Дни мародёров

– Лекарство поступало в партиях яда, только несколько склянок – антидот, а остальное – хрен-пойми-что. Ну что, знаток корабля, что теперь?

Пару секунд они прожигали друг друга напряженными взглядами, а потом синхронно повернули головы в сторону Снейпа, которого Ремус и Питер все еще держали «под стражей» на случай побега. Тот тоже уставился на них, явно услышав обрывок разговора. Его исцарапанное, залитое кровью лицо моментально озарилось надеждой.

– Нет! – вырвалось у Джеймса, да так громко, что разлетелось по всему коридору. – Он с нами не пойдет! – Джеймс схватил Сириуса за край мантии на груди и зашипел: – Бродяга, я не хочу, чтобы эта гнида хоть какое-то отношение имела к тому, что мы делаем!

– Эта гнида – единственный из всех здесь собравшихся, кто в состоянии отличить бесцветный закупоренный яд от бесцветного закупоренного зелья! – громко сказал Снейп. Он храбрился, но голос его дрожал.

Джеймс весь позеленел от злости, но в его сторону даже не глянул, проедая взглядом Блэка.

– А не возьмете меня с собой, я сразу отправлюсь к Макгонагалл, а лучше напишу письмо Абраксасу, – вдруг добавил слизеринец. – и сообщу, куда и, главное, зачем вы собрались.

Джеймс уже хотел было вытащить палочку, но Сириус перехватил его руку.

– Сохатый, ты хочешь спасти Эванс? – спросил он.

Джеймс не нашелся, что на это ответить, сжал губы, раздул ноздри и рывком обернулся на Снейпа. Отзвуки битвы противоречивый, развернувшейся у него внутри, было, наверное, слышно даже в Астрономической башне.

– Разве тебе не плевать, как именно это произойдет? – вкрадчиво добавил Сириус, быстро посмотрел на слизеринца и прошептал так, чтобы слышал только Джеймс: – Его дело маленькое, найдет лекарство – и до свидания, в Мунго ты отправишься один.

Джеймс посмотрел на Сириуса с сомнением. Потом сказал:

– Народу многовато для такого дела.

– Мы с Хвостом останемся, – твердо сказал Ремус. Питер кивнул. – У нас действительно осталось немного зелья, достаточно для того, чтобы прикрыть вас перед Макгонагалл в случае чего. Ты ведь уже пытался один раз сбежать. Мое отсутствие, или Питера не так заметно.

– Не пори хуйню, Лунатик, – с благодарностью отозвался Джеймс.

Ремус ухмыльнулся.

– Четверо, – негромко сказал Сириус. – Вполне осуществимо.

– Зачем столько? – недоуменно прошептала Роксана.

– Как только мы получим лекарство, его надо будет доставить в Мунго. А нам будет нужно до утра вернуться в школу, иначе Макгонагалл возьмет нас с Сохатым за яйца и вышвырнет из замка так, что обратно мы уже не вернемся, нам дали это понять в полнолуние, – Сириус указал ладонью на Роксану. – Ты сама трансгрессировать не умеешь, прелесть моя, ровно, как и разнимать этих придурков, – Сириус кивнул на Джеймса и Снейпа. К тому же… – тут он выпрямился и окинул её презрительным взглядом. – У меня нет желания снова оставлять тебя один на один с твоей безумной семейкой.

Роксана улыбнулась и провела ладонью по его плечу.

– Эй, о чем вы там шепчетесь? – подал голос Снейп. – Учтите, я не блефую. Кинете меня – и я кину вас.

Джеймс обернулся к Снейпу, всем своим видом пытаясь дать слизеринцу понять, какое тот унылое и жалкое дерьмо.

– Ладно, мы возьмем тебя с собой, – сказал он, презрительно скривив губы. – В первый и в последний раз. Очень надеюсь, что там ты провалишься в какой-нибудь люк с копьями, и мы тебя больше никогда не увидим. У вас ведь есть люк с копьями? – Джеймс посмотрел на Роксану.

– Вокруг дома растут дъявольские силки, – бесхитростно сообщила Роксана.

– Класс. Будет плохо себя вести, хитрить, или кинет нас – скормим комнатным цветам твоей мамы, – и Джеймс снова посмотрел на Снейпа, задиристо откинув голову. Тот сопел, но виду не подавал, что испугался. – Ну что, Нюнчик? Хочешь на время стать пятым Мародером?

Сириус издал полный омерзения стон, а Снейп скривился и сплюнул на пол.

– Значит решено, – Джеймс кивнул. Ремус и Питер опустили палочки.

– Думаю, вы должны пожать друг другу руки, – деловито сказал Ремус, пряча палочку во внутренний карман мантии. Джеймс и Снейп уставились на него с одинаковым выражением ужаса на лицах. Ремус поднял голову и удивленно огляделся. – Просто формальность. Так мы будем знать, что вы согласны работать в команде и не попытаетесь выяснять отношения. Согласны?

– Лунатик, я всегда подозревал, что ты в душе садист, – покачал головой Сириус и обнял Роксану за шею. – Но вообще-то я с ним согласен, Сохатый.

Пару минут Джеймс и Снейп прожигали друг друга одинаково-ненавистными взглядами, а потом Снейп дернулся, сделал крошечный шаг вперед и протянул Джеймсу руку, кривя губы так, словно ему надо было пожать щупальце ядовитому осьминогу. Джеймс смотрел на него исподлобья, по-мальчишески, так, словно им снова было по одиннадцать, и они ненавидели друг друга за снежок, пущенный в лицо, или петарду, упавшую под ноги. А потом губы Сохатого вдруг расползлись в улыбке, не предвещавшей ничего хорошего. Прежде, чем Снейп успел что-то сделать, Джеймс с чувством харкнул себе в ладонь и с хлопком схватился за протянутую руку. Снейп издал вопль отвращения, но было уже поздно.

– Так мы скрепляем договоры, приятель, ничего не поделаешь. Мародерская печать, – громко сказал Джеймс под радостный хохот остальных. – Привыкай, ты теперь часть команды. Надеюсь потом кто-нибудь сотрет мне память, – с этими словами Джеймс разжал рукопожатие и пока Снейп судорожно оттирал свою ладонь мантией, вдобавок с силой хлопнул его по плечу и ненароком вытер свою. – Нам пора готовить операцию, Снейп, а ты смотри не проболтайся своим дружкам, а то мы тебя сами Мальсиберу сдадим, – он вдруг резко помрачнел. – Или на рога насадим. Это уж как повезет.

К отвращению на лице Снейпа примешалось недоумение, но Джеймс уже повернулся к нему спиной, обхватил Сириуса за плечи, Ремус пристроился с другой стороны и они пошли к выходу. Настроение Сохатого резко скакнуло вверх.

– Мародерская печать? – тихо спросил Сириус, улыбаясь и обнимая Роксану. – Что за хуйня, Сохатый?

– Ну ему-то откуда знать? – хмыкнул Джеймс, обернувшись на ходу. – Шалость удалась.

Они заржали и скрылись в проходе, а Снейп остался в пустом коридоре, раздираемый ненавистью и еще каким-то крайне неприемлемым чувством, чему отказывался давать определение.