До ее смерти осталось сто дней

– Ложись, Грейнджер, - прервал так и не оформившуюся до конца мысль Драко. Гермиона досадливо поморщилась: из-за него она не только упустила какое-то важное озарение, но и вернулась мысленно к недавним событиям.
– Хватит с тебя сегодня приключений. Я пойду.

Драко поднялся на ноги, еще мгновение вглядываясь в окно, словно мог увидеть что-то в кромешной темноте на улице. Хотя это же его дом… Ему не нужно видеть, чтобы знать здесь каждый уголок. Неосознанно он потер предплечье, в том месте, где под рубашкой находилась метка. Знак, который объединял его с убийцами и насильниками, с теми животными, которые наслаждались запахом чужой крови и видом непереносимой агонии. И все же он был другой… Быть может, только пока - годы службы Волдеморту наверняка наложили бы на него свою печать.

Драко пошел к двери, и Гермиона осознала, что еще несколько секунд, и она останется одна. Одна - с этой пустотой внутри, с горечью и страхом. Одна - в эту холодную зимнюю ночь. Одна - и никто не защитит ее от мыслей о том, что она сознательно сдалась, от осознавания, что она превратилась в эгоистку.

– Малфой!
– позвала Грейнджер, когда он уже взялся за дверную ручку.
– Не уходи.

Драко обернулся, неверный свет от волшебной палочки осветил его лицо. Сейчас он казался старше, а может, сегодня они оба стали старше. Он подошел к кровати, на которой она сидела, зажав ладони между коленей - такой испуганный, ребячливый жест.

– Я сегодня плохой собеседник, Грейнджер, - произнес Малфой. Он устал, - быть может сильнее, чем Гермиона могла себе вообразить - но все же не ушел молча. Он был с ней - в один из худших дней ее жизни.

– Тогда не разговаривай. Просто поцелуй меня.

Ох, будь время и место иное, Гермиона получила бы истинное удовольствие от растерянности, отразившейся на лице Малфоя. Но тогда ей было не до этого. Гермиона просто хотела, чтобы он был с ней. Если уж она свалилась сегодня в преисподнюю, то почему бы не уступить своему желанию? Падать больше все равно было некуда…

– Грейнджер, ты умом тронулась?
– ядовито прошипел Драко.
– Если я тебя поцелую, то проведу эту ночь здесь. С тобой, Грейнджер. И, поверь мне, утром у тебя будет гораздо больше причин, чтобы считать меня злодеем.

Гермиона ничего не ответила - у нее не было сейчас сил ни спорить, ни задумываться над возможной правдивостью его слов. Она медленно поднялась: ноги плохо держали и частично из-за этого, а частично из-за того, что просто хотела поступить так, она подошла к Малфою вплотную, положила ладони ему на плечи - мышцы под ее руками были так ужасно напряжены. А потом Гермиона поцеловала его: просто коснулась искусаными - когда только успела?
– губами его холодных тонких губ.

Несколько секунд он не отвечал: просто стоял неподвижно и неяркий свет от волшебной палочки, которую он сжимал в руке, бликами освещал его лицо. А потом, будто очнувшись ото сна, он запустил пальцы в ее волосы, дернул - больно и сильно. Поцеловал - жадно, голодно, будто намереваясь выпить остатки ее несчастной души. Он пробормотал что-то в поцелуй, Гермиона не поняла что, и, спустя секунду, его волшебная палочка почти беззвучно упала на ковер.

В комнате воцарилась кромешная тьма - этакий подарок для Гермионы! Она сейчас могла бы попытаться представить себя в объятиях Рона, но даже приложи она всю свою фантазию, ей бы это не удалось. Ни с кем и никогда она бы уже не спутала ни запах, ни руки, ни губы Драко. Рон, ее милый неловкий Рон, был бы нежен и неуклюж. Он бы никогда не сделал больно. Но в эту проклятую ночь Гермиона нуждалась и в этой боли, и в напоре, который изгонял из головы сводящие с ума воспоминания. Нуждалась в Малфое.

