ведают, что творят. Лично я теперь буду запирать спальню на ночь.

— Так всё хватит! — выкрикнула Лили, не в силах больше выносит этот бред. Все обернулись к ней, она вскочила с кресла, захлопнув книгу. — Послушайте себя со стороны, что вы несете?! Вы готовы оболгать человека, которого все прекрасно знаете, опираясь лишь на слова Мальсибера! Мальсибер! Вы забыли, что это за человек? Вспомни, Мэри, как он проклял тебя на третьем курсе и потом сказал, что ты сама пошла за ним и его дружками в то подземелье! И этот недавний случай с первокурсником в туалете. Такие как он говорят и делают, что хотят, потому что им ничего за это не будет. А вы не только дали оболгать Ремуса, а ещё и сами... — Лили в сердцах бросила книгу в кресло. — Ремус — наш друг! Мы все здесь одна семья, мы вместе прожили в этой башне почти семь лет. И ни разу, ни разу за эти семь лет Ремус Люпин не отказал в помощи никому из вас! Он ни разу не отвернулся, когда кому-то из вас была нужна помощь, выгораживал нас перед Макгонагалл, защищал перед слизеринцами! Сотни раз! Он всегда был честен, добр, справедлив даже с таким дерьмом как Мальсибер! А вы сидите здесь и несете весь этот бред, как будто он для вас чужой! Противно слушать!

— Лили, дело сейчас не в том, как мы к этому относимся, просто это опасно! — спокойным и увещевательным тоном сказал Фабиан. — Ты не читала, что «Пророк» пишет об оборотнях. Мы ведь едим из одной посуды и... — он облизал губы. — Ты сама видела, каким он стал! Он кинулся на человека!

— А с чего ты взял, что у него не может быть каких-нибудь других причин для подобного поведения? Может быть его бросили его лучшие друзья? — Лили сверкнула глазами на Питера и тот насупился. — Мало ли, какие у него были причины! Или слова Генри Мальсибера теперь — истина в последней инстанции?

Гидеон хотел было что-то сказать, но на лестнице вдруг зазвучали шаги и все разом притихли.

Лили обернулась.

Ремус неторопливо спустился в гостиную, очень внимательно глядя на всех и каждого, кто в ней находился. На губах у него тенью лежала незаметная, горькая усмешка, глаза смотрели все так же страшно, как днем.

А ещё горько.

Ремус спустился и встал, расставив ноги и засунув руки в карманы.

— Ну? — спросил он после тягостной паузы. — Нет желающих потыкать меня серебряной вилкой? От меня ещё осталось немного. Налетайте.

Одноклассники переглянулись, кто-то потупил голову, кто-то просто отвел взгляд.

— Рем, — Лили решительно повернулась спиной к одноклассникам и шагнула к нему. Гидеон пошевелился. Ремус это заметил. — Не обращай внимания, они просто болтают, не думая. Ты не...

— Не надо, Лили. Я всё слышал. Спасибо тебе, — Ремус дернул уголком рта, посылая ей отдельную, нормальную улыбку, а потом подошел ближе к диванам.

— Ну? — громче повторил он, поочередно глядя в глаза то одному, то другому. Голова у него кружилась, но волк почему-то все ещё сидел смирно и не требовал крови. — Чего вы замолчали? Говорите. Вам же хочется знать правду? Хочется знать, оборотень я или нет?

Неловкая тишина говорила красноречивее любых слов.

— Я понял, — Ремус усмехнулся чему-то своему. — Ну так смотрите, — он выпростал трясущиеся руки из карманов, судорожно вытащил те края, где свитер был заправлен в брюки и задрал его, продемонстрировав одноклассникам впалый белый живот, полоску волос, изобилие шрамов, один из которых был свежим и красным... и то, что ни с чем не перепутаешь — отчетливые следы огромных зубов на боку.

— Меня укусили, когда мне было пять лет, — он нервничал и его слегка трясло. — Меня укусил оборотень по имени Фенрир Сивый и я тоже стал оборотнем. Да. Я — оборотень. Я оборотень и не стыжусь этого. И преподаватели знают. Дамблдор сам пригласил меня в Хогвартс. Он верил, что я справлюсь, что и оборотень может стать частью нормального общества. Но он ошибся. Я опасен. Я действительно опасен, а знаете, почему? Потому что такие как вы сделали меня... сделали нас такими! Такие как вы, блюстители порядка и чистоты приходят в наши колонии, вырезают, отстреливают нас заранее, чтобы мы просто не успели стать опасными! Это ведь нормально, не так ли? И те дети, которые рождаются в колонии после очередной резни, растут с мыслью о том, что человек — враг, что он опасен.

