До ее смерти осталось сто дней

– Мисс Грейнджер, - Люциус подкрался так незаметно. Гермиона инстинктивно схватилась за волшебную палочку и только спустя несколько секунд с усилием разжала пальцы.
– Дамблдор дал согласие. Вы можете воспользоваться каминной сетью.

Гермиона кивнула и, выдохнув, направилась в библиотеку. О Драко она старалась не думать - это наверняка пошатнуло бы ее решимость.

***

– Вы изменились, мисс Грейнджер, - блеклые голубые глаза из-за очков-половинок смотрели внимательно и немножко удивленно.
– Повзрослели.

– Возможно, - неопределенно пожала плечами Гермиона. Она сидела за столом, со стен на нее взирали многочисленные предшественники Дамблдора, но волнения она не испытывала. Вероятно, общество Малфоев наложило на нее даже больший след, чем она предполагала.

– Так что, профессор? Вы расскажете мне?

– Лимонных долек, мисс Грейнджер?
– подвигая к ней блюдце, предложил директор.

– Нет, спасибо, - Гермиона улыбнулась, хотя осознавала, что улыбка ее получилась натянутой. У нее начинала болеть голова - и меньше всего ей сейчас хотелось ходить вокруг да около.

– Вы уже видели своих друзей?

– Нет. Я здесь для того, чтобы поговорить с вами. Остальное подождет.

– Вот как, - задумчиво протянул Дамблдор. Его напускной энтузиазм угас, он как-то сразу сгорбился, выдавая свой истинный возраст. Потом он устало потер переносицу морщинистыми пальцами с узловатыми суставами и произнес: - Помнится, раньше вы мне доверяли, мисс Грейнджер. Это изменилось? Вы сомневаетесь, что все мои поступки направлены на пользу магического мира в целом и вас - в частности?

– Нет, не сомневаюсь, - слукавила Гермиона. Да, она верила, что Альбус Дамблдор - величайший светлый волшебник, но так же понимала, что невозможно соблюсти интересы всех, когда на кону стоит благополучие мира. Но говорить этого она ему не стала - не сейчас.
– Но, профессор, я рассчитываю на взаимное доверие. Я благодарна вам за стремление защитить меня, но способ, которым вы хотите этого достичь, простите, изначально был странным. В конце концов, я имею право сама решать, рисковать своей жизнью или нет. Я рискую ею ежедневно в Малфой-Мэноре, вы же понимаете?

– Люциус Малфой недостаточно гостеприимен с вами, мисс Грейнджер? Вам стоило дать мне знать об этом.

– Причем здесь Люциус?
– воскликнула Гермиона. Она никогда не позволяла себе прежде такого тона, безоговорочно веря в авторитет Альбуса Дамблдора, но сейчас он вел с ней какие-то игры, и ей это совсем не нравилось.
– Вы же прекрасно знаете, что Малфой-Мэнор - это штаб-квартира Пожирателей. И о том, что я нахожусь там, знает Волдеморт. Если вот так выглядит безопасность, то она мне даром не нужна!

– Гермиона, - мягко проговорил директор Дамблдор. Тон его теперь был снисходительным, словно он разговаривал с ребенком, который его разочаровал.
– Неужели вы думаете, что я не продумал все? Какой резон Волдеморту вредить вам сейчас, ведь он знает, что вам на данном этапе ничего не известно. Это незнание - вынужденная мера, направленная на то, чтобы защитить вас. Но если бы Волдеморт по какой-либо причине вызвал вас к себе, Люциус тут же отправил бы вас в Хогвартс.

– Да? Разозлил бы своего хозяина? Терпел бы ради меня Круцио? Подвергал бы риску своих жену и сына? А я и не знала, что Люциус Малфой так дорожит мною, - Гермиона уже не могла скрывать злость. Она так устала быть пешкой, двигаться по шахматной доске волею чужих рук.

– Такова цена его свободы, - развел руками Дамблдор и, помолчав, добавил: - Я расскажу вам все после Рождества, мисс Грейнджер. Осталось две недели, потерпите. Доверьтесь мне.

– Значит, две недели… - вздохнула Гермиона и, прикусив губу, решительно произнесла: - Нет, я не вернусь в Мэнор без информации. Я остаюсь в Хогвартсе. Надеюсь, вы меня поймете.

– Мисс Грейнджер… - профессор Дамблдор хотел возразить, переубедить ее - Гермиона это точно знала - но неожиданно передумал. Он лишь улыбнулся - мудрой, старческой улыбкой, и Грейнджер ощутила, как болезненно кольнуло ее сердце. Дамблдор ведь столько раз помогал ей, а она…

Но Гермиона все же нашла в себе силы не изменить собственное решение. Она не могла оставаться в Мэноре - потому что именно там погибала она настоящая, потому что она чувствовала, что нужна здесь.

– До свидания, профессор.

– Да-да, до свидания, - пробормотал директор.
– Драко Малфой теперь тоже останется здесь.

Это звучало как утверждение, а не вопрос, но Гермиона все равно ответила:

– Предполагаю, что да. Вы ведь отправили его домой в качестве компании для меня…

И тут Гермиона осеклась: почему она никогда прежде не задумывалась, каким странным был этот повод? Уж если Малфои принимали у себя чужую магглорожденную гриффиндорку и хотели немного облегчить ее пребывание у себя, то какой был смысл ей навязывать Драко, с которым они терпеть друг друга не могли? Да, он должен был присматривать за ней, - так говорили - но и в неприятности она попадала зачастую из-за него. То следила за ним, то пыталась понять…

– Профессор, - тихо начала она, - эта угроза… Она касается только меня или…

– Я не знаю, мисс Грейнджер, - неопределенно пожал плечами Дамблдор.
– Все могло измениться, в это время сложно делать прогнозы. А я, к сожалению, не могу предсказывать будущее.

Гермиона кивнула и вышла - понимала, что больше ничего не узнает. Теперь тревога стала мучительнее вдвойне: она бы хотела не беспокоиться о Драко, но не могла. Погруженная в свои размышления, она почти не смотрела по сторонам, хотя раньше думала, что после возвращения будет с восторгом рассматривать каждый коридор Хогвартса. Иногда ей встречались знакомые - они удивленно пялились ей вслед, но пока приходили в себя, Гермиона успевала пройти мимо, сухо кивнув. Ей сейчас не до болтовни - у нее осталось две недели, чтобы размотать запутанный клубок тайн.

***

– Гермиона, - улыбка Гарри была такой искренней, а объятия такими крепкими, что Гермиона и сама невольно заулыбалась. Как же она, оказывается, соскучилась!
– Мы тебя не ждали еще две недели. Все хорошо?

– Да, не переживай, - отмахнулась Грейнджер.
– Лучше скажи, как ваши дела? Где Рон?

– Рон… - стушевался Гарри. Продолжать не было необходимости, по его реакции все стало ясно. Но он все же виновато, словно заранее извиняясь за свое лукавство, сморщился и сказал: - Бродит где-то.