Драко укусил ее за губу. Гермиона всхлипнула, чувствуя, как разливается во рту металлический привкус. Малфой лизнул ранку - и снова, и снова, и снова. Безумный, дикий, он, кажется, пьянел от вкуса ее крови.

– Ты сладкая, Грейнджер. Сладкая и такая грязная… - бормотал в поцелуе Драко. Обидные, злые слова - но тон! Каким же тоном он это говорил! Никто и никогда так не хотел, и вряд ли когда-либо будет хотеть Гермиону.

Грейнджер казалось, что она тонет. Вот точно так же она задыхалась, лишь изредка - на ничтожно короткое мгновение - выныривая на поверхность, чтобы потом вновь погрузиться в неистовое беспамятство.

Тишину комнаты нарушил треск рвущейся ткани - это Драко не хватило терпения снять с Гермионы футболку. Вспышка стыдливости - и вновь беспамятство. Губы Малфоя на ее шее - горячо, больно, хорошо - все одновременно. Его руки - холодные-холодные - на ее покрытой испариной, разгоряченной спине.

Ее ноги подкосились, и Гермиона, потянув Драко за собой, упала на кровать. Вспышка паники - и вновь беспамятство. Его язык прошелся по ее ключице и ниже - к часто вздымающейся груди. На светлой коже наверняка останутся следы - метки похлеще, чем у Драко на предплечье.

Вскоре Грейнджер оказалась полностью обнаженной. Вспышка смирения - и вновь беспамятство. Пускай, пускай наполнит ее болью и горечью, пускай выжжет из ее измученного тела последние часы. Пускай оставит только себя - в ней.

Со своей рубашкой Драко тоже не церемонился - дернул, и дробь мелких пуговиц щекотно рассыпалась по груди и животу Гермионы. Она положила ладони ему на плечи, погладила вниз, по рукам. Пальцы задели немного загрубевшую кожу - Грейнджер и в темноте могла бы проследить изгибы метки. Малфой молчал, дышал тяжело - возможно, это был своеобразный благородный жест с его стороны, и таким образом он давал ей время одуматься, осознать, с кем именно она собирается разделить свою первую близость.

– Что, Грейнджер, уже жал…

Гермиона не дала ему договорить, стремительно накрыв его рот ладонью. Нашел время идти на попятную!

Говорить Гермиона не хотела, ей казалось, что голос выдаст ее с головой - и всю ее полынную грусть, и тоскливую нежность. Положив ладонь ему на затылок, Гермиона притянула голову Драко к себе, поцеловала его, упиваясь этим коротким моментом его растерянности.

В тишине громко звякнула пряжка ремня Малфоя, холодный металл оцарапал Гермионе бедро, но она едва ли заметила это. Перед глазами все плыло, живот сводило и по коже бегали мурашки - там, где ее касались его пальцы.

Драко накрыл ее тело своим, в темноте глаза его блестели лихорадочно. Кажется, он хотел что-то сказать, но в последнее мгновение передумал. Ладонь его погладила Гермиону по животу, скользнула ниже, к внутренней стороне бедра. Она выгнулась инстинктивно, вжалась в него - плоть к плоти. С губ Гермионы сорвался стон, она обняла его ногами за талию - такой бесстыжий, приглашающий жест. Старая Гермиона никогда бы себе такого не позволила. Но старая Гермиона умерла бы несколько часов назад, там, в гостиной.

– Ты запомнишь это, Грейнджер, - прошептал Малфой, еще раз проведя языком по ее нижней губе.
– Я не позволю тебе забыть, ясно?

– Я даже не буду пытаться, - произнесла Гермиона, целуя его в плечо.
– Я хочу это помнить, Драко. Хочу… помнить…

А потом стало и больно, и хорошо, и так… правильно, что ли? Он не давал ей времени, он взял ее, поглотил полностью - от макушки до кончиков пальцев. Она навсегда запомнила этот момент - Драко ей не соврал. Помнила каждый его толчок, каждый поцелуй, соленый вкус его кожи и жар рук. Помнила, как он прикусил ее нижнюю губу, когда кончил, как целовал ее почему-то мокрые от слез щеки и гладил все еще дрожащее после оргазма тело.