Я был в колонии. Я видел всё это своими глазами. Ни один оборотень не напал бы на человека, если бы человек не стремился его уничтожить! — Ремус почувствовал, как изо рта у него вылетела капелька слюны. — И когда ему это удается — он герой. Тем больше герой, чем больше оборотней вырезал. Когда же оборотень мстит за это — он чудовище. И его надо уничтожить. И этот замкнутый круг может разорвать только человек. Но он не хочет. Хотите знать, почему Сивый меня покусал? Мой отец сказал, что Сивый — чудовище, который не имеет права на существование. Вот и всё. Если бы не это, Сивый и не подумал бы на меня нападать. Ему действительно стоило забрать меня в колонию ещё в детстве. Потому что теперь я стою здесь, перед вами и вы меня боитесь и уже никогда не примите, — Ремус посмотрел на Лили. Снова взглянул на одноклассников. — Но не волнуйтесь. Не волнуйтесь так, пожалуйста. Полнолуние уже скоро. Если меня не убьют охотники в Запретном лесу, я выберусь из Хогвартса и тогда ты сможешь спать спокойно, Фабиан.

Пруэтт вздрогнул, когда Ремус обратился к нему и отвел взгляд. До этого он как зачарованный пялился на то место, которое уже пару минут как скрывалось под заношенным свитером Ремуса.

Все остальные смотрели на Люпина с опаской, очевидно, ожидая, когда же даст о себе знать рычание, о котором говорил Пруэтт.

Ремус отдышался.

— Ну, чего сидите? — хрипло спросил он, щурясь, потому что глаза начало подозрительно жечь. Только что он своими рукам разрушил мир, который выстраивал шесть лет. — Думаете я вас покусаю? Не дождетесь! — он демонстративно отошел от дивана на пару шагов. — Идите. Идите, пишите письма своим родителям! Скажите им, что я подвергаю ваши жизни опасности. Может тогда меня выпрут раньше. И всем сразу станет легче, — сказав это, он резко снялся с места и вышел из гостиной, хлопнув портретом так, что Полная Дама оскорбленно взвизгнула: «Нахал!».

И потом ещё довольно долго сокрушалась и жаловалась остальным портретам. Их голоса было особенно хорошо слышно, потому что после его слов в гостиной стояла просто звенящая тишина.

Лили какое-то время смотрела на друзей, скрестив на груди руки, а потом молча схватила свою мантию с кресла, надела на ходу, резким гневным взмахом вытащила волосы из воротника и ушла.

— Если кто напишет хоть слово... — вдруг тихо и яростно произнес Крессвелл спустя пару минут после того, как за ней закрылась дверь. — Или скажет другому факультету... — он обвел собравшихся тяжелым взглядом, но продолжать не было смысла. Всем и так было ясно, что бойкотом тут не отделаешься.

— Прикидываете, да? — Фенвик облокотился на диван и ткнул битой в пол, невидяще глядя в огонь. — Семь лет это в себе таскать. Я бы на его месте вообще нас всех убил.

Алиса Вуд кивнула, а потом вдруг громко хлюпнула носом и опустила голову, вытирая рукавом лицо.

Джеймс сбежал по ступенькам, совершая уже второй круг по замку в поисках своей ненаглядной, когда наконец услышал её голос:

— Просто отдай мне её и всё.

Он притаился за поворотом.

Судя по всему она отчитывала какого-нибудь провинившегося сопляка.

— Ты же знаешь, что кусачие тарелки запрещены в коридорах! — спокойно увещевала Лили очередного карапуза. Голос у неё был какой-то бесконечно уставший и ровный. — Дай её мне.

— Не отдам! — второй голос, громкий и ломанный, явно принадлежал мальчишке. Джеймс выглянул из своего укрытия. В коридоре было темно, как у взрывопотама в заднице, но Лили стояла в пятне света от факелов. Джеймс видел, как его отблески плещутся на темных волосах. Он присмотрелся и узнал в тощем вихрастом коротышке, которого она поймала, Майкла Уолперта с четвертого курса.